Леонид Маркович Исаев (р. 1987) – старший преподаватель кафедры общей политологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики».

Марианна Вячеславовна Ожерельева (р. 1987) – ведущая радиостанции «Голос России».

 

Всех без исключения наблюдателей, следивших за событиями так называемой «арабской весны» 2011 года, волновал вопрос о том, насколько глубоки охватившие регион перемены. Что происходило в арабском мире: демократическое переустройство или всего лишь перегруппировка сил внутри властвующих политических элит? Дискуссия на эту тему началась вместе с протестными акциями в Тунисе: после того, как уличный торговец Мухаммед Буазизи устроил акт самосожжения, в американском журнале «Foreign Policy» появилась статья Марка Линча «“Арабская весна” Обамы?»[1]. Именно с этого момента термин, содержавший явные отсылки к европейской «весне народов» 1848 года, вошел в широкий оборот.

 

Времена года

Само по себе понятие «арабская весна» изначально придавало захлестнувшим арабский мир событиям конкретный смысл, ассоциируясь с исчезновением старых порядков, началом обновления и надеждами на позитивные перемены. Уход единоличных лидеров, десятилетиями правивших своими странами, и образовавшийся в результате политический вакуум, который некому было заполнить, только укрепляли всеобщее убеждение в том, что авторитарное прошлое арабских республик миновало, а общество наконец-то вступает в эпоху демократии. Однако, и это важно, в самих арабских государствах ситуация изначально оценивалась не столь однозначно. Здесь интересно сравнение, которое в 2012 году предложил профессор Иорданского университета Заид Айадат. Любой араб или гость арабского мира – заметил он – знает, что весна здесь невероятно красивый, но короткий период времени; это обстоятельство, по словам ученого, полностью применимо и к политическому термину «арабская весна», под которым надо понимать краткосрочный и преходящий период, не влекущий за собой сколько-нибудь радикальных преобразований арабских обществ[2].

Ранее не раз высказывалась мысль о том, что феномен «арабской весны» подошел к своему завершению[3]. Ее конец пришелся на смерть Муамара Каддафи и падение режима Джамахирии. Она так и не смогла свергнуть ни режим Башара аль-Асада в Сирии, ни правящий дом аль-Халифа в Бахрейне, ни окружение Али Абдаллы Салеха в Йемене, чей уход стал лишь видимостью. События в Сирии давно превратились в очередную западную кампанию по «демократизации» Ближнего Востока, подобную той, что уже имела место в Ираке. А непрекращающаяся «политическая турбулентность» в Ливии, Египте, Йемене и, в меньшей степени, в Тунисе никак не позволяет расценивать происходящие там события по-весеннему оптимистично.

Интересно, что само население арабских стран, по сути, и похоронило надежды тех, кто ждал от «арабской весны» торжества демократии в регионе. Ведь демократический опыт пришелся явно не по душе очень многим арабам. Прокатившаяся по арабским странам революционная лихорадка привела лишь к временной смене некоторых правительств. Сейчас, через три года после начала «арабской весны», народ нередко отказывается от новичков во власти, недвусмысленно заявляя о своем желании вернуться в недавнее прошлое. В свете сказанного показательно угасание протестных настроений в Алжире: это произошло во многом из-за того, что население предпочло стабильный, пусть и авторитарный, режим Абдель Азиза Бутефлики возможным переменам, дав зеленый свет четвертому сроку нынешнего президента[4].

В Египте первые сигналы, свидетельствующие о «кризисе революции», начали поступать уже на следующий год после свержения Хосни Мубарака. Так, нижняя палата парламента, избранная по результатам первых за всю современную историю страны честных выборов, прошедших в отсутствие давления со стороны власти, не успела толком приступить к выполнению своих обязанностей, как была распущена по решению Конституционного суда. Ситуация достигла точки бифуркации 30 июня, когда Высший совет вооруженных сил перечеркнул все надежды на то, что Египет пойдет по демократическому пути развития:

«Избавляясь в 2012 году от исламистской Народной ассамблеи, Высший совет вооруженных сил все-таки отдал дань политическим приличиям, проведя решение о ее роспуске через Высший совет судей; спустя год, в 2013 году, не понадобилось даже и этого: захотели и разогнали, ссылаясь на волю площади Тахрир»[5].

 

Египетская парадигма и йеменские подражатели

В мае 2014 года в Египте состоялись очередные президентские выборы, на которых с большим отрывом и на практически безальтернативной основе победил экс-министр обороны Абд аль-Фаттах ас-Сиси. Тем самым контрреволюция, произошедшая в стране 30 июня 2012 года и приведшая к власти силы, находившиеся у руля до 2011 года, получила свое окончательное оформление. Реконструкция политической жизни все более явственно обнаруживает выход египетского общества к той нулевой отметке, с которой, собственно, и начинались потрясения. Новая египетская власть становится все более милитаризованной и все менее демократичной. Обращает на себя внимание то, что подобные перемены инициируются не столько сверху, сколько снизу. Ас-Сиси стал олицетворением новейших чаяний египетского народа. Проголосовав за него, египтяне не просто выбрали себе очередного президента, вышедшего из военной среды; они продемонстрировали стремление вернуться назад, во времена Мубарака, предпочли «стабильность» (ту самую, от которой тремя годами ранее побоялись отказываться алжирцы) демократическим преобразованиям. В лице ас-Сиси народ хотел бы обрести нового Насера, человека, способного «железной рукой» навести порядок, сильного лидера, сосредоточившего в своих руках всю полноту власти.

Причем египетский контрреволюционный прецедент, когда силы, отстраненные от власти в 2011 году, вновь вернулись к управлению страной, из единичного случая грозит превратиться в правило. В ходе последовательного, друг за другом, крушения авторитарных режимов (Тунис, Египет, Йемен и так далее) арабское общество продемонстрировало приверженность своеобразному «принципу домино». Решаясь выйти с протестными акциями на улицы собственных городов, граждане той или иной страны неизменно оглядывались на то, что происходит у соседей. Ярким примером подобной преемственности в поведенческих моделях можно считать Йемен, который традиционно зависим от событий, происходящих в Египте. Так, в начале 2012 года, когда Салех уже ушел, йеменская оппозиция мотивировала свой отказ покидать улицы тем, что образовавшийся вакуум могут заполнить исламисты, – подобно тому, как это происходило в тот момент в Египте.

Отчасти так оно и получилось: власть в стране частично перешла в руки семейства аль-Ахмаров, возглавляющего наиболее влиятельную племенную конфедерацию Хашид, а его основными союзниками стали исламистская партия «Аль-Ислах» и йеменские «братья-мусульмане», поднявшиеся на волне успеха своих идейных вдохновителей в Египте. Сторонником аль-Ахмаров оказался и временный президент страны Абд Раббо Мансур Хади, отличительной чертой которого всегда являлось отсутствие политических амбиций, за что в свое время он удостоился неофициального прозвища «молчаливого» вице-президента. Однако удача сопутствовала могущественному семейству лишь до тех пор, пока «братья-мусульмане» находились у власти в Египте; свержение же Мухаммеда Мурси и последующая межарабская изоляция ассоциации и ее зарубежных ячеек резко подорвали позиции временного йеменского руководства, установив в стране фактическое двоевластие.

На сегодняшний день основные политические силы в Йемене сосредоточились вокруг двух противоборствующих лагерей – Всеобщего народного конгресса (ВНК), главой которого является смещенный в ходе «арабской весны» экс-президент страны Али Абдалла Салех, и уже упомянутого клана аль-Ахмаров во главе с Садыком аль-Ахмаром. За минувшие три года эти две силы притянули к себе остальных политических акторов Йемена: вокруг аль-Ахмаров сплотились партия «Аль-Ислах» и «братья-мусульмане», в то время как Всеобщий народный конгресс поддержали партии БААС, «Союз народных сил» и движение «Ансар Аллах». При этом подавляющее большинство членов временного парламента – Палаты представителей – до сих пор составляют депутаты от ВНК (58% мест), включая и спикера. Это объясняется тем, что Палата представителей Йемена до сих пор функционирует на основе результатов парламентских выборов 2003 года; с того времени выборы в законодательный орган власти неоднократно откладывались под предлогом нехватки средств на проведение избирательной кампании. Разделенным оказался и кабинет министров Йемена. Ключевые финансовые посты занимают представители ВНК, в то время как портфели руководителей силовых структур достались аль-Ахмарам. Впрочем, в силу местной специфики престиж «силовиков» не слишком велик, поскольку, скажем, пост министра обороны страны отнюдь не обеспечивает контроля над йеменской армией (так, кстати, было и при Салехе), а является лишь административной должностью.

После прихода Мансура Хади на пост временного президента была ликвидирована традиционная для Йемена нарезка военных округов, что привело к фактическому исчезновению национальной армии. Кроме того, была распущена Республиканская гвардия, которую возглавлял сын Али Абдаллы Салеха; она превратилась в войска резервного назначения. В общей сложности военные реформы последнего времени привели к тому, что в Йемене вокруг каждой политической силы сложилась своя военизированная группировка. Интересно, что при таком раскладе наиболее боеспособной оказалась армия хуситов – группировки шиитов-зейдитов, населяющей северные районы Йемена и получившей свое название в честь ее лидера Хуссейна Бадр ад-Дина аль-Хуси, убитого в 2004 году. За последнее время им удалось одержать целый ряд крупных военных побед и заметно расширить подконтрольные территории. Формирования хуситов остановились лишь в нескольких километрах к северу от столицы Саны, предварительно захватив резиденцию главы племенной конфедерации Хашид – Садыка аль-Ахмара. О военной мощи хуситов свидетельствует, в частности, неспособность Саудовской Аравии вернуть себе захваченные приграничные территории, остающиеся под контролем их организации «Ансар Аллах».

Единственной силой, способной составить конкуренцию хуситам в военном плане, является сам бывший президент Салех, армия которого состоит из оставшихся верными ему отрядов распущенной Республиканской гвардии. Правительственные войска, лояльные аль-Ахмарам, неоднократно пытались арестовать экс-президента, однако ни одна из этих попыток не увенчалась успехом. Что касается самих аль-Ахмаров, то их военным крылом, по сути, является de jure расформированная, но de facto по-прежнему существующая первая бронетанковая дивизия во главе с генералом Али Мохсеном, повышенным в должности до советника временного президента.

Однако наибольший интерес представляет негласный союз Салеха с хуситами, еще несколько лет назад казавшийся немыслимым. Напомним, что в годы правления прежнего президента север Йемена считался самым небезопасным регионом в стране. Вражда между Салехом и хуситами имела давние корни, а сам президент в ходе своего правления шесть раз воевал против «Ансар Аллах». Но на сегодняшний день эти две политические силы оказались по одну сторону баррикад, выступив серьезным противовесом для действующей власти в лице аль-Ахмаров. В свою очередь для самого Салеха подобный шаг кажется весьма выгодным с политической точки зрения: лидеры хуситов не планируют всерьез бороться за пост президента Йемена, но при этом они способны обеспечить серьезную поддержку кандидату ВНК, как политическую, так и военную. Салеху, однако, пришлось пойти на уступки новым партнерам, признав ошибочность прежних военных действий в отношении хуситов и гарантировав им политическое представительство в новом правительстве и парламенте.

При этом действующая послереволюционная власть, ассоциируемая с аль-Ахмарами, существенно ослабила свои позиции прежде всего в связи с планируемой федерализацией государства. Из трех вариантов, рассматриваемых Комиссией по национальному примирению, за основу был принят проект, предусматривающий создание шести округов. При этом сама «нарезка» вызвала бурное неодобрение. Так, южане выступили против разделения юга страны на две провинции, настаивая на неделимости Южного Йемена как единого субъекта будущей федерации. Хуситам достался район, не имеющий выхода к морю и не обладающий никакими природными ресурсами, что вынудило их военным путем захватывать прилегающие территории. При этом причиной своих проблем они считают аль-Ахмаров, пытающихся сохранить контроль над наиболее богатыми территориями.

Такая диспозиция предопределила очередную отсрочку референдума по конституции, а также откладывание президентских и парламентских выборов. На сегодняшний день сохраняются две конституционные проблемы, которые не удается урегулировать: помимо очертаний будущих субъектов федерации, это еще и требования к кандидату на пост президента. В последнем случае камнем преткновения стало внесенное аль-Ахмарами предложение на десять лет запретить выдвижение на президентский пост лицам, ранее занимавшим военные должности. Очевидно, что жертвой данного требования станет прежде всего Ахмед Салех, сын бывшего президента и главный претендент на высший государственный пост.

 

Прошлое как будущее

Еще одной причиной, откладывающей проведение выборов, является отсутствие у клана аль-Ахмаров кандидатов, способных победить в предвыборной гонке. Из-за полной неразвитости институтов партийного представительства и оппозиции в аравийском государстве до сих пор нет политической силы, способной заполнить политический вакуум, вызванный уходом Салеха. Аналогичная картина наблюдалась и в других арабских странах, где «арабская весна» привела к смене режимов. Неслучайно в том же Египте место Национал-демократической партии Мубарака заняли «братья-мусульмане», за свою вековую историю накопившие огромный опыт политической борьбы. Прочие же оппозиционные силы, которым пришлось развиваться под гнетом авторитарной власти, просто не успели повзрослеть. В Йемене получилось то же самое, но с оговорками: правящая партия в лице Всеобщего народного конгресса здесь продолжает свое существование, причем располагая большинством в Палате представителей, а Салех, в отличие от Мубарака, остается пусть и не президентом республики, но руководителем правящей партии, продолжая оказывать существенное влияние на ситуацию в стране. Многие до сих пор считают его реальным хозяином страны, а лояльные СМИ продолжают именовать его «президентом», не уточняя, идет ли речь обо всем государстве или только о ВНК. Несмотря на то, что на ближайшие выборы сам Али Абдалла Салех уже не пойдет, на сегодня только он способен обеспечить претенденту на победу необходимую электоральную поддержку. У других партий, которые откровенно слабы, авторитетных и узнаваемых лидеров просто нет.

Для аль-Ахмаров ситуация осложняется и тем, что, вступив в альянс с «братьями-мусульманами» на волне их египетских успехов 2012 года, сегодня они несут издержки. Это произошло из-за конфликта между Саудовской Аравией и Катаром: находясь под опекой Катара, аль-Ахмары и йеменские «братья-мусульмане» оказались в положении, аналогичном положению их египетских единомышленников. Это означает, что они тоже попали в международную опалу, а большинство арабских государств не хотят иметь с ними никаких дел. Учитывая сказанное, не исключено, что Саудовская Аравия – ключевой внешний игрок в йеменской внутренней политике – сделает ставку именно на ВНК, а не на аль-Ахмаров, сотрудничающих с исламистами, ячейки которых угрожают стабильности и самого саудовского королевства. Конечно, союз Салеха с хуситами также не очень радует саудовскую верхушку, но все же он кажется меньшим злом, чем исламисты: последние угрожают самому правлению ас-Саудов, в то время как первые лишь частично покушаются на их позиции в Йемене.

Все сказанное свидетельствует о том, что Йемен с большой долей вероятности может пойти по пути Египта и провести свою контрреволюцию, причем даже бескровную. На ближайших президентских выборах к власти в стране может вернуться прежняя политическая элита, представленная окружением экс-президента Салеха. Очевидно, что нынешняя власть в Сане себя сильно дискредитировала и не может вывести страну из политического и социально-экономического кризиса, а население демонстрирует все большее желание вернуться к прежним методам управления государством, практиковавшимся при Салехе. И это не случайно: и в Египте, и в Йемене силы, пришедшие к власти после революционных событий 2011 года, оказались у руля впервые, сразу же допустив ряд фатальных ошибок политического характера. Так, египетские «братья-мусульмане», впав в головокружение от успехов, вызванное победой на двух референдумах, парламентских и президентских выборах, отказались идти на соглашение с прочими политическими силами. Тем самым «братья» всего за год своего правления настроили против себя практически все главные политические силы страны, что и предопределило их падение.

Столь же самонадеянно повели себя и аль-Ахмары, что подтверждается их бескомпромиссностью в отношении федерализации государства. Это заставило многие политические силы, поддержавшие их на заре «арабской весны», перейти в оппозицию. Уместно заметить, что при обсуждении таких конфликтных вопросов, как федерализация Йемена, Салех изначально отдавал пальму первенства своим оппонентам, делая их тем самым единственными ответственными за неудачи. Выжидательная политика Всеобщего народного конгресса принесла свои плоды: все больше политических сил в Йемене, включая социалистов, БААС и другие партии, склоняются к тому, что в противостоянии ВНК и аль-Ахмаров бывший президент выступает меньшим злом. Кроме того, силы Салеха в последнее время зарекомендовали себя в качестве стороны, с которой можно договариваться и которая способна идти на уступки партнерам.

 

* * *

«Арабская весна», будучи явлением мимолетным, покинула регион так же стремительно, как и пришла в него. Достаточно быстро время надежд и ожиданий арабов сменилось сначала разочарованием, а потом и вовсе тоской по прежней стабильности. Примечательно, что само слово «стабильность» в современном арабском мире звучит все чаще, отражая чаяния все большей части населения региона. На Ближнем Востоке, похоже, наступила «арабская осень» – время опустошения, когда арабам приходится потуже затягивать пояса в ожидании нового туристического сезона. Так ведь оно и выходит: бюджеты арабских республик за годы потрясений опустели, страны, еще три года тому назад демонстрировавшие динамичное развитие[6], погрязли в долгах, а население ждет масса непопулярных, но неизбежных социально-экономических реформ. Метаморфозы политической власти в арабских странах продолжаются, весну сменила осень, и арабский мир открыл новую страницу своей истории.