Екатерина Сокирянская (р. 1975) – директор проекта по Северному Кавказу Международной кризисной группы и член правления общества «Мемориал». Последние 10 лет занимается исследовательской и правозащитной работой на Северном Кавказе. В 2003–2008 годах постоянно жила и работала в Ингушетии и Чечне, в 2008–2011-м – исследователь и куратор программ «Мемориала» в Дагестане и Кабардино-Балкарии.

 

По мнению многих экспертов, фрагментация и традиционализм чеченского и ингушского обществ, их поздняя и неравномерная модернизация, являются существенными факторами дестабилизации политического процесса в Ингушской и Чеченской республиках. Устойчивость традиционных структур, таких, как тейпы (кланы), нередко называют одной из важных причин неспособности республиканских властей создать эффективную систему государственного управления. Несмотря на то, что подобные объяснения могут, на первый взгляд, показаться убедительными, практически не существует современных исследований состояния традиционных структур на Северном Кавказе, описывающих их продолжающуюся эволюцию, особенности функционирования и параметры взаимодействия как с государством, так и с неформальными социальными структурами. В этой статье мы попытаемся сделать некоторый шаг в этом направлении, прежде всего рассмотрим основные характеристики современного тейпа и попытаемся оценить, является ли тейп фактором субнациональной интеграции, социальной организацией, способной влиять на общественную жизнь в Ингушетии и Чечне.

В качестве главных методов исследования в работе использовались включенное наблюдение и интервью. На первом этапе включенного наблюдения (продолжительностью четыре года) я воздерживалась от проведения структурированных интервью и ограничивалась наблюдением с целью максимального ограничения влияния существующих представлений и стереотипов на объективное восприятие исследуемого объекта. По прошествии этих лет, составив представление о системе родственных отношений в Ингушетии и Чечне, я перешла к структурированным интервью.

С целью осуществления детального анализа для проведения интервью были выбраны 20 тейпов – десять чеченских и десять ингушских – из разных регионов обеих республик. В каждом тейпе были опрошены мужчины и женщины, проживающие в различных населенных пунктах и принадлежащие к различным возрастным группам.

Также в Ингушетии и Чечне были выбраны несколько населенных пунктов для анализа социальной динамики и тейповых отношений на местном уровне. Кроме того, были проведены более ста интервью с политиками, экспертами, учеными, журналистами, сотрудниками неправительственных организаций, религиозными лидерами и старейшинами.

 

Кланы и группы происхождения в Ингушетии и Чечне

Как с любой другой идентичностью, респонденты придают различное значение тейпу. Некоторые говорили, что тейп имеет большое значение в их жизни:

 

«У чеченцев – тейповое общество, и все должны об этом знать. А кто этого не знает, вообще ничего не понимает»[1].

 

Многие чеченцы считают, что без тейповой структуры они могут потерять свою идентичность, оказаться под воздействием чуждого влияния, другие члены общества могут оскорбить их или унизить. Впрочем, другие настаивают на том, что тейп разложился и более не существует:

 

«Кланы исчезли. Осталась только формальная идентичность как атрибут традиционализма. Молодежь даже ее уже не воспринимает серьезно. Тейпы, находящиеся в конфликте, теперь женятся. Парни просто воруют невест – и все, враги становятся родственниками»[2].

«Для меня тейп – просто указывает на географическое происхождение семьи человека»[3].

 

Объективно можно утверждать следующее: в Чечне, установив тейповую принадлежность собеседника, местный житель получает определенный объем информации: он понимает, из какой части республики этот человек происходит, может предположить, где в настоящий момент живет часть его родственников. Кроме того, знание тейповой принадлежности позволяет найти общих знакомых, что облегчает первый контакт и способствует установлению доверия.

В прошлом чеченские и ингушские тейпы являлись классическими группами происхождения, с характерной мифологией общего предка и идеей патрилинеальной наследственности. Сегодня, несмотря на то, что идиома родства продолжает играть важное значение для сохранения тейповой идентичности, члены тейпов понимают, что представление о биологическом родстве – во многом результат социальной конструкции. Принимая во внимание, что чеченские тейпы слишком многочисленны, а их история в значительной степени утрачена, большинство чеченских тейпов окончательно отказались от идеи биологического родства. «Мы не родственники, – объяснили мне представители тейпа “галай”. – Мы просто происходим из одной местности».

В отношении ингушских тейпов картина несколько иная, они значительно меньше чеченских (исключение составляют несколько крупных тейпов), в связи с чем идея биологического родства имеет большее значение. Несмотря на понимание относительности этой идеи, никто не может стать членом тейпа по выбору. Респонденты рассказывали, что даже тем, кто входит в тот или иной тейп больше столетия, при случае могут напомнить об их чужеродном происхождении.

 

Некоторые особенности чеченского тейпа

Первичное значение слова «тейп» (араб.) – клан, родственная организация людей общего происхождения. По мнению чеченских этнологов, в Чечне сегодня насчитываются от 134 до 164 тейпов[4]. Тейпы состоят из «патрилинеальных линий», разделенных на «ветви», «ответвления», состоящие в свою очередь из отдельных семейств. Тейп имеет общее географическое происхождение (нередко это одно село) и лингвистические особенности (легкий диалект). Численность некоторых тейпов может быть весьма значительна: например, ингушский тейп «оздой», по некоторым данным, насчитывает около 69 000 человек, а в чеченский тейп «беной» входит до 15% чеченского населения. У каждого тейпа есть миф об общем происхождении, общая историческая родина и общее архитектурное наследие – боевая башня в горах (в настоящее время в Чечне многие башни разрушены). К делению на «линии» и «ветви» следует добавить деление по территориальному принципу: в результате процессов добровольной и вынужденной миграции представители одного тейпа нередко проживают в различных населенных пунктах. Я называю этот феномен «территориальными сегментами тейпа».

Сегодня большинство чеченских фамилий имеют исламское происхождение и чаще всего образованы от имени деда или отца. Члены одного тейпа могут носить сотни разных фамилий. И даже члены ветви могут носить отличающиеся фамилии, что, безусловно, сильно усложняет определение тейповой принадлежности. Большинство чеченских тейпов сохранили легенду о происхождении от общего предка – обычно мифологической или исторической фигуры. В последнем случае речь нередко идет об арабских миссионерах на Кавказе, чьи сыновья остались на чеченской территории. Два или три тейпа могут считать себя связанными родственными отношениями, потому что, согласно легенде, они произошли от сыновей одного отца. Процитирую пожилого крестьянина Адама, жителя поселка Горагорск (чеченский тейп «ригхой»):

 

«Поколения моих отцов жили в селении Ригахой, я уже десятый потомок. Наши старики говорили, что происхождение у нас арабское. В начале исламизации из Самарканда в Чечню приехал религиозный деятель, проповедник Ибн Аббаз. Он прибыл в Дербент (Дагестан) на Каспийском море, оттуда он перешел пешком в дагестанское село Жал, а потом в наши края и основал село Ригахой. У Ибн Аббаза было 12 сыновей, и он всех их послал распространять слово ислама».

 

Чеченские ученые согласны с тем, что местный тип тейпа является родственно-территориальным или территориально-экономическим союзом – фактором социальной идентичности, основанной на мифе об общем родстве/предке.

 

«Раньше считалось, что тейп – это просто родственники. Но это великое заблуждение. Чеченский тейп пережил большие потрясения и трансформировался. Некоторые тейпы были социально-экономическим явлением, они развивались, как гильдии ремесленников. Другие произошли от веток других тейпов, разрослись и сами стали тейпами. У нас также есть новые тейпы, это пришлые народы, которые интегрировались в чеченский этнос, – например, кабардинский тейп “черкзи”, тейп казаков – “гуной” или “джукти” – тейп горных евреев»[5].

«Тейп – это соседская община, сконструированная в терминах родства. Когда возник институт тейпа, нужно было его освятить. Таким образом, произошла сакрализация тейпа как организации родственников. Без идеологии было бы невозможно создать такой институт»[6].

 

Чеченский тейп не экзогамен[7]. Представители тейпа «галай» рассказывают, что даже предпочитают родниться с представителями других веток своего тейпа (или с тейпами из того же района): «У нас все похоже: ритуалы, повседневные обычаи. Даже обувь мы одинаково ставим в коридоре». У чеченцев и ингушей считается, что общий ген остается в крови до седьмого поколения. После семи поколений молодые люди уже могут заключать брак. Поэтому для чеченского или ингушского мужчины обязательно знать имена родственников по мужской линии до седьмого поколения. Многие чеченцы помнят свои родословные до XVI–XVII века, что снимает препятствия для брака на однотейповцах. Некоторые пожилые респонденты показали мне написанный от руки список семи предков, который они всегда носят с собой.

 

Ингушская фамилия

Ингушские тейпы обычно называют «фамилиями», так как многие их члены носят одни и те же фамилии. Внутри каждого тейпа есть множество линий и ветвей, которые имеют такое же название. Таким образом, ингушские «фамилии» – это и тейпы, и ветви внутри тейпов. Однако, в отличие от чеченского тейпа, который может насчитывать сотни фамилий, количество фамилий ингушского тейпа на порядок меньше. Ингушские фамилии, как правило, имеют доисламские ингушские корни. Например, тейп «оздой» насчитывает 21 подтейп и 47 фамилий. Оздоевы одновременно являются самой распространенной фамилией в Ингушетии.

Семья может решить начать новую фамилию по разным причинам – нередко для того, чтобы выделить себя из более крупного тейпа. Так, например, Абукар Гудиев, член совета старейшин ингушского тейпа «оздой», рассказал, что его отец поменял фамилию в 1920-х годах, когда его направили учиться в Финансово-экономический институт в Ленинграде. К тому времени он уже делал успешную партийную карьеру и поэтому хотел отделить себя от тейпа Оздоевых, «где было много всякого сброда». Тогда он по имени своего отца – Гуди – положил начало новой фамилии Гудиевы, которая по-прежнему входит в тейп Оздоевых.

Ингушский тейп – обычно экзогамен, браки внутри тейпа существуют, но не приветствуются. Как сказал член второго по численности ингушского тейпа «йовлой»: «Клан уже не клан, если его члены женятся друг на друге»[8]. По словам Идриса Абадиева, бизнесмена и активного общественного деятеля, он финансировал съезды тейпа Евлоевых, чтобы поддержать экзогамные традиции, прекратить практику родственных браков – ведь «это конец нашему тейпу». Одна и та же ингушская фамилия может встречаться в разных тейпах (например Точиевы, Сампиевы, Келиговы), однако это скорее исключение из правил. Поэтому в Ингушетии, зная фамилию человека и населенный пункт его происхождения, можно с достаточной степенью точности определить его тейповую принадлежность.

 

«Возрождение корней»

Значительная численность чеченских тейпов не позволяет на данном этапе составить общетейповые генеалогические древа. Однако в рамках самих тейпов существуют семейные родословные. Например, старейшины тейпа «келой» собрались в селении Чири-юрт показать мне генеалогическое древо своей линии. Его составление началось на арабском языке еще до революции, документ состоит из полутора десятков страниц формата А4, на которых изображены несколько сегментов тейпа, ведущих свое происхождение от праотца Богура из горного села Кхал-келой.

Ингушские тейпы обычно гораздо меньше чеченских, поэтому многие ингушские фамилии восстановили свои семейные древа, которые с гораздо большей степенью достоверности, чем чеченские аналоги, могут быть привязаны к конкретному общему предку. Как правило, в каждой ингушской фамилии есть один или два энтузиаста, интересующихся ее историей и тратящих значительное время и средства на восстановление семейных древ и популяризацию знаний об истории тейпа среди родственников. На первом этапе изучения отдельных тейпов или фамилий меня сразу направляли к таким людям, в распоряжении которых обычно обнаруживалась большая коллекция документов и семейное древо. Остальные члены тейпа знают простые вещи: несколько мифов, легенд или анекдотов, связанных с тейпами, имя общего праотца, местонахождение крепости в горах и семь своих прямых предков. Рост интереса к генеалогии, как часть движения за «возрождение корней», произошел после распада Советского Союза, и в настоящее время многие фамилии в Ингушетии успешно восстанавливают и реконструируют свои генеалогические древа. Ингушский тейп Мальсаговых опубликовал книгу об истории тейпа и выдающихся представителях их фамилии. После ее публикации многие фамилии начали работу над аналогичными проектами. Так, краевед-любитель из тейпа Ужаховых рассказал, что работает над «Энциклопедией тейпа Ужаховых», а активист из тейпа Оздоевых по результатам работы в архивах Петербурга и Ростова готовит к выпуску свое исследование. У входа на родовое кладбище Аушевых стоит мемориальная каменная плита, на которой выгравировано генеалогическое древо тейпа, где каждый член может отыскать свои корни.

 

Механизмы интеграции тейповой общины

Чтобы ответить на вопрос, остается ли тейп сегодня социальной организацией, необходимо, с одной стороны, определить устойчивость и эффективность социальных механизмов, которые помогали сохранять общность членов тейпа в прошлом, и, с другой, – зафиксировать появление/отсутствие новых механизмов интеграции. На основе проведенного анализа интервью и исторических источников я выделила пять механизмов, которые позволяли сохранить общность тейповой общины в прошлом: совместное проживание, совместное владение собственностью, коллективная безопасность и месть, институт старейшин, религиозные ритуалы.

 

Совместное проживание

На сегодняшний день чеченские и ингушские тейпы более не проживают компактно, они разделены на многие линии, ветви, а также на территориальные сегменты. Миграция из горных районов на равнину, как правило, предполагает первоначальное расселение в предгорных районах, ближайших к населенным пунктам исхода. Сначала переселенцы оседают в местностях, связанных с горами экономическими и/или родственными связями. Однако обычно одно село не может принять всех желающих, поэтому последующие группы переселенцев оседают в других населенных пунктах.

 

«Спускаться на равнину было непросто, потому что в XVIII веке эта земля была занята кабардинцами. Процветала работорговля, поэтому всех, кто был недостаточно защищен, могли похитить и угнать в рабство. Но постепенно Аушевы все-таки спустились на равнину и основали село Сурхахи. Сейчас в Сурхахах живет 500 семей Аушевых. Мы все потомки одного из сыновей Ауша-Чирко. А потомки других сыновей Ауша поселились в других селах. В результате мы рассредоточились по селам Экажево, Слепцовск, Карабулак, Ачалуки. После депортации, уже в 1957 году, мы пытались вернуться в родное село Сурхахи. Но не все смогли вернуться, потому что туда уже заселились представители многих других тейпов. Нашим пришлось уйти в другие населенные пункты. Сейчас в Сурхахах проживают представители разных тейпов»[9].

 

Сегменты тейпов переселялись в XVI–XVII веках и продолжают переселяться сегодня. Так, в результате двух последних войн частично или полностью опустели около двадцати горных сел Чечни. Таким образом, на равнине продолжают образовываться сегменты тейпов в разных селах. Тейпы рассредоточены по всей республике, но у каждого есть 4–7 сел, где они живут в значительном количестве. Некоторые особо крупные тейпы («беной», «аллерой», «билтой», «оздой», «йовлой») представлены почти в каждом населенном пункте. В Грозном проживают представители всех тейпов, в городах Урус-Мартан и Гудермес – 40–50 тейпов и так далее. Таким образом, можно заключить, что на сегодняшний день географическая компактность проживания более не является механизмом интеграции чеченского или ингушского тейпа.

 

Совместное владение землей и собственностью

Путешествуя в горах, можно часто услышать фразы: «Здесь каждый кусок земли кому-то принадлежит», или «В горах нет ничейной земли». Несмотря на то, что российское законодательство не признает право тейпов на земельную собственность, с точки зрения обычного права, земля в горах принадлежит тейпам. Во времена президентства Джохара Дудаева в Чечне разгорелись многочисленные земельные споры, на первый взгляд – между представителями различных тейпов, однако при более детальном изучении вопроса становится очевидным, что сторонами конфликтов являлись не представители тейпов, но жители сел, которые были непосредственно задействованы в переделе земли. Вот что рассказал Руслан Цокуев, глава администрации села Замай-Юрт Ножай-Юртовского района Чечни, представитель тейпа «билтой»:

 

«У нас конфликт с соседним селом Махкеты, молодежь дерется друг с другом, провоцируют друг друга. До 1933 года мы жили немного дальше отсюда, но в результате паводков власти приняли решение нас переселить сюда. Изначально это была земля махкетинцев, тейпа “аллерой”. А нашу землю отдали им для пастбищ. Но теперь они говорят, что та земля, на которой мы живем, лучше и принадлежит им. В 1993 году у нас была массовая драка – село на село. Слава Всевышнему, обошлось без жертв. Но это была чистая случайность».

 

В Ингушетии мне неоднократно приходилось слышать мнение, что Назрань не может быть республиканской столицей, потому что в этом городе вся земля кому-то принадлежит, в связи с чем там невозможно строить административные здания. При попытке узнать подробнее, кому принадлежат конкретные участки земли, оказалось, что их владельцами являются не тейпы, а отдельные расширенные семьи. Получается, что общинная собственность на землю является весьма условной. Во-первых, такое право не признается государством. Во-вторых, внутри тейпа земля находится не в общинной собственности, а в собственности отдельных семейств (условной, символической, но все же). В-третьих, несмотря на то, что с точки зрения обычного права тейпам и фамилиям принадлежат родовые башни в горах, с 1944 года районы расположения башен были закрыты для проживания, по сей день в них практически никто не живет[10]. Но и башни сегодня являются историческими памятниками, принадлежащими государству. Поэтому даже ремонта крыши в боевой башне тейп не может осуществить без согласования и проектной документации республиканских министерств культуры.

 

Коллективная безопасность и отправление кровной мести

 

«До депортации мы жили в горах. В то время люди уважали друг друга. Тейп не бросал своих людей в беде. Тогда было много воровства – крали скот, имущество и даже людей. Но сильный тейп защищал своих людей»[11].

 

Многие респонденты сожалеют, что сегодня тейп не способен защитить своих членов:

 

«Когда мы были тейповым обществом, ингушей уважали. Тейп защищал каждого человека, до самого маленького мальчишки. А теперь у нас нет тейпов»[12].

 

Почти все мои респонденты говорили о том, что единственный механизм, сохраняющий единство тейпа и обладающий мобилизационным потенциалом, – кровная месть. В Ингушетии в осуществлении кровной мести в той или иной степени может «участвовать» вся фамилия (линия, ветвь) или даже весь тейп, если он небольшой. В случае кровной мести роль тейпа сводится к тому, что он, по словам респондентов, «создает фон» и «выражает солидарность», но само убийство является ответственностью непосредственных кровных родственников пострадавшего, исключительно по мужской линии.

 

«Поднимется вся фамилия, но смертный удар будет нанесен только ближайшим кровным родственником. Обычно всю работу делает молодежь в тейпе, а последний выстрел сделает сам потерпевший»[13].

 

В Чечне в механизме отправления кровной мести тейп участия не принимает, и выполнение этой функции ложится на его ветвь.

 

«Великое заблуждение, что кровная месть осуществляется тейпом. Возьмите наш тейп “аллерой” – это один из самых больших чеченских тейпов. Мы можем выставить тридцать–сорок тысяч взрослых мужчин. И возьмите, например, тейп “беной”, еще один огромный тейп. И они могут выставить не меньше взрослых бойцов. Это же гражданская война, если мы объявим друг другу кровную месть!»[14]

 

Выражение солидарности оскорбленной семье проявляется в том, что члены родственной группы прекращают общаться с представителями враждебной стороны, родниться с ними, в присутствии кровников публично выходят из помещения, а в случае случайной встречи могут затеять драку. Тейп (линия, ветвь) может поддерживать месть деньгами, связями, когда нужно будет улаживать дело с властями после отправления кровной мести, и так далее. Все респонденты рассказывали, каким страшным бременем для любой семьи является кровная месть. Поэтому абсолютное большинство непреднамеренных убийств заканчиваются примирением после процедуры «маслият». Однако преднамеренное убийство редко прощают. Кровная месть между простыми жителями Чечни и Ингушетии обычно разрешается в соответствии с вышеописанными механизмами. В случае совершения «незаконного» насилия представителями государственной власти, такие механизмы по объективным причинам оказываются неисполнимыми, в связи с чем нередко единственно доступной реакцией является присоединение к отрядам «сопротивления».

 

Институт старейшин

Подчеркнутое уважение к старшим – одна из важных культурных особенностей чеченского и ингушского обществ. Когда в комнату входит пожилой человек, все встают, ему предлагают лучшее место, не садятся, пока он не пригласит всех сесть, не перебивают, пока он говорит. Старейшины принимают участие в общественной жизни в рамках различных мероприятий, религиозных ритуалов и политических церемоний. Все политики стремятся заручиться символической поддержкой старейшин.

Считается, что в прошлом чеченские и ингушские села управлялись советами старейшин, избираемыми от каждого тейпа. Старейшины также разрешали споры и отправляли правосудие на основе адата[15] и шариата. Сегодня термин «старейшина» используется все реже, чаще используется термин «старик». Все респонденты отмечали уменьшающуюся роль «стариков», хотя каждый по-разному оценивал причины этого явления. Вот наиболее распространенные объяснения:

– Осталось очень мало стариков. Все старики умерли в эти страшные годы.

– Сейчас плохое поколение стариков, их испортила депортация. Они видели голод, страдают от синдрома депортации, а потому пугливы, падки на наживу и стараются сотрудничать с властью.

– Молодежь не слушает старших, у них теперь другие интересы и идеалы.

Снижение влияния института старейшин имеет несколько объективных причин. Во-первых, общая дискредитация этого института. В Чечне институт старейшин дискредитировал себя в период правления Джохара Дудаева, в Ингушетии – во время осетино-ингушского конфликта, когда некоторые радикально настроенные старики призывали вернуть Пригородный район и фактически подогревали конфликт местной молодежи с осетинской. Позже старейшины нередко обслуживали государственную власть, легитимируя действия не всегда популярных политиков.

Во-вторых, закат института старейшин связан со стремительной модернизацией общества. В эпоху современных технологий старейшины больше не являются главным источником знаний, даже в такой специфической области, как история чеченского и ингушского народов.

Наконец, старики теряют религиозный авторитет. «Народный ислам отцов» теряет популярность среди молодежи, серьезно интересующейся религиозными вопросами. Молодые люди более охотно обращаются не к старикам, а к знатокам ислама, получившим образование в мусульманских странах. Большинство сельских имамов, которые в последние годы играют в регионе все более значительную роль, – достаточно молодые люди, до 40 лет. Во всех селах, где я проводила полевую работу, функции советов старейшин выполняли сельские имамы. Советов старейшин в селах нет уже ни в Ингушетии, ни в Чечне. Иногда сельские администрации собирают по своей инициативе стариков сел для консультаций. Но такие собрания, как правило, инициированы сверху и не являются полноценными институтами, работающими на постоянной основе, как это было в прошлом. При этом старики по-прежнему выполняют ведущую роль во время ритуалов (сватовство, похороны), исполнения религиозных обрядов и при разрешении споров, связанных с похищениями невест и кровной местью.

Сегодня даже среди родственников старики в основном регулируют ритуальную жизнь семьи, в то время как на общественную и экономическую жизнь родственной группы большее влияние имеют люди среднего возраста – активные члены современного общества, обладающие необходимым социальным и финансовым капиталом.

 

Религиозные ритуалы и праздники

Церемонии, связанные с жизненным циклом, в особенности похороны и свадьбы, в Ингушетии и Чечне посещаются огромным количеством людей. Согласно мусульманской традиции, тело усопшего необходимо предать земле в день смерти до заката солнца; в последующие три дня в доме организуются поминки: родственники, соседи, сослуживцы и друзья выражают соболезнования семье умершего. Сам ритуал может принимать различные формы в зависимости от особенностей вероисповедания родственников умершего, однако обязательное посещение поминок широким кругом родственников и знакомых характерно для всего региона. Как рассказал Салават Гаев, старейшина тейпа «нашхой» из чеченского села Гехи-чу: «Когда в селе кто-то умирает, мы откладываем все свои дела и три дня помогаем семье усопшего». Ближайшие родственники и соседи остаются с семьей усопшего все это время. Дальние родственники и гости, приезжающие из удаленных сел, прибывают группами и, как правило, посещают поминки один раз:

 

«Мы не ездим на похороны по одному. Собираемся все вместе, человек 30–50, и едем. Все знают – вот едут такие-то Аушевы из села Сурхахи. Я бываю на похоронах всех Аушевых. Недавно убили Башира Аушева, секретаря Совбеза республики, так все Аушевы присутствовали на похоронах, но это был особый случай»[16].

 

В силу того, что чеченские тейпы в целом гораздо более многочисленны, обязательность посещения похорон и свадеб касается, как правило, только членов их ветви – или тех, с кем поддерживаются родственные отношения. Однако наиболее уважаемых старейшин приглашают почти на все похороны.

Как правило, на свадьбу и похороны приезжающие приносят деньги, что является дополнительным механизмом социальной поддержки семье и фактором интеграции родственной общины. Эти финансовые вложения возвращаются в семью, когда ее саму постигает горе. Обязательность посещения похорон и свадеб определяется возрастом и степенью родства. Внутри ближайшего родственного круга посещение траурных мероприятий для мужчин обязательно. Старики присутствуют на всех похоронах членов своей ветви (фамилии) и выражают поддержку от лица своей семьи. В случае смерти члена ветви (фамилии) представители поколения среднего возраста могут быть представлены одним или двумя братьями от семьи. Для совсем молодых посещение похорон дальних родственников менее обязательно. Во многих семьях женщины не посещают похорон, а в случае посещения сидят отдельно от мужчин. В результате такой дифференциации все старики обычно знают друг друга, люди среднего возраста знают родственников уже гораздо хуже, а молодежь вообще почти не знакома. Иногда представители тейпов встречаются во время других религиозных ритуалов, таких, как коллективное чтение Корана.

Таким образом, ритуальные мероприятия (главным образом, похороны и свадьбы) являются основными площадками, обеспечивающими взаимодействие глав тейпов, линий и территориальных сегментов тейпа.

 

***

Проанализировав пять основных механизмов социальной интеграции тейпов, можно сделать следующий вывод: современные тейпы в Чечне и Ингушетии не функционируют в качестве социальных организаций, и ни один из механизмов воспроизведения тейпа как социальной организации в современных условиях не работает в полной мере. Взаимодействие линии, ветвей и территориальных сегментов тейпов сводится к взаимному посещению похорон и свадеб, а также к поддержке в случаях кровной вражды и публичного унижения. Прочие механизмы, в прошлом обеспечивавшие функционирование тейпа как социальной организации, сегодня не работают. Ни один тейп больше не проживает компактно, не владеет общинно землей и собственностью, институт старейшин вырождается, а советы старейшин больше не существуют ни в Ингушетии, ни в Чечне. И даже обязанность кровной мести мигрировала в сферу отдельной семьи – непосредственных родственников. И, хотя отдельные сегменты тейпов могут «создать фон» и «выразить поддержку» в случаях кровной мести, сам акт возмездия осуществляют ближайшие родственники.

Несмотря на то, что традиционные практики и институты по-прежнему играют немаловажную роль в обществе, тейп как социальная организация больше не существует ни в Ингушетии, ни в Чечне. В Ингушетии маленькие и средние тейпы сохраняют несколько большую степень сплоченности, которая, тем не менее, ограничена ритуальной сферой и институтом кровной мести. Чеченские тейпы практически полностью разложились и остаются лишь уходящим элементом идентичности.