Александра Вагнер (р. 1979) − журналист и переводчик, живет в Праге.

 

Александра Вагнер

 

Разговоры на донбасских площадях в мае 2014 года

 

Я приехала в Донбасс сразу после местных референдумов о так называемой «государственной самостоятельности». Путешествие мое началась в Луганске. Сегодня из-за военных действий ситуация там тяжелая, многие жители уехали, некоторые здания разрушены, нет воды и света, но в конце мая в Луганске − по крайней мере на первый взгляд − было спокойно. Меня встретил сонный, пыльный город с широкими проспектами и многоэтажками, небольшим центром с административными зданиями − смесь сталинского неоклассицизма и брежневской архитектуры. Казалось, сторонники Луганской народной республики (ЛНР) живут своей жизнью, а луганчане − своей. Разве что самые активные местные сторонники единства Украины, а также некоторые журналисты и критики сепаратистов оказались в заложниках в захваченных зданиях Службы безопасности Украины (СБУ) и областной государственной администрации (ОГА).

Прямо на вокзале поезд встречали два автоматчика с нашитыми на рукавах георгиевскими ленточками в виде буквы «V». Такие нашивки носили в годы гражданской войны в России. Только у воевавших в Добровольческой армии георгиевские ленты были на медалях, а на нашивках у них был российских триколор. Кроме этих двоих мужчин, стоявших под деревом в углу платформы − так, чтобы их никто не заметил, − в Луганске людей с такими же нашивками я не встречала, хотя людей с автоматами там было предостаточно.

Таксист, который вез меня в гостиницу, оказался разговорчивым. Он недоволен происходящим: людей грабят прямо на улице, у водителей отбирают машины на нужды «революции». Мы проезжаем по улице Шевченко мимо отделения милиции, и таксист кивает в его сторону. В окнах видны только мешки с песком, а на месте двери прикреплен внушительных размеров металлический щит. У входа в здание − ни души. «Вот если бы мы присоединились к России, это еще ничего, а вот так, как сейчас, ни туда ни сюда, − это мне не нравится», − сказал таксист. Среди жителей Луганска распространено и другое мнение. «Луганская народная республика» должна быть автономной республикой в составе Украины, «как раньше Крым», − сказала официантка в одном из кафе, где интерьер украшен красными растяжками со словами «Мир, труд, май», а на стенах − репродукции картин с советскими физкультурницами.

На баррикадах у занятого с 6 апреля здания СБУ я обнаружила флаг Украинской ССР − рядом с флагами России и ЛНР, который очень похож на флаг «Донецкой народной республики» (ДНР). Хозяева баррикад сообщили, что красный флаг на блокпостах на подъездах к Луганску означает, что там стоят сторонники ЛНР.

В полупустом палаточном лагере в небольшом парке у здания СБУ к чужим относятся настороженно. Меня сразу же спрашивают, откуда я приехала, и настойчиво рекомендуют получить регистрацию «в штабе», в здании ОГА. Иначе делать снимки категорически запрещено. Но я успела рассмотреть полевую кухню и медпункт, плюс сфотографировать кем-то заботливо установленные кабинки временных туалетов. После чего состоялся мой первый разговор с охранником палаточного городка (молодой человек примерно 25 лет).

 

− Расскажите, почему вы стоите здесь, у здания СБУ? Есть ли у вас какие-то требования?

− Моя цель − это не допустить сюда людей, которые могли бы спровоцировать конфликт. Лично моя цель. По поводу целей других людей, находящихся тут, я ответить не могу.

− У вас есть флаг, на нем написано «Луганская республика». Что это означает?

− Это означает, что мы независимы от Киева и являемся на данный момент независимой народной республикой луганской.

− Еще была создана Донецкая республика. Вы собираетесь с ней объединяться?

− Без комментариев.

− Тогда я спрошу про ваш палаточный городок. Кто вместе с вами здесь протестует?

− Без комментариев.

− Хорошо, но вы можете сказать, почему вы здесь находитесь? Это протест?

− Ну, это уже скорее не протест, а уже скорее охрана от оккупантов украинских, киевских.

− Вы имеете в виду армию?

− Ну, да, Национальную гвардию Украины.

− В Луганске ведь еще нет армии.

− Ну, почему нету, есть у нас армия. И мы готовы сражаться, готовы защищать нашу республику.

− То есть вы имеете в виду армию Луганской народной республики?

− Да. Она называется «Юго-Восточный фронт» и действует по всем областям, в Донецкой и Луганской области.

− Она была создана, насколько я понимаю, с целью противостоять…

− …не допустить оккупации республики. Донецкой республики и Луганской республики.

− Недавно было сформировано правительство. Есть ли у вас какие-то планы дальнейшего развития?

− Без комментариев.

 

В штаб ЛНР я отправляюсь в сопровождении моего собеседника и его товарища. По дороге молодые люди сначала показали мне полустершееся граффити в виде украинского герба: «Видите, здесь был “Правый сектор”». Потом меня подводят к доске объявлений в сквере Героев Великой Отечественной войны, где, видимо, в советское время вывешивали газетные полосы «Правды», и показывают фотографии жертв столкновений в Одессе 2 мая. Красной краской выведено «Вечная память одесским патриотам» и «Одесская Хатынь». Рядом стоит памятник украинскому поэту Тарасу Шевченко, на которого мои спутники зла не держат, считая, что «фашисты просто его неправильно поняли». У подножия памятника в последние месяцы собирались как с украинскими, так и с российскими флагами, но митинги не были многочисленными: здесь мало места. Сразу за памятником, за плотным рядом деревьев здешнего парка, − здание областной администрации, тоже занятой сепаратистами и охраняемой несколькими автоматчиками.

Совсем другая ситуация в Донецке, куда я отправилась из Луганска. В главном городе Донецкой области и центре самопровозглашенной Донецкой народной республики широкие проспекты и площади как будто специально созданы для парадов, шествий и многотысячных демонстраций. Эти общественные городские пространства будто не предназначены для обычной городской жизни: нет скамеек, чтобы посидеть и поглазеть по сторонам, нет летних кафе с мороженым или детских аттракционов. Создается впечатление, что просторные площади и проспекты Донецка бесполезны − не будь массовых праздников или политических потрясений. Здесь можно либо стоять, либо идти с транспарантом, выкрикивая лозунги или приветствуя народных трибунов, взобравшихся на постамент перед памятником Ленину. Вот почему обычно эти площади пусты. И их пустота становится еще более очевидной после какого-нибудь митинга.

На демонстрацию по случаю создания так называемой «Новороссии» я слегка опоздала. Плохо ориентируясь в городе, я пошла на звук голоса оратора, на шум толпы, и, в конце концов, это помогло мне обнаружить площадь Ленина. Здесь флаги − красные, бело-сине-красные и черно-оранжевые. Поприветствовав очередного оратора, толпа направилась к зданию захваченной областной администрации. Буквально через десять минут площадь опустела, на ней осталась только красная палатка Коммунистической партии Украины (КПУ), а на постаменте, рядом с которым несколько минут назад стояли ораторы в военной форме и их вооруженная охрана, − стопка газет «Новороссия» со статьей на целую полосу Александра Дугина. В палатке коммунистов я обнаружила пожилого мужчину и молодого человека. Там состоялся второй разговор с волонтером донецкого отделения КПУ (18 лет, закончил девять классов школы).

− Почему вы являетесь сторонником коммунистической партии?

− Ну, как, ну, я за то пошел, шоб было нормально в стране, шоб от этих не было, «Правого сектора», вот этого, блин, потому что я на них много наслышался, вот шо было в Мариуполе, в Одессе, в Симферополе… ну, не в Симферополе, вот там вот… Надо их подальше от нормальных людей.

− Что вы думаете по поводу происходящего сейчас?

− Что я думаю… Мы хотим щас как подальше и в одну кучу, шоб они дальше не шли.

− А кто именно?

− Ну, кто, правый вот этот сектор. Хотим их на Львов туда, шоб в одном они были.

− А в Крыму, по вашему мнению, то же самое происходило?

− Ну, в Крыму они даже не воевали, народ сам просто сдался. Они заехали туда, народ говорит, шо мы типа воевать не хочем, забирайте так его. Вот они и завоевали его.

− Вы говорите, что хотите, чтобы «Правый сектор» отошел во Львов, вы готовы взять в руки оружие и начать воевать?

− Если дадут, да.

− Каким вы в таком случае видите свое будущее?

− Уф… как вам так сказать… будущее… в будущем я думаю найти более себе нормальную работу.

− А в какой стране? В России или Украине?

− В Украине.

− А что вы думаете о Европейском союзе?

− Честно? Не могу ответить.

 

На следующий день должны были состояться выборы президента Украины. В Донецке сепаратисты их проводить запретили, и желающие проголосовать, несмотря на угрозы, вынуждены были отправиться в пригороды, где на подконтрольной украинской армии территории все-таки планировалось открыть участки.

К тому времени я несколько устала от непредсказуемых людей с автоматами и решила посетить районы, где на административных зданиях продолжают развеваться украинские флаги. Моя поездка заняла немало времени: здесь, на северо-западе Донецкой области, почти не ходят рейсовые автобусы, а на маршрутках можно добраться лишь до ближайшего населенного пункта.

После обычного внутреннего напряжения, с которым сопряжено пересечение любого блокпоста (на выезде из Донецка − два автоматчика, в кучу свалены шины, рядом − сожженное двухэтажное здание, но, к счастью, из-за раннего утра не проверяли документы), проехав пятьдесят километров, уже в Селидово, можно спокойно выпить кофе и без опаски осмотреться. Сидеть приходится на скамейке автобусной остановки, сделанной из металлических конструкций, кофе же продают в небольшой палатке, собранной из металлопластиковых блоков, окон и дверей. Перед глазами − серая длинная главная улица Селидово − улица Карла Маркса. Жилые кварталы расположились справа и слева, но спрятаны за разнообразными административными зданиями (мэрия, горный техникум). Монотонность главной улицы прерывает лишь площадь Ленина, абсолютно пустая, не считая десятков голубей. Бетонный бордюр за памятником выкрашен свежей краской в желтый и голубой цвета украинского флага. Напротив, чуть выше, − избирательный участок, где состоялся третий разговор с местной избирательницей (женщина, за 40). Глава избирательной комиссии подбадривает: «Вы не бойтесь давать интервью, я уже давала».

 

− Я не боюсь. Возмущение у меня очень сильное, потому что вот у меня мама, она пришла, поднялась пораньше с утра в семь часов, я ее привела, сначала на Ленина мы пошли − там тоже бюллетеней не оказалось, милиция ходит, улыбается, довольная. Чему вы улыбаетесь, я не могу понять? Я имею право, это мое конституционное право − голосовать. На референдум, значит, можно было идти: приносили эти бюллетени, тыкали мне, каждый день тыкали мне в дверь, чтобы я не забыла, но я не ходила, потому что я не признаю эту республику, я называю это «Донецкая бандитская республика». Мне она не нужна. Я родилась на Украине, я − украинка, из-за того, что я поддерживаю Украину, меня называют все «бандеровка». Я никогда не была… вернее, один раз я только была на Западной Украине. Я там не жила. У меня папа из Днепропетровской области.

− То есть вы считаете…

− Я с кем ни говорю в доме, это такая промывка мозгов прошла, я просто поражаюсь. У людей такое ощущение, мозг вынесен, понимаете? Мне начинает говорить соседка: «Сначала тогда на Карловке бандеровцы воду отравили». Какие бандеровцы? Вы их хоть видели? Вы их хоть в глаза видели? Буквально день назад опять кричит: «Вы понимаете, идут сюда, будут убивать. Решено, чуть ли не Госплан. Полтора миллиона уничтожить! Не важно: сепаратист, не сепаратист». Я говорю: «Ну, что вы за бред несете?» Понимаете? Создано… У меня коллега уволилась с работы: «У нас начальство в Днепропетровской области, Света, ты, что, придут, я не хочу». Я говорю: «Чего ты боишься?» Понимаете? Они все какие-то запуганные. Я с кем ни поговорю, я не знаю… Такое ощущение, что, ну на голову все перевернулось. Нормальные люди, разумные, говоришь, а говорят такую чушь.

− Насколько я понимаю из ваших слов, в городе сложилась такая ситуация, что голосование на референдуме ДНР состоялось, а голосовать на президентских выборах не позволено?

− Да, да. Я, например, считаю, что Донбасс − это Украина. Он должен быть в составе Украины. И я сейчас, вот я пришла, помимо того, что за президента голосовать, голосовать за то, что за Украину, за единую. Донбасс − это неотъемлемая часть Украины. Вот и все. А меня лишили. То есть какая-то ДНР, непризнанная, непонятно какая-то республика, она решает за меня, что я имею право делать, что не имею права. Так извините, где хунта? В Киеве? Или вот там вот, в Донецке, хунта решает, которая людей действительно убивает, пытает… И откуда, когда говорят там мирные жители… Какие мирные жители? У меня, например, нет зенитно-ракетной установки, чтоб сбивать вертолеты. Она у меня под кроватью не находится. Где у мирных жителей может быть такое вооружение?

 

Очень похож на Селидово соседний город Красноармейск, в котором, как оказывается, есть самый свежий памятник Ленину на Украине − его установили на одноименной улице 23 апреля 2012 года. Это заслуга первого секретаря красноармейского городского комитета КПУ; предыдущий памятник Ленину убрали в 1990-е. Нового монумента не коснулся украинский «ленинопад» 2013−2014 годов, начавшийся с протестов на киевском Майдане. В Красноармейске много сторонников ДНР: меня уже упрекают, что я фотографирую избирательный участок (им бы хотелось, чтобы я приехала раньше и запечатлела голосование на их референдуме).

Из Красноармейска − в Доброполье Донецкой области. Стоило проехать тридцать километров, как оказываешься в совершенно другой политической среде. В центре города, на проспекте Победы − Дворец культуры шахты «Добропольская». Здесь тоже есть памятник Ленину, но мое внимание привлекают бойцы Национальной гвардии, которые пришли голосовать. В это же самое время сторонники ДНР собрались перед этим зданием на митинг, с участниками которого состоялись мои следующие разговоры.

Сперва мне удалось поговорить с пожилым мужчиной, видимо, пенсионером:

 

− Объясните, почему вы вышли на митинг?

− Поддержать Донецкую народную республику.

− По каким причинам?

− Как по каким? Мы не хотим, чтобы нами руководили фашисты, вот и все. Киевская хунта, которая сейчас фашистов выбирает. В 1933 году немцы уже выбрали одного, а сейчас мы выбираем себе тоже.

− Каким в таком случае вы видите будущее ДНР?

− Светлое будущее.

− Конкретнее?

− Будем жить нормально, все равноправно будем жить. Правительство создано уже, но это быстро не делается. Это в Киеве за два дня захватили всю власть, скинули президента, а у нас все со временем сделается, за два дня это не сделается. Надо время. Во-первых, оккупантов выбить всех, которые нашу республику оккупировали, а потом будем наводить порядок.

− А вас не смущает, что этого добиваются не мирным путем, а с оружием в руках?

− Мы не первые взяли оружие. Как Александр Невский сказал: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет». Меня это не смущает. Мы защищаем свою землю.

 

Затем у меня состоялся довольно продолжительный разговор с женщиной (старше 40 лет):

 

− Вы являетесь лидером так называемой Донецкой народной республики в Доброполье, однако в этом городе действуют официальные органы власти Украины, ДНР пока не создала никаких местных советов. Как вы собираетесь действовать в условиях двоевластия?

− А я вам задам параллельный вопрос: в Австрии сколько национальных языков?

− Я не спрашиваю вас об Австрии, я спрашиваю вас об Украине, о городе, в котором вы живете.

− Вы ведь эрудированная девушка, вы же должны о мире хоть чуть-чуть что-то знать, какую-то информацию иметь. Хорошо. Ладно, про Австрию вы не знаете. Такой вопрос. Это география просто, это чисто школьная программа, если вы в школе учились. География. В Соединенных Штатах есть штаты?

[Я оставляю этот вопрос без ответа]

− Есть, правильно. Везде одинаковые законы?

[Я молчу]

− Блин, у вас какое образование? Вы где учились?

− Я в данном случае выступаю как интервьюер и задаю вопросы.

− Тем более, если вы журналист, вы должны были закончить школу, журналистский факультет закончить, а на журналистском факультете это обязательно должно быть, вы это должны знать.

− Если я вас правильно понимаю, вы хотите, чтобы ДНР имела возможность принимать свои собственные законы?

− Правильно. Где-то, да. Этого вообще даже и не было. Девушка, а вы вообще откуда? Украина? А, нет, из Москвы вы сказали.

[Я не говорила]

− Что я хочу сказать. Допустим [тяжело вздыхает], вообще этого ничего бы не было, если бы они сразу... Здесь даже настроение было за единую Украину, и за Крым, и за все, потому что и Украина, и Россия − они все настолько переплетены, особенно Донбасс. Донбасс − это самый такой регион, где весь, ну, если грубо говоря, ну, раньше сброд был, вот. Но так вот все переплелись. Всех с Западной гнали сюда, хотя западные, они бежали на Запад. Когда, возьмите, вот, у меня отец там, другие родственники, да… это те же самые знакомые. В 1950−1960-х годах, когда выгоняли из Западной, когда с Урала приезжали сюда добровольцы, когда из Сибири приезжали на Донбасс после войны. Западенцы многие уезжали, потому что каждый день или через день выносили мертвых. То обвал, то еще что. Ну, остальные подняли Донбасс? Подняли. У нас здесь я могу показать на Молодежке два уральских дома. С Урала те, которые приехали, тогда еще и остались. Так их и называют «уральские дома».

− Таким образом, вы считаете, что, если здесь есть люди, приехавшие из России, значит, Донецкая народная республика должна быть частью России?

− Нет. Вы меня неправильно поняли. Я вам говорю: здесь и молдаване, здесь столько национальностей, и никто ничего не делился. Вообще. Если бы они не приняли закон о языке и если бы они не приняли... эээ... не вели двойную политику.

− Но закон о языке не был подписан исполняющим обязанности президента, сейчас действует старая редакция, которая была приняла при Викторе Януковиче.

− Почему у нас не два государственных языка? Почему они не приняли? Хотя можно было. Почему? Та же самая Франция, Германия. Я вот жила в Чехии.

− Вы думаете, что нужно взять в руки оружие, чтобы добиваться принятия закона о втором государственном языке?

− Послушайте, почему, когда была... А я вам следующий вопрос задам. Почему, когда была «помаранчевая революция»? Вот у меня есть фотографии с «помаранчевой революции». Я всю «помаранчевую революцию» пробыла на площади там. Не на площади. У нас был объект, где Богдана Хмельницкого и по Великой Житомирской, как раз угловой дом, поворот на Андреевский спуск. Я просто по работе там была. Мы там были до весны. Вся «помаранчевая революция» начиналась на наших глазах. Я еще подхожу там, в окна, что-то на площади люди собираются. В общем, все вот это было на наших глазах. Я хочу сказать, что, почему, когда была «помаранчевая революция», были недовольны люди, но кто-нибудь с Донбасса, вот с восточной и юго-востока поехал туда стрелять? Даже сейчас. Вот, допустим, сейчас не согласны, допустим, западная, почему не едут туда стрелять? Вот если бы моего ребенка, даже тогда, на «помаранчевую революцию», даже сейчас вот...

− В Донбассе стреляют сторонники так называемой Донецкой народной республики. Сейчас они взяли в руки оружие.

− Кто сказал вам? Хорошо, вы были, вы лично были?

− Я приехала сюда из Луганска, там в центре города у захваченных зданий стоят люди с автоматами. При этом идут боевые действия в Славянске.

− А я вам скажу, что вчера в Доброполье расстреляли десять человек. Там, за Молодежкой. Вы в это поверите? У меня в Славянске живет родная сестра, двоюродная сестра, живет дядька. Они живут как раз на Былбасовке, где первый раз спалили, спалили все там. Они мирные жители.

 

В Доброполье − в отличие от других городов Донецкой области − сепаратистам не удалось захватить административные здания, им помешали местные жители. После этого в город прибыл один из батальонов украинской Национальной гвардии. Теперь сторонники единой Украины наблюдают митинги сторонников ДНР у памятника Ленина. Один из таких наблюдателей стоял в сторонке, не вступая ни в какие дискуссии; с ним у меня состоялся очередной разговор (мужчина, не старше 20 лет, недавно закончил службу в армии).

 

− Вы помните момент, когда в Доброполье появились сторонники ДНР?

− Я помню, что все началось с пропаганды референдума, пропаганды Донецкой народной республики − после того, как в Донецке захватили областную администрацию и произошли ключевые события в создании так называемой республики. Сразу − откуда ни возьмись − те люди, которых мы просто знали (город маленький, да), − оп, как грибы, и появились. Как будто они всю жизнь хотели в Россию. До этого об этом речи не было, я ж говорю, очень многие, там одна из организаторов работала в цветочном ларьке сторожем, один работал на базаре, продавал, и тут оп − сразу в политику перешли.

− В Доброполье, несмотря на то, что тут преобладают сторонники единства Украины, появился народный мэр, чем он сейчас занимается?

− Много не могу сказать, знаю его косвенно. Но знаю, что зовут его Андрей и как его там избрали, каким путем, никто об этом не знает − тихо, быстро. Этот человек занимался частным бизнесом на рынке. Прошло какое-то время, и вот он уже народный мэр.

− Знаете ли вы о планах сторонников ДНР?

− Честно говоря, сам не знаю, хотя мы с ними и общаемся, косвенно, пытаемся у них узнавать какую-то информацию, потому что в социальных сетях у нас нет доступа к их группам и аккаунтам. Там все серьезно. Вот. И поэтому… не знаю. Из последнего интервью, когда общались с этим народным мэром Доброполья, так скажем, то все, что у них было − это работать, работать на благо людей, и «мы не знаем, как дальше все будет». Неопределенно. Нет какой-то цели, нет не то что возможностей, нет у них просто цели, просто-напросто цели.

[Начинает выть сирена]

− Почему включилась сирена?

− Это сирена, вы знаете, Ахметов дал распоряжение насчет того, что страйк, мирный страйк, и каждый день с 12 часов до трех периодически включается сирена на всех предприятиях.

− Как формировалось в Доброполье движение сопротивления ДНР?

− Самооборона появилась первый раз, когда к нам приехала военная техника. Если я не ошибаюсь, высадилась 25-я штурмовая бригада, разгружались БТРы, и просто техника приехала наземным путем, которая дислоцировалась здесь в пригороде, и сразу появились моментально люди, которые кидались под колеса, бамперами останавливали, то есть всячески мешали продвижению военной техники. Сразу же приехали люди, которым небезразлична своя страна, небезразличен свой город, чтобы здесь был мир и спокойствие, чтобы не было таких кошмаров, которые мы сейчас видим в других городах − Славянск, Краматорск. Все. Как-то все друг друга знают, и там все встретились. И потом возникла эта идея там на базе одного из предприятий там, создать вот такое вот […] на потребы Доброполья организацию. На данный момент она, ну, неофициальная, мы сейчас собираемся регистрировать эту организацию, она будет официальная, с уставом, с членством, с главами, как там и нужно... Организация, организовавшаяся так спонтанно, она достаточно эффективна и очень много делает сейчас в городе. Вы видите эти все флаги, это все организация, то есть, если вы не видите здесь ни одного дэнээровского флага, − это те люди, которые не хотят, чтобы это здесь висело, тряпка непонятная.

− Гражданское объединение вы хотите создать…

− Да, да, я говорю, это люди, которым просто хочется мира и спокойствия. Там много предпринимателей, например, я прекрасно знаю человека, который вложил в свой бизнес деньги, у него там работают люди, и он не хочет это все потерять из-за какой-то народной республики, которая вводит санкции против Обамы и там Ахметова. Это смешно.

− В то же время в Доброполье ДНР проводила референдум. Сколько, по вашим оценкам, сторонников у так называемых народных республик и сторонников единства страны?

− Референдум проходил громко достаточно, много людей было. На самом деле за Донецкую республику, если быть объективным, да, и говорить правду, а не через призму какого-то мнения украинского и российского, на самом деле было очень много людей, но не то количество, которое озвучило представительство Донецкой народной республики. Максимум здесь проголосовало может тысяч 4−5 [население Доброполья 31 514 человек. − А.В.]. Почему? Потому что здесь было около 10 человек, грубо говоря, полтора избирательных участка, и по нашим подсчетам и их результатам, они должны были обслуживать два человека в минуту. А записать паспортные данные за одну минуту двоих человек − это невозможно физически. А с другой стороны, было очень мало времени на организацию… [мимо с шумом проносится армейский грузовик].

− А если сравнить с президентскими выборами… Сколько участков открыто?

− В Доброполье сейчас работает 30 избирательных участков. Еще столько же − в пригородах. Хотя в Дружковке были сорваны выборы. Туда не пришли бюллетени, не пришли печати. Всего выделялось на Добропольский регион 152 тысячи бюллетеней, а пришло 102 тысячи. Получается, в Дружковке бюллетеней совсем нету. Выборы не проходят.

− Присутствие украинских военных добавляет сторонникам единой Украины уверенности?

− Да, сто процентов, потому что это поднимает моральный дух. Такое вот ощущение, что мы не одни. Есть люди, которые готовы бороться за свою страну, с оружием в руках, ценой своей жизни и жертвами бороться за независимость, за мир и спокойствие.

 

И последняя − судя по всему, безымянная − площадь Доброполья. Вдоль клумб − ни одной скамейки, и, видимо, поэтому пожилые сторонники ДНР, которых здесь много, предпочитают собираться у памятника Ленину. Там хоть есть, на чем посидеть. Здесь же на одиноком флагштоке − украинский флаг, развевающийся на здании на улице Первомайская.