Можно ли сказать, что в России сейчас демократическое общество? Вы можете дать собственный ответ после того, как я дам свой, и прежде, чем сообщу, как ответили на этот вопрос жители России в октябре 2010 года.

У меня ответ не один - их несколько. Сам факт того, что подобный вопрос приходит в голову, вроде бы говорит, что демократии нет. Но ведь и то обстоятельство, что этот вопрос можно задать тысячам людей и получить от них ответ, вроде бы говорит об обратном. Да, свободных выборов практически нет, но свободная электоральная и прочая социология практически есть. Поставляемые последней «рейтинги» первых лиц заменили процедуру выборов.

Если слово «демократия» означает, что демос, народ, живет так, как он хочет, то я, вполне сознавая смысл и значение своих слов, скажу: да, сейчас россияне в большинстве своем живут при том политическом строе, при котором хотят, на который согласны. Тем самым выходит, что демократия имеется. Однако стоит ли называть этот политический режим демократическим, - я не знаю. Некоторые зовут его авторитарным. Мне кажется, что надо найти более специфичное определение, но это вопрос для политологов. В качестве социолога я берусь утверждать, что основные группы в обществе приспособились к режиму или приспособили этот режим к себе. (Сказанное вовсе не значит, что всем живется хорошо. Но и в странах, где вопрос о наличии демократии не является дискуссионным и решен позитивно, хорошо не всем).

Говоря, что люди у нас живут так, как хотят, я выражаюсь на языке бытовом. Переходя на язык чуть более строгий, я скажу, что в нашем обществе в целом установилась система (сколь она прочна, я не знаю) баланса интересов нескольких социальных групп. Эти интересы выражены во многих случаях полностью неформальным образом, через неписаный закон, произвол и право силы, но еще чаще - псевдоформально, посредством использования в собственных интересах писаных законов и демократических норм. И если под демократией понимать универсальное, а не выборочное соблюдение универсальных законов и демократических процедур, то у нас ее нет. Характерно, что значительная часть публики, возражая против этого тезиса в ходе наших опросов, на деле сложившуюся систему поддерживает. Много говорят о вреде отмены губернаторских выборов, и общество, как показывали наши опросы, считает, что эти выборы надо вернуть. Но рейтинг глав субъектов федерации, хоть и не так высок, как у первой пары, показывает внушительные значения и не демонстрирует никакой зависимости от замены выбранных руководителей назначенными. Другой пример: у нас остались не упраздненными выборы в местные законодательные собрания. Но участвует в этих выборах обычно четверть, от силы - треть жителей, при этом многие не знают кандидатов, за которых голосуют. Словом, интерес к этой демократической процедуре в народе невелик.

Обратим теперь внимание на то, что эти слабые формы демократии, вроде местных выборов, представляют интерес - весьма сильный и живой - для тех, кого мы обычно не включаем в понятие «народ»: для местных маленьких олигархов, криминала и хозяев местного бизнеса. Они покупают и перекупают места в местных парламентах (или тех, кто эти места занимает), дело нередко сопровождается насилием. Говорят, что и места в Госдуме, авторитет которой в народе, увы, совсем не высок, понимающими людьми весьма ценятся. Им, оказывается, Дума со всеми ее несовершенствами и малой популярностью среди избирателей нужна и очень. Можно посчитать, что некие люди используют парламентскую систему для обстряпывания своих делишек. Но то же самое можно назвать иначе: определенные группы используют парламенты для согласования своих интересов. А парламенты и созданы как раз для этого. Не берусь судить, можно ли называть такую систему демократией, но ясно вижу, что по всей стране демократические институты с их формалистикой востребованы группами, которые прекрасно осознают свои интересы и упорно их отстаивают.

Дело, наверное, в том, что при виде людей, отстаивающих свои, а не «общие», не «общественные» интересы, преследующих интересы своей группы, а не всего общества, мы менее всего готовы говорить: вот она, демократия. Под демократией мы понимаем, как правило, волю и власть большинства, а не меньшинства, но в таком случае надо признать, что через формальные механизмы демократии эта воля сейчас не выражается. Точнее, когда проходят выборы, на нынешний манер называемые «волеизъявлением» народа, такие люди, как я, говорят: ну, разве выборы без выбора это выборы? Разве это демократия? Это просто демонстрация лояльности властям посредством процедуры выборов.

Да, основные выборы - парламентские (в Государственную Думу) и президентские - ныне не более чем процедура выражения общей поддержки режиму, демонстрация согласия на то, чтобы все было так, как есть. Считать ли такой процесс демократическим, называть ли это демократией - не мне решать. Мое дело констатировать, что, если такие выборы проводились бы «в ближайшее воскресенье», российские граждане отдали бы «Единой России» предпочтение перед всеми иными партиями, ищущими места в Думе, а Владимиру Путину - перед всеми иными кандидатами на пост президента.

Рейтинги, соцопросы - технический элемент демократического электорального процесса - в известной степени заменяют у нас сам этот процесс. Они показывают, что пока большинство населения, не оформившееся ни в какие группы интересов - будь то «обманутые дольщики» или «автомобилисты», - согласно на политические условия, которые сложились в стране.

В «демократии рейтингов» есть, конечно, своя каверза. Рейтинги первых двух лиц постепенно сближаются. Не исключено, что в порожденном соцопросами пространстве, в воображаемом подобии выборов, которых нет, эти рейтинги еще задолго до голосования сравняются, как и заявленные намерения поддержать того или иного кандидата «в ближайшее воскресенье». Тогда для персонала, который надзирает за вышеупомянутым балансом сил и, возможно, думает, что это он его создал, сложится непростая ситуация. Возникнет риск, что зарекомендовавшая себя гарантированным результатом система выборов без выбора не сработает. Выборы могут оказаться, не приведи господь, настоящими. А кто к этому готов? Никто. И снова найдутся люди, которые будут предлагать решить задачу силовым путем или тем, что они называют спецсредствами. Им будут противостоять… Но кто? Сторонники открытых демократических выборов, на которые будут приглашены зарубежные наблюдатели? Конечно, нет. За мирный и несиловой путь будут выступать хитромудрые технологи от политики, которые ведь сумели в прошлый раз решить непростую задачу, как Путину и Конституцию не нарушить, и от кресла далеко не отходить. Наверное, они найдут решение и в этой, пока еще только воображаемой, ситуации.

Но, даже если такая ситуация реально возникнет, если возникнет, так сказать, риск демократии, это будет, на мой взгляд, все же лишь осечкой сложившейся системы, а не результатом обещанной «на потом» эволюции управляемой демократии. Со своей социологической стороны я полагаю, что при имеющейся примитивной социальной структуре нашего общества настоящей демократии нам не видать. В России есть осознавшие свой интерес меньшинства: олигархи и обманутые ими вкладчики, строительные корпорации и противники точечной застройки, фундаменталисты и ненавидимые ими геи и так далее. Но их пока очень мало. А тех, кто является «просто людьми», не имеющими другого интереса, кроме того, чтобы «просто жить» (или «жить лучше», или «выжить») - во много раз больше. Не имея специального интереса, это большинство не создает и не использует инструменты для его отстаивания, каковыми являются акции, движения, организации, партии и так далее.

Не подумайте, что я собираюсь посетовать, что народ у нас не активный, не готов к демократии. Я хочу сказать не это. Моя мысль ужасает меня самого, и состоит она в том, что, покуда перед нами «вообще народ», никакой демократии он не создаст. А ту, которая ему волей исторического случая перепадет, как это было в начале 1990-х, не удержит, отдаст без сожаления. И дело не в том, что «тут, брат, Россия». Если на то пошло, дело скорее в том, что тут большая страна, население которой в силу тех или иных причин по большей своей части социально однородно, недифференцировано. Правило это действует что в России, что в Южной Америке, что в Центральной Африке: повсюду там можно найти страны, в которых один, пусть и развитый, центр, один главный город окружен огромной, не различающей своих различий периферией. Там можно увидеть знакомые черты нашей современной ситуации: непомерное богатство немногих, власть силы, коррупцию, инертность масс…

Классическая демократия, античная или западноевропейская, возникала в обществах либо относительно малых, либо состоящих из относительно малых групп. Принцип образования этих групп не столь важен: это могли быть провинции, сословия, конфессии, профессии. Ужасающая мысль, которую я пытаюсь выразить, состоит в том, что, пока меньшинства в России составляют меньшинство электората, демократии нам не видать. А вот когда меньшинства - и это не только игра слов - составят большинство, ситуация переменится.

Сейчас все разнообразие нашей большой политики сводится к различиям в стиле: пожестче или помягче внутри страны, пожестче или помягче с Западом. Сообразно устроены и политические устремления в обществе в целом. И даже эти устремления - не суть выражения интересов социально разных слоев, то есть не политически разные силы, а лишь повороты и обертоны единой политики (если это политика), лицевая и изнаночная стороны единой массовой политической культуры (если это культура). Это их состояния или модальности. Подобную двойственность могут репрезентировать сменяющие друг друга лидеры, как бывало не раз, либо двое, одновременно находящиеся наверху, как сейчас, либо, как это возможно в будущем, один лидер, переключающий режим от замораживания к оттаиванию и обратно.

Свое понимание, а скорее непонимание, вопроса о наличии в России демократического общества, я, как мог, выразил. Читатель, очевидно, успел подготовить собственный ответ. Пора показать, что же думает о себе само общество. Если брать его как целое, то на вопрос, с которого начинается эта колонка, - «Можно ли сказать, что в России сейчас демократическое общество?» - наше общество отвечает «нет» большинством в 47% против меньшинства в 34%, выбирающего ответ «есть». Как всегда бывает, этот результат есть итог усреднения мнений разных социальных категорий. Вот немногочисленные группы, в которых господствует мнение, что нынешнее общество все-таки можно назвать демократическим. Это молодые люди («есть» - 49%, «нет» - 27%), особенно - студенты (65% против 17%). Можно считать, что они не понимают значения этих слов. Но можно считать, что молодость и образование дают им те возможности, которые должна была бы обеспечивать всем демократия. В пользу такого толкования свидетельствует и тот факт, что пусть с незначительным, но перевесом в пользу положительного ответа реагируют наиболее зажиточные из наших респондентов («есть» - 44%, «нет» - 41%). У других групп, которым по разным причинам не приходится ходить на работу, также преобладают положительные ответы (безработные: «есть» - 42%, «нет» - 36%; домохозяйки: «есть» - 50%, «нет» - 36%). Гендер, замечу, вообще небезразличен к демократии. Мужчин, заявляющих, что наше общество называть демократическим нельзя, абсолютное большинство (53%), а женщин - относительное (43%).

В большей части категорий российских граждан ответ «нет» преобладает. Имеются ожидаемые явления, например то, что особо выражено это преобладание в среде пенсионеров («есть» - 25%, «нет» - 52%), вообще людей старшего возраста (24% против 54%). Но некоторые результаты заставляют задуматься. Так, особо значительный перевес отрицательных ответов выявлен в крупных городах (31% против 53%), прежде всего в столице (35% против 60%), а самый высокий из всех - в группе руководителей (19% против 66%). Я могу лишь предположить, что такие эффекты возникают тогда, когда один и тот же ответ выражает мнения и тех, кого отсутствие демократического общества вполне устраивает, и тех, кого это отсутствие демократии удручает.