ИНТЕЛРОС > №4, 2016 > Империя и народовластие, или Почему мы называем демократию демократией?

Дмитрий Панченко
Империя и народовластие, или Почему мы называем демократию демократией?


04 октября 2016

Дмитрий Вадимович Панченко (р. 1956) – историк, специализируется на классической древности, профессор Факультета свободных искусств и наук СПбГУ и НИУ «Высшая школа экономики» (Санкт-Петербург).

 

Слово демократия пришло в современные языки из древнегреческого; dēmokratia в буквальном значении – это «народовластие», или же «народоправство». Репутацию этому имени принесли Афины, сыгравшие решающую роль в борьбе против попыток порабощения греческого мира персидской державой, оставившие потомкам архитектурный ансамбль Акрополя, ставшие родиной знаменитых историков, философов, театральных поэтов. Демократическая форма правления установилась здесь в результате изгнания тиранов и последовавших вскоре революционных преобразований, обыкновенно именуемых реформами Клисфена (около 510–507 год до нашей эры). И, если в источниках, близких по времени к этим событиям, само слово dēmokratia отсутствует, впоследствии это имя прочно закрепилось за политическим строем Афин.

Греческое dēmos может обозначать одновременно и народ, и занимаемую им территорию; в гомеровских поэмах такое двойное значение используется регулярно. Хотя в определенных контекстах демосу как народу могут противопоставляться «лучшие» (знатные и богатые) граждане, по своей сути это слово включает в себя всех. Соответственно, слово dēmokratia указывает на причастность к правлению всей совокупности граждан, а не на то, что власть находится в руках у простого народа. По своей семантической структуре это консолидирующее, а не разобщающее понятие. В древней публицистике, впрочем, акцент сплошь и рядом смещался в сторону изображения демократии как правления масс. В известной мере это отразилось и в греческой политической теории, где демократический строй регулярно выступает как элемент триады: монархия, олигархия, демократия. Из этих трех слов монархия относительно раннее, оно известно с начала VI века до нашей эры. Мы не знаем, появилось ли слово олигархия («власть немногих») раньше или позже, чем слово демократия, или же одновременно с ним. Не приходится удивляться тому, что на месте привычного нам имени в этой триаде не оказалась демархия. Такой термин воспринимался бы как производное от существовавшего уже слова демарх, где первая часть, dēmos, выступала как объект управления, а не как правящий субъект (по аналогии с монархией и олигархией)[1]; в Аттике должность демархов была введена по предложению Клисфена, они возглавляли отдельные территориальные единицы, демы, на которые было разделено все афинское государство (Аристотель. Афинская полития. 21. 5).

Таким образом, слово dēmokratia появилось и закрепилось не без разумных на то оснований. Однако не трудно показать, что, во-первых, само по себе оно в далеко не достаточной мере раскрывает характер обозначаемого им политического строя и что, во-вторых, приблизительно до времени Пелопоннесской войны (431–404 годы до нашей эры) широкое хождение имел альтернативный вариант. Объяснение того, почему «естественный отбор» оставил нам демократию, и составляет основную цель данной статьи.

Начнем с относительно простых задач. Самое раннее разъяснение термина демократия мы находим у Фукидида – в знаменитом надгробном слове Перикла, произнесенном при торжественном погребении павших на войне сограждан. Перед нами подходящий источник: умнейший и осведомленнейший историк воспроизводит официальную речь многолетнего вождя афинской демократии, в которой тот говорит о том, за какое государство сражались афиняне. Разумеется, не приходится думать о дословной передаче сказанного, но верность общему характеру и смыслу речи Перикла едва ли подлежит сомнению[2]. Согласно формулировке Перикла, государственное устройство афинян «называется народовластием, поскольку управление в нем осуществляется сообразно с большинством, а не меньшинством» (История. II, 37, 1). Хотя такое утверждение нельзя назвать паралогизмом, оно вместе с тем весьма далеко от самоочевидного. Понятие «народ», как мы видели, подразумевает совокупность всех граждан, тогда как большинство является частью целого, причем постоянно меняющейся от голосования к голосованию. Можно согласиться с тем, что установить волю «народа» каким-либо способом, отличным от выяснения воли большинства, весьма затруднительно и, пожалуй, даже невозможно, однако само по себе это еще не делает «народовластие» синонимичным «правлению, сообразному с большинством». Характерно, что составитель речи чувствует потребность незамедлительно привести дополнительные уточнения. Его разъяснение имени «демократия» вплетено в сложное, почти даже громоздкое предложение:

«При том, что наше государственное устройство называется народовластием, поскольку управление в нем осуществляется сообразно с большинством, а не меньшинством, в отношении законов у нас для всех существует равенство в частных делах, а в отношении почета каждый, кто в чем-нибудь прославится, пользуется им больше других не в силу принадлежности к какой-либо части[3], а по заслугам, причем и бедность не преграждает путь человеку скромного звания, если ему есть, что сделать хорошего» (История. II, 37, 1).

Итак, для Фукидидова Перикла демократия – имя общепринятое, но не говорящее в полной мере само за себя; оно требует пояснений.

Надгробное слово Перикла относится к 431 году до нашей эры, завершающей части того периода, когда лидерство Перикла в государстве было практически безоговорочным. Именно к этому времени следует отнести известную характеристику положения дел в Афинах, данную Фукидидом: «На словах это была демократия, а на деле – правление первого мужа» (История. II, 65, 9). Хотя в тексте «Истории» имеются слова, написанные по окончании Пелопоннесской войны, то есть не ранее 404 года, нет оснований считать, что, говоря о демократии, Фукидид переносит на ситуацию 430-х годов словоупотребление, вошедшее в оборот позже. Государственное устройство афинян называется демократией и в «Афинской политии» неизвестного автора, дошедшей до нас под именем Ксенофонта и написанной, судя по всему, в первые годы Пелопоннесской войны. Все сходится: около времени начала Пелопоннесской войны Афины не только были, но и слыли демократией[4].

Но что было раньше? Кажется невероятным, что демократия была уже лозунгом политической революции, возглавленной Клисфеном. Одним из тогдашних преобразований, как уже упоминалось, было деление государства на множество новых территориальных образований. По-русски их принято называть «демами», но греческое слово неотличимо от dēmos в значении «народ». Правдоподобно ли, что люди, делящие территорию государства на множество «народов», выступают под лозунгом «народовластия»?[5] Однако достойно внимания, что решения афинского государства достаточно рано начинают выступать в официальных документах как решения демоса. Далее, в трагедии Эсхила «Просительницы» появляются такие выражения, как «правящая рука народа» (dēmou kratousa cheir – стих 604) и «правящий народ» (to damion kratunei – стих 699). На основании художественных особенностей долгое время считалось, что «Просительницы» – самая ранняя из дошедших трагедий Эсхила, написанная чуть ли не в 490-е годы. Однако в середине XX века всплыло свидетельство, которое диктует необходимость перенести постановку «Просительниц» в 460-е, скорее всего – в 463 год до нашей эры. Похоже, к этому времени почва для появления термина демократия была подготовлена: возможно даже, что он вошел в употребление. В нашем распоряжении, к сожалению, слишком мало текстов, которые позволили бы это проверить.

Геродоту, который составлял свою «Историю» на протяжении, по-видимому, нескольких десятилетий и еще работал над ней в 420-е годы, интересующий нас термин хорошо знаком; в частности, по его словам, Клисфен установил в Афинах демократию (История. VI, 131). Вместе с тем он знает соответствующий политический строй и под другим именем: это – исономия.

В III книге Геродот представляет нам спор трех знатных персов о том, каким должно быть государственное устройство персидского государства – демократическим, олигархическим или монархическим (III, 80–82). Наш историк настаивает на реальности произошедших дебатов, хотя и отмечает, что некоторым грекам это кажется невероятным. Последнее замечание окончательно убеждает ученых в том, что перед нами обработанное Геродотом заимствование из неизвестного греческого литературного источника. В споре трех персов слово dēmokratia не фигурирует, хотя используются близкие по смыслу выражения: правящие массы (plēthos), правящий народ или просто народ. В частности, здесь утверждается, что у народного правления «самое прекрасное имя – исономия» (История. III, 80, 6). Это слово может быть понято двояким образом: как «равнозаконие», то есть порядок вещей, при котором для всех существуют одни и те же законы, или как «равнодолие», то есть такое политическое устройство, при котором каждый может претендовать на равную долю, равное участие в управлении. Мы можем здесь не вдаваться в нюансы. Если исходить из реального употребления слова, за ним в любом случае отчетливо представлена идея гражданского равенства. Равноправие будет вполне приемлемым русским эквивалентом[6].

«Прекрасное имя» фигурирует у Геродота также в связи с двумя политическими революциями: одной – обещанной, другой – состоявшейся. На Самосе (около 520 года до нашей эры) преемник Поликрата, решивший было отречься от единоличной власти, созывает граждан и провозглашает исономию (История. III, 142, 3). В Милете (около 499 года до нашей эры) бывший правитель города Аристагор, подняв восстание против персов, отказывается от своей власти и устанавливает исономию (История. V, 37, 2). В обоих случаях мы имеем дело с переходом от тирании к республике. Политическая революция, приведшая к установлению демократии в Афинах, в сущности того же рода. Только она прошла две фазы: изгнание тиранов и последовавшие после некоторой паузы так называемые реформы Клисфена. В память об этой революции афиняне сочинили песню, прославлявшую тираноборцев Гармодия и Аристогитона. В ней говорилось, что эти благородные люди «убили тирана и сделали Афины исономными». В западной части греческого мира около 500 года до нашей эры Алкмеон из Кротона рассуждал о том, что причиной здоровья является исономия сил влажного, сухого, холодного, горячего и так далее, тогда как причиной болезни является монархия одной из них[7].

В целом вырисовывается следующая картина. Очевидно, в ходе борьбы с распространенными в VI веке до нашей эры тираническими режимами и сопутствующей полемики с самой идеей единовластия выдвигается принцип равноправия – исономии. Поскольку тиранические режимы регулярно устанавливались в тех полисах, где народные массы проявляли активность и тираном сплошь и рядом становился бывший «защитник» народа, логикой вещей получалось так, что применение принципа исономии невозможно было ограничить узким кругом «лучших» граждан и, соответственно, он становился лозунгом и именем общенародного правления. При этом раннее употребление термина демократия не засвидетельствовано. Более того, его удивительное отсутствие в ряде столь подходящих для него контекстов в рамках спора трех персов не раз служило основанием для правдоподобного (хотя и не строго обязательного) заключения, что источнику Геродота этот термин был еще неизвестен.

В качестве обозначения демократического строя исономия употребляется не только у Геродота, но и у Фукидида. Так, в связи с прохождением спартанского войска под командованием Брасида через Фессалию Фукидид замечает: народ здесь с давних пор был расположен к афинянам, и, будь у фессалийцев исономия, Брасиду не удалось бы пройти через их страну (История. IV, 78, 2–3). Описывая гражданские распри и моральную деградацию, охватившие греческий мир во время Пелопоннесской войны, историк в частности говорит о том, что вожди противоположных партий прикрывали корыстные действия привлекательными лозунгами: одни заявляли о политическом равноправии (исономии) для народных масс, другие – о взвешенном аристократическом правлении (История. III, 82, 8)[8].

Вместе с тем Перикл у Фукидида называет политический строй Афин демократией, и сам Фукидид противопоставляет истинное положение вещей (исключительную роль Перикла в афинской политике) тому, что на словах слыло демократией. Также Псевдо-Ксенофонт называет политический строй афинян демократией, а Геродот говорит, что демократию в Афинах учредил Клисфен. У всех трех авторов исономия применительно к Афинам не просто отступает в тень, но и вовсе отсутствует[9]. Такая же картина наблюдается в политических и судебных речах IV века до нашей эры. К этому следует прибавить следующее: закон 410 года карал за свержение демократии. В речи, произнесенной около 420 года, Антифонт упоминает жертвоприношения «в интересах демократии» перед каждым собранием Совета Пятисот (Речи. VI, 45). Несколько боевых кораблей, построенных афинянами, носили имя «Демократия», но нет свидетельств о кораблях, называвшихся «Исономия». Наконец, в Афинах появилась богиня Демократия со своим официальным культом, но мы не слышим о богине Исономии[10].

В чем тут дело? Грегори Властос пишет об исономии следующее: «Это слово обозначает прежде всего не определенное государственное устройство, а тот стандарт, в соответствии с которым то или иное государственное устройство следует оценивать»[11]. Однако менее убедительно его утверждение относительно термина демократия: «Трудно вообразить более простое, более точное и более функциональное обозначение греческой формы народного правления»[12]. При том что демос обозначает народ в целом, само по себе слово демократия, как мы уже говорили, не несет достаточно ясного указания на распределение политических возможностей и функций внутри народа. Как термин, взятый сам по себе, демократия с полной отчетливостью противостоит единовластию, но в отношении дальнейшего отчетливость пропадает. В этом демократия сходна с латинскимres publica, но в Риме демократии никогда не было (разве что на протяжении двух лет трибуната Гая Гракха). Но даже если согласиться с Властосом относительно достоинств слова демократия, остается все же неясным, чем грекам не понравилась исономия. Ведь речь не идет о вытеснении одного, предположительно расплывчатого, термина другим – предположительно более точным в рамках специальной научной или публицистической литературы. Речь идет о политической практике. В любом случае остается вопрос: почему сами афиняне отдали предпочтение имени, лишенному отсылки к высокому стандарту и пропагандистской привлекательности?

Этот вопрос распадается на два: 1) чем особенно подходила демократия и 2) что располагало отказаться от исономии?

1) Обратим внимание на любопытное обстоятельство: современные языки систематически пользуются греческим словом демократия, а не его национальными эквивалентами. В Германии, например, принято все, что возможно, переводить на немецкий, но к демократии это не относится. Стандартный словарь немецкого языка помогает понять, почему это так. Демократия здесь определяется как «форма государственного устройства, при которой сами граждане выбирают себе правительство». Такого рода формулировка неплохо выражает современное представление о современной демократии. Но греческое слово буквально значит «народовластие», «народоправство», то есть демократия – это такая форма государственного устройства, где народ правит и где он властно предписывает, что надлежит и чего не следует делать[13]. Вследствие привычки к современному значению слова демократия мы не ощущаем этих нюансов. Различие между афинской демократией и современной далеко не сводится к различию между демократией прямой и представительной. Исключительность афинской демократии заключается в том, что в Афинах народ действительно осуществлял правление и регулярно принимал непосредственное участие в принятии общезначимых решений. Из приблизительно 30 000 граждан 500 ежегодно, по жребию, становились членами Совета, дежурная, десятая, часть которого осуществляла функции правительства; через Совет проходили все законопроекты; быть членом Совета полагалось не более двух раз в течение жизни. Также ежегодно по жребию избирались 6000 судей, из числа которых формировались коллегии, обычно в 500 человек, рассматривавшие как частные, так и политические дела. Народное собрание созывалось нормальным образом 40 раз в течение года (по крайней мере в IV веке до нашей эры). При этом активное участие большинства граждан в управлении отчетливо обозначилось и утвердилось лишь после преодоления политического кризиса конца 460-х годов (события вокруг реформы Ареопага). К этому же времени наметилась существенная трансформация военно-политического союза, возглавляемого Афинами. Созданный для совместной борьбы с персами, он все больше превращался в инструмент афинской политики. Если «первоначально афиняне возглавляли союзников, которые пользовались независимостью и совещались на общих собраниях» (Фукидид. История. I, 97, 1), то со временем все ключевые решения стали приниматься в афинском народном собрании. Добровольный выход из союза практически перестал быть возможным (в 465–463 годы до нашей эры первым испытал это на себе, владевший золотыми приисками, Фасос (Фукидид. История. I, 100–101; Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. XI, 70). Афины, таким образом, оказались во главе новой империи. Могущество афинского государства зиждилось на флоте, где гребцами и бойцами служили представители самых широких масс. Военные походы имели место почти ежегодно, и по меньшей мере столь часто же они становились предметом обсуждения в народном собрании[14]. Союзники были практически обречены подчиняться принятым здесь решениям, и по отношению к ним афинский народ стал регулярно выступать в качестве носителя власти. К тому же сотни человек ежегодно получали административные должности за пределами Афин (Аристотель. Афинская полития. 24, 3). Народ стал править и дома, и за его пределами. Вместе с тем вплоть до смерти Перикла в 429 году, а в значительной мере и позже, ведущее положение в афинской политике занимали почти исключительно выходцы из высших классов. Так что «народное правление» могло пониматься и как правление всего гражданского коллектива, и как такой политический строй, в котором решающее значение имеют народные массы. Подобная неоднозначность устраивала и «благородных» (пока они предпочитали стоять во главе народа, а не идти против него), и средний класс, и простой народ[15].

2). Принцип равенства, несомненно, присутствовал в идеологии греческой, демократии[16]. Интересно, что дре,вние критики демократии порой представляли дело так, что она ему на деле не следует. «Кто-нибудь возразит, что демократия чужда как разуму, так и равенству», – такие слова Фукидид вкладывает в уста ее сицилийскому стороннику Афинагору (История. VI, 39, 1). Слова эти остаются без достаточного разъяснения, однако и Псевдо-Ксенофонт, тоже не вдаваясь в подробности, заявляет, что в Афинах «народ имеет больше, чем благородные» (Афинская полития. I, 2). Что бы ни стояло за приведенными утверждениями, мы по крайней мере знаем, что в Афинах существовали особые налоги на богатых. Но все-таки эти налоги шли на общие нужды (снаряжение боевых кораблей и организация театральных представлений), а не на поддержку бедных. Аристотель, много десятилетий спустя, подхватывает ту же линию критики: ни демократия, ни олигархия не следуют равенству, навязывая, вместо этого, господство либо меньшинства, либо масс (Политика. 1296a, 25 ff.), однако к его времени выбор между двумя интересующими нас терминами давно состоялся, и трудно представить, чтобы исономию из употребительной терминологии вытеснили политические противники демократического строя, считая, что она недостойна этого имени. Показательно, что Платон характеризует неприемлемый для него образ жизни демократического человека как «исономический» (Государство. 561 e)[17]. Следовательно, для отказа от исономии следует искать другую причину. И она заключена не столько в особенностях политического уклада афинского государства, сколько в той ситуации, в которой оно оказалось. Афины были не только народовластием, но и империей. А здесь никакого равенства не было. Не только в реальной практике, но и на уровне формулировок в официальных документах, принимавшихся афинскими союзниками. Например, в 453–452 годы члены нового Совета в Эрифрах клянутся «действовать в интересах большинства народа Эрифр и большинства народа Афин и их союзников», а халкидяне в 446–445 годы обязуются «не восставать против народа Афин»[18]. При такого рода отношениях с союзниками было неуместным превозносить «равноправие».

Итак, если превращение афинского государства в империю дало почувствовать афинскому народу, что он правящий, и тем самым способствовало укоренению термина демократия, то еще большую роль превращение в империю сыграло в вытеснении термина исономия. Обозначение этим именем политического строя Афин немедленно напоминало бы о неравенстве, установившемся в отношениях между Афинами и их союзниками, и указывало бы на то, что афиняне гордятся тем (а именно равноправием), что сами же повсюду нарушают. Среди людей с развитой политической рефлексией, в культуре, открывавшей простор аргументированной полемике и старавшейся строго держаться этических принципов (мы говорим о времени Софокла и Сократа), подобная непоследовательность оказалась невозможной, и «прекрасное имя» исономия уступило место нейтрально описательному слову демократия.

 

[1] Ehrenberg V. Origins of Democracy // Historia. 1950. Vol. 1. № 4. P. 523.

[2] Jones A.H.M. The Athenian Democracy and Its Critics // The Cambridge Historical Journal. 1953. Vol. 11. № 1. P. 2.

[3] То есть в силу поддержки какой-нибудь партии – согласно широко принятому пониманию или же в зависимости от принадлежности к определенному классу, – как полагает Грегори Властос (Vlastos G. ΙΣΟΝΟΜΙΑ ΠΟΛΙΤΙΚΗ // Mau J., Schmidt E.G. (Hrsg.). ISONOMIAStudien zur Gleichheitsvorstellung im griechischen Denken. Berlin; Amsterdam, 1971. P. 29 f. 2).

[4] Приблизительно для этого времени термин демократия впервые засвидетельствован и за пределами Афин. По словам Демокрита: «Лучше бедность при демократии, чем так называемое благоденствие при несменяемых кликах (dunasteiai), – насколько свобода лучше рабства» (Лурье С.Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л., 1970. Фр. 596).

[5] Это соображение не учитывает Могенс Герман Хансен, см.: Hansen M.H. The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes. StructurePrinciples and Ideology. Oxford; Cambridge, Mass., 1991. P. 70.

[6] На понимании слова исономия как «равнодолие» настаивает Виктор Эренберг, указывая, что isa nemein («делить поровну») – хорошо засвидетельствованное выражение (Ehrenberg V. Isonomia // Paulys Real-Encyclopädie der classischen AltertumswissenschaftSupplementband VII. Stuttgart, 1940. S. 293); сходным образом понимает термин и Пол Картледж (см. в: Rowe C., Schofield M. (Eds.). The Cambridge History of Greek and Roman Political Thought. Cambridge, 2007. P. 15). Однако слово исономия невозможно оторвать от более раннего слова эвномия («благозаконие»). Курт Раафлауб прав, отмечая, что исономия «модифицировала традиционный идеал “благого порядка” (eunomia) на основании критерия равенства» (Raaflaub K.A. The Breakthrough of Dēmokratia in Mid-Fifth-Century Athens // Raaflaub K.A., Ober J., Wallace R.W. Origins of Democracy in Ancient Greece. Berkeley, 2007. P. 112).

[7] Фрагмент B4 в собрании Дильса–Кранца (см. в: Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. С. 272–273); также см. далее: Vlastos G. Isonomia // The American Journal of Philology. 1953. Vol. 74. № 4. P. 344–347; Idem. Equality and Justice in Early Greek Cosmologies // Classical Philology. 1947. Vol. 42. № 3. P. 156–178.

[8] Достойное внимания, но вместе с тем специфическое употребление слова исономия в речи фиванских послов (Фукидид. История. III, 62, 3–4) нас здесь не должно занимать; см.: Vlastos G. ΙΣΟΝΟΜΙΑ ΠΟΛΙΤΙΚΗ. P. 13–17; Сизов С.К. Понятие oligarchia isonomos у Фукидида (III. 63. 2) // Вестник Нижегородского университета имени Н.И. Лобачевского. 2012. № 1(6). С. 201–208.

[9] У Геродота однажды появляется близкое слово isēgoria («равенство в отношении публичных выступлений») для обозначения афинской демократии, и в особенности положения дел вскоре после реформ Клисфена (История. V, 78).

[10] См.: Hansen M.H. Opcit. P. 70; 82 f.

[11] Vlastos G. ΙΣΟΝΟΜΙΑ ΠΟΛΙΤΙΚΗ. P. 9.

[12] Ibid. P. 8. Характерно, что это утверждение подкрепляется примечанием длиной почти в тридцать строк.

[13] В «Просительницах» Еврипида (около 423 года до нашей эры) «народ владычествует» (стих 406; ср. стих 352).

[14] Важную роль той регулярности, с которой широкие массы начиная с 480 года принимали участие в военно-политических событиях, подчеркивает Курт Раафлауб, см.: Raaflaub K.A. Opcit. P. 119–126.

[15] Если нашими предшественниками, насколько нам известно, вопрос о причинах вытеснения термина исономия термином демократия вообще не ставился, то Пол Картледж поставил по крайней мере вопрос о том, как и почему демократия из просто употребляемого стала официальным обозначением политического строя в Афинах. Предложенный им ответ является явно недостаточным, но в нем заключен важный момент: это произошло, когда «лучшие люди» Афин предпочли возглавить все более набиравший силу демос, нежели бороться с ним. См.: Cartledge P. Democracy, Origins of: Contribution to a Debate // Raaflaub K.A., Ober J., Wallace R.W. (Eds.). Op.cit. P. 163. О причинах подобной солидарности и ее прекращения см.: Панченко Д.В. Культурный расцвет в Афинах в V в. до н.э. в сравнительно-историческом освещении // Вестник древней истории. 2012. № 2. С. 149. Приведем еще наблюдение Джозайи Обера: проводить различие между демосом как совокупностью граждан и демосом в значении «низшие классы общества» было свойственно критикам, а не сторонникам демократии (Ober J. «I Besieged That Man»: Democracys Revolutionary Start // Raaflaub K.A., Ober J., Wallace R.W. (Eds.). P. 94.

[16] Hansen M.H. Op. cit. P. 81–85. Интересные замечания об отличии греческой концепции равенства от современной, причем как раз в связи с понятием исономия, имеются у Ханны Арендт: Arendt H. On Revolution. London, 1965. P. 30 f.

[17] В стандартном русском переводе «Государства» соответствующая фраза звучит изящно («Ты отлично показал уклад жизни человека, которому все безразлично»), но неправильно.

[18] Дэвис Дж.К. Демократия и классическая Греция. М., 2004. С. 92. Сам Перикл, если верить Фукидиду, обозначал отношения между Афинами и союзниками словом «тирания» (История. II, 63, 2). Можно сомневаться в точности передачи этих его слов (Jones A.H.M. Opcit. P. 20 f.), но в любом случае формулировка Фукидида отражает представления, циркулировавшие в последней трети V века до нашей эры.

- See more at: http://www.nlobooks.ru/node/7604#sthash.i9J6MyEN.dpuf


Вернуться назад