Следует предупредить читателя этого номера «Неприкосновенного запаса» - довольно объемистый том, который он держит в руках, не является очередным опытом деконструкции с неизбежным выводом о том, что «ничего на самом деле нет». Отнюдь. Авторы специального выпуска нашего журнала не ставят под сомнение политическую или историко-культурную реальность «региона Восточной (или Центральной, или какой-либо иной) Европы». Все государства, которые обычно относят к этому (этим) регионам, благополучно или почти благополучно существуют, их экономика функционирует, их граждане живут своей обычной жизнью. Многим из наших авторов эта реальность дана, так сказать, в прямых и непосредственных ощущениях - они живут в этих странах либо часто в них бывают. Собственно говоря, мы не противопоставляем процедуры «изобретения» и «конструирования» понятию «реальность». То, что изобретено и сконструировано, - существует; то, что существует (по крайней мере, в антропологическом измерении), - изобретено и сконструировано.

Это утверждение в полной мере применимо и к такому историческому и историографическому (имеющему также склонность к геополитической инструментализации) концепту, как «регион». Деконструировать здесь нечего - это не пресловутая «война в Заливе», которой, если верить покойному философу, не было (заметим, что, как выясняется, та война все-таки была, ибо без нее не было бы уже этой войны, а уж она дана нам во всех ее безнадежно-кровавых подробностях).

Более того, нельзя сказать, что речь в нашем номере идет о «критике понятий» - разговор о них исходит из того, что эти понятия существуют давно и столь же давно определяют сознание людей (как и определяются им). Задача этого номера «НЗ» скромна - проследить, где это возможно, историю появления таких понятий, как «Центральная Европа», «Восточная Европа», «Юго-Восточная Европа», «славянство», «польскость» и так далее. Нас занимают механизмы реконструкции (конструкции, изобретения) прошлого, отвечающего логике, заданной этими понятиями, способы «изобретения Родины» в новых государствах, которые принято считать частью региона, инструменты создания и поддержания национальной идентичности, наконец - некоторые итоги существования этих новых национальных государств (опять-таки исходя из существующего представления о неких региональных особенностях и общих тенденциях, если не сказать - «судьбе»).

Общая рамка наших рассуждений носит сугубо исторический характер. Она задана несколькими процессами и событиями последних двух веков. Во-первых, это так называемые «национальные возрождения» - явления, которые возникли в рамках империй и которые вовсе не были каким-то «центральноевропейским изобретением» (достаточно вспомнить Ирландию или Грецию), а явились порождением (последовательно) европейского романтизма и позднего романтизма. Во-вторых, это последствия катастрофической для европейских империй Первой мировой войны, сделавшие территорию между (очень условно) Балтийским морем, Адриатическим морем, Эльбой и Вислой уникальным политическим полигоном, где возникло около десятка новых национальных государств. В-третьих, это последствия еще более катастрофической Второй мировой войны, не только изменившей здешние границы, но и фатально поменявшей этнический состав этих земель (в частности, уничтожившей центрально- и восточноевропейское еврейство). В-четвертых, последствия «холодной войны», в ходе которой практически все страны региона оказались по коммунистическую сторону «железного занавеса», что, парадоксальным образом, усилило представление о некоей «региональной судьбе», общей для них. Наконец, в-пятых, это последствия краха советского лагеря, поставившего перед населением этих стран новые и разнообразные проблемы идентификации. Почти все тексты этого номера «НЗ» так или иначе соотносятся с вышеперечисленными процессами и событиями.

Отметим еще одно очень важное обстоятельство. То, что произошло с народами, населяющими данную территорию, их историей и исторической рефлексией, не является уникальным и существует в общеевропейском историческом и культурном контекстах. Выражаясь афористически, «Центральная Европа» - это частный случай «Европы», не более (но и не менее) того. Имеется в виду не только очевидная политическая, экономическая и культурная связь между западом континента и его центром, но и принадлежность к общим типам исторического сознания. Центральноевропейское историческое сознание есть разновидность европейского, в котором присутствуют такие категории, как «региональное сознание», «регион», «общая историческая судьба», «центр-периферия» и так далее. Исторический анализ понятий и категорий неизбежно становится частью анализа исторического сознания.

Эти строки пишутся в ту самую ночь, когда новые центрально- и восточноевропейские государства-члены ЕС становятся де-факто участниками Шенгенского соглашения. Это важное событие, которое мало кто не называет «историческим», происходит в конце 2007 года, когда в политический обиход вернулось словосочетание «конфронтация Запада и Востока» - даже в пределах «континента Европа». Это значит, что, окончательно став территорией Евросоюза, Центральная Европа вновь превращается в Край Европы, в ее Пограничье; соответственно, актуальность «региональной солидарности» здешних стран слабеет в усилившемся поле «общеевропейской солидарности». Не исключено, что те понятия и категории, которые мы анализируем в этом номере «Неприкосновенного запаса», - пусть и в длительной исторической перспективе, но все-таки - обречены на забвение. Тем важнее успеть их зафиксировать. [НЗ]