Публикуемые интервью с тремя сотрудниками аппарата ЦК КПСС 1960-х годов получены в рамках проекта Николая Митрохина «Телефонное право: неформальные практики в аппарате ЦК КПСС. 1953--1985 годы»[1], заключающегося в сборе интервью у бывших сотрудников аппарата ЦК КПСС указанного периода и их ненапечатанных воспоминаний[2].
Интервью, используемые для данной публикации, были взяты у сотрудников, представляющих три разных политических типа, наиболее распространенных в партийном аппарате: «русского националиста» (представители этого течения, наиболее активного в 1960--1970-е годы, предпочитают, чтобы их называли «русофилами»), «сталиниста» и «сторонника социализма с человеческим лицом» (сами они зачастую использовали название «ревизионисты»)[3]. Они демонстрируют общую неоднозначность позиций по «чехословацкому вопросу» в аппарате ЦК КПСС в 1960-е годы, наличие различных, зачастую неформальных, каналов получения информации о происходящих там событиях, что, в свою очередь, влияло на позицию «первых лиц» и тщательность исполнения принятых ими решений.
Вместе с тем, следует учитывать, что все трое опрошенных принадлежат к довольно однородной по своим базовым показателям социальной группе: московской, партийно ориентированной, академической интеллигенции. Все они дети среднего слоя сталинской политической и научной элиты, получившие образование в одно и то же время -- в первой половине 1950-х годов -- в МГУ (Ричард Косолапов и Геннадий Гусев учились с разницей в один курс на философском факультете[4], Александр Вебер -- на историческом, все занимали посты в комсомольских бюро курса и факультета). Представители именно этой очень узкой социальной группы были востребованы для обновления и повышения образовательного уровня партийного аппарата во второй половине 1960-х годов и стали основными действующими лицами в системе власти в эпоху перестройки.
При подготовке к публикации два из трех интервью подверглись незначительной литературной правке и, по согласованию с авторами, исправлению фактических ошибок. Последнее было существенно переработано автором. Комментарии и биографические справки для всех интервью -- на совести публикатора. [Николай Митрохин]
Геннадий Гусев: «Он вбивает клин между советской и чехословацкой молодежью»[5]
Геннадий Михайлович Гусев родился 15 сентября 1933 года в Калининской (ныне Тверской) области. Отец -- первый секретарь райкома (1938--1960). Окончил с красным дипломом философский факультет МГУ (1956). В 1956--1961 годах был комсомольским работником в Краснодарском крае. Инструктор, первый заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК ВЛКСМ (1961--1964, 1967--1969), заместитель главного редактора издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» (1964--1967), инструктор сектора художественной литературы Отдела культуры ЦК КПСС (1969--1978). Был активным участником неформальной «Русской партии», существовавшей в советской культурной и политической элите в 1960--1980-е годы[6]. В 1978--1980 годах -- главный редактор журнала «Роман-газета». В 1980--1984 годах -- директор издательства «Современник». В 1984--1990 годах-- помощник по вопросам культуры председателя Совета министров РСФСР Виталия Воротникова. В 1991--1993 годах -- секретарь Союза писателей России. В 1993--2007 годах -- первый заместитель главного редактора журнала «Наш современник». Автор нескольких книг. Мемуарист.
Об одной совершенно для меня неординарной истории я хочу рассказать. В декабре 1963 года Чехословацким союзом молодежи и ВЛКСМ была опробована практика обмена лекторами из числа комсомольских работников. Я был первым, кто от ЦК ВЛКСМ поехал по этой программе и читал в различных городах и весях перед самыми разнообразными аудиториями лекции, точнее, просто выступал с рассказом, информацией и размышлениями о деятельности ВЛКСМ, его роли в государстве и тому подобном. Это моя трехнедельная поездка отличалась от всех обычных обменов. При формировании программы обычных делегаций им представлялись, как правило, лучшие, образцово-показательные коллективы и осуществлялся прием на максимально возможном высоком уровне. Здесь за мной никто не следил и не должен был ухаживать. Объезжал один город за другим и встречался с аудиториями, собранными не под выступления первого секретаря, а рядового завсектором, с которым интересно встретиться и задать ему вопросы. И по мере пребывания в Чехословакии во мне нарастала тревога по поводу того, что дела там идут не так, как нам хотелось бы. Да, наверное, в этом было определенное проявление имперской идеологии, и, с нынешних позиций, я мог бы кое-что и пересмотреть, в том числе в своем тогдашнем поведении, но уже прошло 37 лет, и это невозможно. Хотя до Пражской весны оставалось еще пять лет, мой отчет, который прошел до самого верха, вплоть до членов Политбюро, был первым сигналом о том, что не все ладно в дружественном нам государстве, особенно в среде молодежи: огромное влияние Запада, скептически-ироническое, если не сказать враждебное, отношение к комсомолу и самим идеям, заложенным в основе этой организации. Причем это выражалось в самых различных формах, например, в вопросах: либо нарочито наивных, либо, как их принято называть во все времена, провокационных. И все время отдавало тем духом, который Дубчек позднее сформулировал как идею построения «социализма с человеческим лицом», очевидно, подразумевая, что в СССР он с нечеловеческим.
Мне посчастливилось, что ко мне была приставлена не профессиональная переводчица, состоящая в штате ЦК ЧСМ или «Интуриста», где есть определенная ответственность, школа, а студентка-старшекурсница факультета русистики Пражского университета по имени Агнешка. Расставаясь, она сказала: «Геннадий Михайлович, лично вас я не ненавижу, вы нормальный русский человек, но одновременно я вас ненавижу -- вашу Россию, вашу империю, которая подавляет свободолюбивые народы». Представляете, когда вам на прощание, у трапа самолета говорят такие слова, да это еще накладывается на впечатления от поездки… Я приехал и написал, как было положено, большой отчет для ЦК комсомола об итогах командировки. Начальство было шокировано, как оно само потом признавалось, потому что мой доклад полностью противоречил той информации, которая по разным каналам, включая специальные, поступала наверх. Прошло некоторое время, и уже в 1964 году меня попросили сделать «выжимку» из этого отчета, сосредоточившись на атмосфере моих встреч в Чехословакии и на выводах. Затем начались звонки, в том числе из ЦК КПСС на уровне инструкторов, с плохо скрытыми «советами» не вбивать клина в отношения братских союзов молодежи. [Чешский] сектор отдела ЦК КПСС по работе с социалистическими странами[7] начал тихую «войну» со мной, потому что спрос был с него: какова же ваша работа, если такое творится в Чехословакии? По соответствующим каналам была дана команда искать на меня компромат. Во все города Чехии, где я был, поступили заявки собрать на меня весь «негатив»: выпивки, женщины, анекдоты. Но тут меня спасла моя переводчица Агнешка. Она отказалась подтверждать, что я ее совращал, как они предполагали, и сказала, как мне потом передавали, что «с этим сталинистом я не стала бы спать даже по чисто идейным соображениям, не говоря уж о том, что он мне не симпатичен как мужчина».
В это время я, как мне было приказано, сделал выжимку на четыре с половиной страницы. Она получилась еще резче -- без моих лирических зарисовок. Со слов ответственных работников ЦК, которые позже мне об этом рассказывали, когда я с ними работал под одной крышей, Михаил Андреевич Суслов поставил на ней резолюцию красным карандашом: «1. Ознакомить членов Политбюро, 2. В устной форме проинформировать чехословацких товарищей. Как обычно». Не думаю, чтобы кто-либо из рядовых сотрудников ЦК ВЛКСМ удостаивался такой чести…
В это время в Москве, в Высшей партийной школе, училась секретарь ЧСМ по имени Зденка[8]. Ее, видимо, и проинформировали. От нее информация обо мне ушла в Прагу, там родилась чеканная формула: «он вбивает клин между советской и чехословацкой молодежью», которую из отдела по работе с соцстранами ЦК КПСС донесли до [первого секретаря ЦК ВЛКСМ Сергея] Павлова[9]. Сергей Павлович, преисполненный благородного негодования и еще не разобравшись, собрал большое заседание аппарата ЦК ВЛКСМ, КМО[10] и Бюро международного молодежного туризма «Спутник». Происходило это в большом зале, в здании ЦК ВЛКСМ на Маросейке (тогда Богдана Хмельницкого). Не называя моей фамилии, но сугубо прозрачно, особенно для работников моего отдела пропаганды и сотрудников КМО, которые оформляли мою поездку, были высказаны гневные инвективы типа: «Растопчем любого, кто встанет на пути укрепления братских взаимоотношений» -- и так далее. Пожалуй, никогда более в своей жизни я не испытывал подобного потрясения. Оно было вызвано даже не тем, что неизбежно последует кара: снятие с работы и, может быть, даже исключение из партии. Потрясло осязаемое буквально физически, мгновенное отчуждение всех от меня. Тот, кто еще две минуты назад мне улыбался, жал руку, вдруг отвернулся -- даже те, кто еще не знал, о чем и о ком идет речь. Потому что по залу прошелестело: «Это про Гусева из пропаганды».
От скорой и немотивированной расправы спасла меня способность Сергея Павловича -- выплеснуть, а потом все-таки подумать. Многие умеют выплеснуть, но не думать ни до ни после. А он умел подумать сразу после того, как выплеснул. Тут же, на собрании, Павлов делает публичное заявление, примерно такое: «Впрочем, так: через две недели будет официальная поездка первого секретаря в Чехословакию. Я все это посмотрю своими глазами и внимательно прислушаюсь к тому, что там говорят, своими ушами».
Я остался в подвешенном состоянии. Ко мне в кабинет никто не приходит, никто не дает никаких заданий, но я не уволен. Через две недели Павлов уезжает в Чехословакию, а меня в мае 1964 года посылают вторым руководителем бригады ЦК ВЛКСМ по подготовке вопроса о работе Горьковского обкома ВЛКСМ с подростками. После нее, кстати, я написал свою первую книжку, пропагандистскую, конечно, но мне за нее не стыдно[11]. Там было отражено много реальных проблем. Как только узнали, что я де-факто назначен руководителем комиссии (формальный руководитель -- секретарь ЦК, но он приезжал за сутки-двое, когда уже подводились итоги работы бригады), снова ко мне народ потянулся.
Работаю я в Горьковской области, а Павлов тем временем в Чехословакии. К нам, в Горький, приезжает секретарь ЦК ВЛКСМ Александр Иванович Камшалов[12] и за сценой помещения, где мы проводили итоговое совещание актива, здоровается со всеми членами бригады -- в присутствии членов бюро обкома, -- потом прячет руку за спину и говорит, подходя ко мне: «А людям, которые вбивают клин в отношения между братскими союзами молодежи, я руки не подаю». И до, и после, да и сейчас, у нас с ним были прекрасные отношения -- но я ему до сих пор этого забыть не могу.
Представьте, каково мне было после этой оплеухи выступать главным докладчиком по итогам работы нашей бригады. Но все же я собрался, потухшим голосом дочитал свой доклад, развернулась дискуссия, в общем, все нормально. По окончании совещания я решил немедленно ехать в гостиницу, собраться и -- в Москву, на встречу с Сергеем Павловичем.
Когда я уже взял билет, ко мне зашел Камшалов и фактически приказал остаться. Вечером должна была состояться прощальная встреча, как вы сами понимаете, с рюмками в руках. Я в ней все же участие принял, сидел мрачный. В конце Леша Макиевский, который потом стал вторым секретарем обкома [партии][13], мне говорит: «Притормози, когда будешь выходить, на крыльце». Завез меня к себе домой, заставил излить душу.
Уже в Москве выяснилось, почему мне было запрещено брать обратный билет. Камшалов доложил по телефону об этом случае первому секретарю (Павлову), и тот ему всыпал по первое число за этот бестактный ход. «Все как раз наоборот. Гусев прав», -- сказал он. Не у каждого достанет мужества признать свою неправоту…
Когда мы приехали, Павлов пригласил меня к себе и сказал примерно следующее: «Вашему политическому чутью не откажешь. Много там гнильцы. Глубоко корни пустила. Но к этому надо относиться философски, спокойно. А ты в свою записку эмоций напустил». И начал меня ругать. Я сначала оторопел, но потом понял, что ему надо меня поругать хотя бы за что-то, потому что принципиально он был со мной согласен. Он мне сказал, что надо немедленно готовить пленум ЦК по усилению контрпропаганды, об усилении борьбы с влиянием буржуазной идеологии, с вражеским кинематографом. «Давайте создадим новые политические клубы для молодежи[14]. Давайте, думайте, сколько же можно -- все одно и то же». Произнес, таким образом, речь, которая фактически представляла собой тезисы к будущему докладу на пленуме, который и был вскоре проведен.
Ричард Косолапов: «Сказать о монолитности настроений было очень сложно»[15]
Ричард Иванович Косолапов родился 25 марта 1930 года в Сталинградской (ныне Волгоградской) области. Отец -- ветеран Гражданской войны, в войну -- комиссар корпуса, затем работник торговли областного масштаба. Окончил философскийфакультет МГУ (1955). В 1955--1958 годах -- сотрудник Брянского обкома ВЛКСМ. Окончил очную аспирантуру философского факультета МГУ (1961) и там же преподавал (1961--1964). В 1964--1966 годах -- сотрудник Института экономики мировой социалистической системы АН СССР. В 1966--1974 годах -- лектор, консультант, руководитель группы консультантов, заместитель заведующего в отделе пропаганды ЦК КПСС. В 1974--1976 годах -- первый заместитель главного редактора газеты «Правда». В 1976--1986 годах -- главный редактор журнала «Коммунист». В 1982--1985 годах входил в неформальную идеологическую группу, формировавшую консервативную (сам автор называет ее «преемственной») политическую доктрину для генеральных секретарей ЦК КПСС Юрия Андропова и Константина Черненко. Профессор, главный научный сотрудник кафедры социальной философии философского факультета МГУ (с 1986 года). В 1997 году возобновил издание собрания сочинений Иосифа Сталина, прерванное в 1951-м. Доктор философских наук (1971). Автор ряда работ по вопросам теории и истории социализма. Лидер «Ленинской позиции в коммунистическом движении».
Николай Митрохин: Что вы можете сказать о людях, работавших в международном отделе ЦК?
Ричард Косолапов: Конечно, вот в отношении ребят из международного отдела ЦК КПСС уже ходили легенды. Даже частушка была такая: «А там все мальчики, румяные и левые. А в глазах у них Тольятти и Торез[16], и здоровый сексуальный интерес»[17]. Левыми назывались тогда, понятное дело, не левые совсем, а правые. И ориентации те проявлялись, конечно, слегка, но зоркий наблюдатель видел это хорошо. Эта тенденция сквозила во многом. Скажем, в стремлении выезжать за рубеж, на Запад по возможности, и в нелюбви к поездкам куда-то в третий мир. Резко сказывалась в отношении к войне во Вьетнаме: «Они хотят поссорить белых людей», -- это нас с американцами. Такие суждения имели место. Я помню, я сам дважды ездил во Вьетнам, участвовал в войне. Естественно, был полон уважения к этому, по-настоящему серьезному, какому-то милому, народу, трудолюбивому и ласковому в общении. И мне непонятно было это желание от него отмежеваться, которое шло от атмосферы в международных отделах. Не было, конечно, разделения на партии, но тенденции, настроения -- протольяттинские, скажем так, в духе известного доклада Хрущева [на ХХ съезде], там с поправками, с окультуриванием некоторых моментов, пассажей. Было сочувствие чехословацким событиям. Отдельные личности допускали известный бойкот даже намечавшимся мероприятиям. И сказать о монолитности настроений было очень сложно.
Н.М.: А иновещание? Кто курировал в ЦК его идеологическую составляющую?
Р.К.: По линии радио и телевидения иновещанием у нас [в качестве куратора] долго занимался [Александр] Яковлев[18]. Он был до того завсектором радио и телевидения, а потом при переформировании отдела[19], в 1965 году, стал первым замом. После него завсектором был [Павел] Московский. В момент чехословацкой акции, в 1968 году, Яковлев был командирован в Чехословакию и получил там награду. А Московский был освобожден, поскольку обнаружились неполадки с радиопередатчиками[20]. Кто же был назначен тогда? Не помню даже. На этот сектор предлагал мне перейти тот же Яковлев. Но я не пошел. Не было интересно. Тем более, техническая сторона этого дела была для меня совершенно темна. А изучать заново такую махину, такой громадный коллектив не соответствовало моим планам.
Александр Вебер: «В Праге мы были вдали от Москвы и от недремлющего ока начальства»[21]
Александр Борисович Вебер родился 21 марта 1929 года в Москве, вырос в семье историка, преподавателя МГУ. Окончил истфак МГУ (1952). В 1952--1955 годах -- учитель в средней школе. В 1956--1963 годах -- научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений АН СССР со специализацией по социально-экономической истории Западной Европы в новейшее время. Доктор исторических наук (1985). В 1963--1966 годах -- редактор-консультант, заместитель заведующего отделом журнала «Проблемы мира и социализма» (Прага). В 1966--1990 годах -- консультант Международного отдела ЦК КПСС. Специализировался на отношениях с западной социал-демократией и Социнтерном. В 1990--1991 годах работал в аппарате президента СССР. С 1992 года -- сотрудник Горбачев-фонда. С 1996 года (по совместительству) -- главный научный сотрудник Института социологии РАН. Автор нескольких монографий.
Н.М.: Что представлял из себя журнал «Проблемы мира и социализма», в котором вы работали в Праге в 1960-е?
Александр Вебер: В журнале «Проблемы мира и социализма» была довольно свободная атмосфера, поскольку мы были вдали от Москвы и от недремлющего ока начальства. И достаточно либеральная, по крайней мере, при [шеф-редакторе журнала Алексее] Румянцеве[22]. Он был просвещенным человеком и терпимо относился к разным взглядам. Мы имели возможность ездить за рубеж, печататься в журнале, встречаться с людьми из разных стран. Из Праги я ездил в страны Западной Европы, в том числе в Италию, скандинавские страны. Это дало другое видение мира, чем то, которое до этого складывалось в Москве. Хотя, конечно, Институт мировой экономики, где я до этого проработал шесть лет, тоже был интеллектуальным центром, и там тоже были коллеги и сотрудники, с которыми можно было о многом откровенно говорить и многое узнать.
Многое я стал понимать, именно работая в Праге. Там моим непосредственным начальником был итальянец Микеле Росси[23], член ИКП, участник движения Сопротивления. Он очень критически относился к советской действительности, и я в общении с ним многое почерпнул. Совсем иначе было с французом Пьером Энтжесом[24], с которым у меня случился даже конфликт. Он был ортодоксальным коммунистом, и некоторые мои высказывания вызывали у него недовольство.
В 1965 году Румянцев был отозван в Москву, где на недолгое время стал главным редактором «Правды». Он предложил мне писать в газету. Незадолго до этого в редакции журнала прошел круглый стол, на котором представители западноевропейских компартий, включая итальянскую, французскую и другие, обсуждали проблемы отношений с социал-демократами. Для них тогда это было достаточно актуально. В комдвижении Западной Европы уже формировались неортодоксальные течения, которые позднее стали известны как «еврокоммунизм».
Я послал в «Правду» статью «Коммунисты и социал-демократы». Она попала к [сотруднику международного отдела ЦК КПСС, знавшему Александра Вебера со студенческих лет, Анатолию] Черняеву[25] на консультацию. Он ее поддержал, подправив немного с учетом идеологических требований того времени. Я этой правки даже и не видел, со мной ее никто не согласовывал.
Статья вызвала большой международный резонанс, было много откликов, поскольку на Западе в ней усмотрели некий «сигнал Кремля», признак возможного поворота в политике. Там тогда присматривались к тому, что писала «Правда», пытались читать между строк. Поворот произошел, но не тот, которого ждали, скорее, консервативный. Но, видимо, после той статьи заведующий международным отделом ЦК Борис Николаевич Пономарев[26] и обратил на меня внимание.
Всего в Праге я проработал почти четыре года. Тогда считалось, что неправильно слишком долго задерживаться советским людям за границей. Это позднее люди подолгу, по десять лет, работали.
В 1966 году мне предложили работать в международном отделе. Я пытался уклониться от этого, мне не хотелось. На меня здание ЦК производило довольно мрачное впечатление. Во время первой беседы с Пономаревым он меня спросил, чем я занимался в редакции, а потом сказал: «Вот вы напишите на основе своего опыта, что думаете о коммунистическом движении». Я написал справку о комдвижении, о тех реальных проблемах, которые существовали, несколько наивно, конечно. Отдал это помощнику Пономарева и больше, я думаю, никто ее не видел…
Н.М.: У вас кто-то из друзей появился в Праге?
А.В.: У нас был довольно дружный коллектив, хотя мы и были разными людьми. С Юрием Карякиным[27] дружили, хотя потом разошлись. И он сильно переменился, и я переменился… Дружеские отношения были с известным впоследствии философом Мерабом Мамардашвили[28], но каких-то особо близких, особо тесных -- не было. У него вообще довольно необычная была ситуация. Он был, как тогда у нас говорили, «невыездной», но каким-то образом его друзья вытащили в Прагу, и он там неплохо себя чувствовал[29]. Очень талантливый человек, полиглот. Горбачев даже в мемуарах о нем пишет, вспоминает общение с ним в Московском университете[30].
В Праге одновременно со мной работал Кива Майданик[31] -- специалист по проблемам левого движения в странах Латинской Америки. Он хорошо знал Латинскую Америку, и его хорошо знали там. Он там часто бывал. Встречался с Че Геварой, позднее издал о нем книгу[32]. Неоднократно бывал на Кубе, встречался с Кастро. В последнее время стал другом Чавеса, был несколько раз его гостем в Венесуэле. Он там вообще знал очень многих левых руководителей. Некоторые его работы написаны только по-испански. Поворот [в 2000-е годы] влево в Латинской Америке -- это был и его звездный час[33].
Хороший человек был. Но человек не нашего времени… Он, скорее, из 1920-х годов. Он воспринимал революционные идеи в буквальном смысле. Начинал он научную деятельность, написав большую книгу о гражданской войне в Испании. Он не был академичным историком, а близко это все воспринимал и переживал. Настолько, что, когда мы бродили под Прагой по окрестным холмам, он показывал, где удобней располагать огневые точки... Он себя воображал участником партизанского движения в Латинской Америке[34].
Они с ответственным секретарем журнала [Александром] Соболевым[35] очень хорошо ладили. Там было два ответственных секретаря: один от КПЧ[36], один от КПСС. Соболев тоже был человек с мышлением революционера. И тоже не в свое время попал и не на свое место. Он говорил: «Если бы мне дали страну, я бы показал, как надо делать революцию». Он говорил и писал о мировом революционном процессе вполне искренне. Они не были ни в коей мере циниками, для них это было нечто настоящее. Они этим жили. Майданик критически относился к нашей действительности. Это был очень способный, талантливый человек, очень эрудированный[37].
Н.М.: А у Карякина и в то время были такие радикальные взгляды?
А.В.: Карякин много занимался Достоевским, он был погружен в его философию и идеи. Был однажды большой скандал в журнале, когда в отсутствие шеф-редактора -- Румянцева -- была опубликована статья Карякина о повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Это была статья в жанре литературной критики, но с акцентами, обнажавшими смысл этой повести. Хотя вроде тема не была тогда запретной, Солженицына даже на Ленинскую премию выдвигали, но Карякин это повернул так, что все это выглядело «на грани фола». А [Иван] Фролов[38], который оставался тогда за главного, тоже был человек ревизионистски, критически настроенный, не ортодокс, -- он и поместил эту статью. А в Москве уже прошла первоначальная эйфория по поводу Солженицына. И тут такая статья. Может быть, кто-то пожаловался даже. Журнал же на многих языках издавался, и из ГДР все время жаловались, потому что их наша тематика и поворот мысли не устраивали. Из Москвы приехал Румянцев, устроил разнос: как могли такую статью пустить без его ведома? И, тем не менее, Карякин остался в редакции, его не выгнали...[39]
Н.М.: Когда вы попали в Прагу, там уже начинался кризис социализма?
А.В.: Конечно, мы уже чувствовали это. Задолго до событий 1968 года чувствовалось, что чехи недовольны и отношение к нам было не очень хорошим, потому что они сравнивали свою жизнь с ситуацией на Западе. И внешне ветшавшие здания, и общий вид города какой-то «опущенный». Но для нас это был высокий уровень жизни, и зарплата у нас была неплохая, и образ жизни, конечно, совсем другой, ближе к западному. И это несколько развращающе действовало на наши «неокрепшие души»[40]. Поэтому и озаботилось руководство ЦК, те, кто ведал журналом, тем, что Румянцев слишком либерал, хотя он и был убежденным коммунистом. Но либерал в человеческом плане -- в отношениях с людьми. Некоторая доля прекраснодушия в нем была. Любил завершать свои выступления словами о «сияющих вершинах коммунизма»... Он совершенно искренне это говорил.
В Москве почувствовали: что-то неладно в журнале, советская часть отбилась от партийной дисциплины. Румянцева перевели в Москву редактором «Правды», он проработал там недолго, после чего случился скандал в связи с публикацией статьи «Партия и интеллигенция», которая вышла под фамилией Румянцева, но готовил ее Карякин[41]. Румянцева обвинили в том, что он не согласовал эту статью, не пустил ее «по верхам», как тогда полагалось[42]. Хотя говорят, что он кому-то ее показывал, не знаю. Может быть, как-то Суслов проглядел, что ли. А вместо Румянцева [редактором журнала] прислали Юрия Францева[43]. Тот такой тертый калач был. До этого он был ректором Института международных отношений. Как человек, уже бывалый в политике, он знал, что можно, а чего нельзя. И приехал с целью навести порядок. И в первом же выступлении на собрании коллектива сказал: как это может быть, что коллектив отступает [идеологически]? Этого допускать нельзя, мы не должны отступать, мы не можем отступать. Хотя это был журнал международный. В редакции участвовали представители зарубежных партий, люди, мыслившие совершенно свободно, которые не могли подчиняться нашей дисциплине. А мы не могли не общаться с ними, и нельзя было не учитывать эту среду. И это была довольно сложная задача: нельзя было из Москвы посылать в редакцию людей твердокаменных, потому что они не смогли бы нормально взаимодействовать с зарубежными участниками, включенными в общую работу по изданию журнала[44].
[1] В 2006--2008 годах он поддерживается фондом «GerdaHenkel» (Германия).
[2] Журнал «Неприкосновенный запас» уже издавал материалы данного проекта в № 5 за 2007 год (www.nlobooks.ru/rus/nz-online/619/645/647) и в № 3 за 2008 год (www.nlobooks.ru/rus/nz-online/426).
[3] Термины «сталинисты» и «ревизионисты», безусловно, имеют негативные коннотации в русском языке, однако из интервью и мемуаров следует, что они нередко использовались членами этих идейных сообществ для маркирования «своих» перед третьими лицами. При этом эти термины, используемые политическими противниками, первоначально были приняты, видимо, иронически. Идеология «ревизионистов» в 1960--1980-е годы мутировала от сочувствия к демократическим экспериментам в духе коммунистической доктрины (пример -- Югославия, по отношению к которой в советской официальной оценке и было впервые применено понятие «ревизионизм», позже -- Чехословакия), через «еврокоммунизм», к социалистическим и социал-демократическим взглядам.
[4] Философский факультет считался «партийным» (то есть готовившим кадры для идеологической работы), и туда брали только после особенно тщательной проверки.
[5] Из интервью с Геннадием Гусевым, проводившихся в 2000--2008 годах.
[6] Подробнее см.: Митрохин Н. Русская партия: движение русских националистов в СССР. 1953--1985 годы. М.: Новое литературное обозрение, 2003.
[7] Официальное название отдела было следующим: отдел по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, однако обычно в разговоре использовались более краткие варианты (например, отдел соцстран): никто из респондентов, кроме сотрудников самого отдела, его полного названия запомнить не мог.
[8] Личность не установлена.
[9] Сергей Павлович Павлов (1929--1995) родился в 1929 году в Калининской области. В 1950 году поступил в Государственный центральный институт физической культуры, был там секретарем комитета комсомола. В 1952--1957 годах -- на различных постах в структуре ВЛКСМ в Москве, в том числе первый секретарь горкома. В 1958--1959 годах второй секретарь ЦК ВЛКСМ. В 1959--1968 годах -- первый секретарь ЦК ВЛКСМ. В 1968--1975 годах председатель Госкомспорта СССР. В 1983--1985 годах -- посол СССР в Монголии, в 1985--1990 годах -- в Бирме. Депутат Верховного Совета СССР в 1962--1970 годах. Умер в 1995 году. В бытность свою первым секретарем ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов отличался жесткостью и крайним, даже по меркам партийной элиты того времени, консерватизмом. Он сплотил вокруг себя убежденных русских националистов и дал старт зарождению «Русской партии». Геннадий Гусев входил в окружение Сергея Павлова (хотя и не был в числе его ближайших сотрудников), и поэтому описываемые в тексте разногласия во многом имели «семейный» характер, хотя и могли привести Геннадия Гусева к весьма существенным неприятностям.
[10] Комитет молодежных организаций -- структура при ЦК ВЛКСМ для контакта с молодежными организациями за рубежом.
[11]Гусев Г.Стань другом подростков. М.: Знание, 1964.
[12] Александр Иванович Камшалов родился 9 января 1932 года в городе Покров Владимирской области. Окончил исторический факультет МГУ (1954). В 1954--1960 годах завотделом, первый секретарь Орехово-Зуевского горкома ВЛКСМ Московской области. В 1960--1962 годах секретарь, первый секретарь Московского обкома ВЛКСМ. В 1962--1970 годах -- секретарь ЦК ВЛКСМ по идеологическим вопросам, член коллегии Министерства культуры СССР. В 1970--1986 годах -- заведующий сектором кинематографии Отдела культуры ЦК КПСС. В декабре 1986-го -- апреле 1991 года -- председатель Государственного комитета СССР по кинематографии. В 1966--1971 годах -- депутат ВС РСФСР. В 1987--1989 годах -- депутат ВС СССР. В 1986--1992 годах -- председатель Госкино СССР. С 1992 года -- президент Фонда развития отечественной кинематографии. Автор нескольких книг, в том числе «Экран в борьбе» (1981), «Право на поиск» (1984).
[13] Алексей Михайлович Макиевский родился в 1931 году в Днепропетровске в семье служащих. В 1950 году окончил Горьковский авиационный техникум, направлен на работу на Горьковский авиационный завод имени Серго Орджоникидзе в качестве конструктора, в 1954 году избран секретарем комитета ВЛКСМ завода. В 1956-м окончил вечернее отделение Горьковского политехнического института. С 1957-го -- второй секретарь, с 1958-го -- первый секретарь Горьковского горкома ВЛКСМ. В 1961--1966 годах -- первый секретарь Горьковского обкома комсомола. В 1966 году избран первым секретарем Ленинского райкома КПСС города Горького, в 1970--1975 годах был вторым секретарем Горьковского обкома КПСС. В 1975--1990 годах -- заместитель и первый зампредседателя исполкома Горьковского областного Совета народных депутатов. С апреля 1990-го по 1993 год -- заместитель председателя Горьковского областного Совета народных депутатов. С 1994 года -- на пенсии. Депутат Верховного Совета РСФСР X--XI созывов. Сокращенный вариант справки из справочника «Руководители Нижегородской области: 1917--1991» (http://vasilievaa.narod.ru/zhurnal/22.htm).
[14] По образцу и подобию чешских. В дальнейшем Геннадий Гусев и его друзья из отдела пропаганды и агитации аппарата ЦК ВЛКСМ, воспользовавшись примерами существовавших еще с начала 1960-х годов под эгидой некоторых райкомов ВЛКСМ молодежных объединений, попытались создать целую сеть подобных клубов, призванных повысить «политическую сознательность» и патриотизм советской молодежи в борьбе с «идеологическим наступлением Запада». Хотя эффективность этих клубов была невелика, одно из направлений этой деятельности -- военно-патриотическое воспитание на примере Великой Отечественной войны -- получило значительное развитие (игра «Зарница»). Подробнее см.: Митрохин Н. Указ. соч. С. 283--299.
[15] Фрагменты интервью, записанного в Москве в июне 2007 года.
[16] Памиро Тольятти (1893--1964) и Морис Торез (1900--1964) -- лидеры, соответственно, итальянской и французской компартий, которые после кризиса коммунистического движения, вызванного докладом Никиты Хрущева на ХХ съезде, начали выработку более современного и менее зацикленного на СССР варианта коммунистической доктрины. В частности, он предусматривал отказ от «революционной борьбы» и организации вооруженного подполья в пользу участия в парламентской деятельности. В 1970-е годы принципиальное размежевание позиций этих компартий и КПСС положило формальное начало «еврокоммунизму» как самостоятельному идеологическому течению, по сути, оппозиционному Кремлю. Раскол произошел как раз по поводу советского вторжения в Чехословакию, который итальянская и французская компартии осудили. Международный отдел ЦК КПСС, отвечавший за поддержание контактов с этими партиями, оказался в сложном положении. С одной стороны, его сотрудники часто бывали в Европе, видели происходящие в ней реальные изменения и потому между собой признавали правоту многих аргументов «еврокоммунистов». С другой стороны, они должны были проводить политику, выработанную Политбюро в отношении этих компартий под влиянием не только международного отдела, но и других отделов аппарата ЦК (идеологических, организационных, отчасти отраслевых). Последние имели собственное видение путей развития коммунистической системы и отражали интересы других социальных групп. Подробнее об отношении работников международного отдела к «еврокоммунизму» говорится в мемуарах одного из лидеров либеральной группировки в аппарате ЦК КПСС, заместителя заведующего отделом, опубликованных на основе дневниковых записей: Черняев А.Моя жизнь и мое время. М.: Международные отношения, 1995.
[17] Часть работников «международных» отделов ЦК КПСС, преимущественно придерживавшихся более либеральных взглядов, действительно культивировала внебрачные отношения. Тем более, что они регулярно приглашались для писания докладов «первых лиц» в пансионаты, принадлежавшие ЦК КПСС, и жили там месяцами в отрыве от семей, но имея в наличии обширный технический аппарат, состоящий, в основном, из женщин. См. посвященную этому книгу: Черняев А. Бесконечность женщины: Дневниково-мемуарная проза. М., 2000.
[18] «Архитектор перестройки» Александр Яковлев не очень любил вспоминать свою работу в аппарате ЦК КПСС в 1950--1960-е годы, акцентируя внимание читателей своих многочисленных мемуаров в основном на эпизоде, повлекшем за собой его «почетную ссылку» послом СССР в Канаде. Вместе с тем, во второй половине 1960-х -- начале 1970-х годов он и по формальному статусу, и по реальному весу был одной из ключевых фигур в пропагандистском аппарате СССР и, пожалуй, главным «антиамериканистом». При этом, до 1970 года его трудно было заподозрить в либерализме, подтверждением чего является и его роль в чехословацких событиях, которую он до конца жизни не афишировал. Достаточно сказать, что о его роли в чехословацких событиях (как и о близости к консервативной, «шелепинской», группировке) не упоминается ни в одном варианте его официальной биографии. Однако, в принципе, о данных фактах было известно некоторым экспертам, и в одном из интервью на прямой вопрос Яковлев ответил: «Вы знаете, я ведь на второй день после ввода войск там был. Цель была идеологическая. Надо было оправдать создание рабоче-крестьянского правительства. Но меня потрясла и вытеснила все из головы одна вещь. Вдруг я с ужасом обнаружил, что нас не любят. Понимаете, повешенные муляжи советских солдат, эти лозунги: “Ваньки, убирайтесь к своим Манькам!” Когда я пришел на площадь, где митинговали, увидел, с какой ненавистью люди говорили слова “свобода, независимость”. И демонстрация нашей дикости и глупости; все это меня потрясло. Думаю: господи, что происходит, что же, что мы делаем-то? [...] А тогда меня потрясла эта Чехословакия. Как политик я был очень рад, что там оказался и увидел. Пять дней я там был, наблюдал своими глазами. Это были великие для меня, для моего внутреннего воспитания дни. Вроде как оседающая при пожаре крыша» (Яковенко И. Исповедь // Знание-сила. 2003. № 12 (www.znanie-sila.ru/online/issue2print_2487.html)). «Героизм», проявленный Яковлевым в Чехословакии, несомненно, повлиял на его повышение по аппаратной лестнице и назначение и.о. завотделом пропаганды в 1970 году.
[19] Имеется в виду произошедшее в 1965 году объединение двух существовавших в аппарате ЦК КПСС отделов пропаганды: по союзным республикам и по РСФСР.
[20] Главный редактор Центрального телевидения Николай Карцов, поддерживавший хорошие личные отношения с Московским, вспоминает этот эпизод несколько иначе: «Во время чехословацких событий 1968 года случилось вот что. Кто-то из руководителей Чехословакии, чуть ли не сам Дубчек, на обвинения со стороны Москвы, что даже кинематограф “злосчастной” страны идейно направлен против социалистического содружества, ответил, что весьма уважаемый работник ЦК КПСС в своей диссертации расхваливал (!) чешское кино. Этого оказалось достаточно, чтобы Павла Московского, автора диссертации, сняли с работы. Вот так просто. Надо отдать должное Яковлеву, который помог Московскому и способствовал тому, чтобы его оставили в системе ЦК. Правда, уже со значительным понижением. Павла Владимировича отправили в один из партийных журналов («Агитатор». -- Н.М.)» (Карцов Н. Я не расставался с телевидением. М.: Институт повышения квалификации работников телевидения и радиовещания, 2000. Цит. по электронной версии: www.tvmuseum.ru/catalog.asp?ob_no=4581).
[21] Фрагменты интервью, записанного в Москве в апреле 2007 года, переработанные и авторизованные для данной публикации.
[22] Алексей Матвеевич Румянцев (1905--1994) родился в деревне Минцево Костромской губернии. Окончил Харьковский институт народного хозяйства (1926). В 1923--1946 годах работал в наркоматах земледелия и юстиции, преподавал, был на партийной работе в Харьковской области. Стал известен как политэкономист после похвалы Иосифа Сталина, привлекшего его затем к разработке всесоюзных учебников. В 1950--1952 годах -- директор Института экономики Академии наук Украинской ССР. В 1952--1955 годах -- заведующий отделом науки и культуры ЦК КПСС. Член ЦК КПСС в 1952--1976 годах. В 1955--1958 годах -- главный редактор журнала «Коммунист» (редакция становится местом работы многих либерально настроенных выпускников гуманитарных факультетов МГУ). В 1958--1964 годах -- шеф-редактор журнала «Проблемы мира и социализма». В 1964--1965 годах -- главный редактор газеты «Правда». Академик АН СССР (1966). В 1967--1971 годах -- вице-президент Академии наук СССР. В 1968--1971 годах -- директор Института конкретных социальных исследований, ставшего местом сбора либеральных философов, журналистов и экономистов, «вычищенных» из более влиятельных «партийных» институций на волне политики внутрисистемной стабилизации. Член президиума АН СССР (1971--1975).
[23] Представитель итальянской коммунистической партии в редакции журнала.
[24] Представитель французской коммунистической партии в редакции журнала.
[25] Анатолий Сергеевич Черняев родился 26 мая 1921 года в Москве. Отец -- инженер из семьи предпринимателя, мать -- дворянка. Учился в ИФЛИ (1938--1941). Участник Великой Отечественной войны. Закончил исторический факультет МГУ (1948). Кандидат исторических наук. В 1950--1958 годах преподавал новую и новейшую историю в МГУ, в том числе руководил кафедрой. В 1956--1958 годах -- инструктор отдела экономических и исторических наук ЦК КПСС. В 1958--1961 годах -- работа в журнале «Проблемы мира и социализма» в Праге. В 1961--1986 годах прошел путь от референта до заместителя заведующего международным отделом ЦК КПСС. Был одной из ключевых фигур среди «ревизионистов» в аппарате ЦК. В 1986--1991 годах -- помощник генерального секретаря ЦК КПСС, затем президента СССР по международным делам. Член КПСС с 1942 года, с 1976 года -- член Центральной ревизионной комиссии КПСС, с 1981 года -- кандидат в члены ЦК, в 1986--1990 годах -- член ЦК КПСС. Избирался народным депутатом СССР (1989). С 1992 года работает в Горбачев-фонде. Автор пяти книг, преимущественно мемуарных, соавтор ряда учебников и сборников (см., в частности: Шесть лет с Горбачевым. М., 1993; 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. М.: Терра; Республика, 1997). «Эти люди, а их десятки, прошедшие через школу журнала, стали черенками свободы в дряхлеющем древе советского марксизма-ленинизма, которым было суждено годы спустя участвовать в демонтаже самой коммунистической структуры мышления и поведения» (Черняев А. Моя жизнь и мое время. М., 1995. С. 234).
[26]Борис Николаевич Пономарев (1905--1995) после Красной армии, куда он вступил будучи 14 лет от роду, в 1920--1923 годах был секретарем Зарайского уездного комитета РКСМ Рязанской губернии. Окончил Московский университет (1926), затем Институт красной профессуры (1932). В 1932--1934 годах -- заместитель директора Историко-партийного института красной профессуры Академии общественных наук при ЦК КПСС. В 1934--1937 годах -- директор Института истории партии при Московском комитете ВКП(б). В 1936--1943 годах -- помощник Георгия Димитрова в Коммунистическом Интернационале. В 1944--1946 годах -- заместитель заведующего отделом международной информации ЦК ВКП(б). В 1946--1949 годах -- 1-й заместитель, начальник Совинформбюро при СМ СССР. В 1948--1955 годах -- 1-й заместитель председателя внешнеполитической комиссии отдела по связям с иностранными коммунистическими партиями ЦК КПСС. В 1955--1986 годах -- заведующий отделом по связям с иностранными коммунистическими партиями в международном отделе ЦК КПСС. Академик Академии наук СССР по отделению исторических наук (история КПСС, 1962). В 1961--1986 годах -- секретарь ЦК КПСС по международным вопросам. В 1972--1986 годах -- кандидат в члены Политбюро. С 1986 года -- на пенсии. Подчиненные отмечали искреннюю приверженность Пономарева революционной романтике и проистекающую отсюда неготовность принять реалии послевоенного переустройства западного общества. Вместе с тем, Пономарев среди высших руководителей партии одновременно был едва ли не главным «антисталинистом» и реальным интернационалистом.
[27] Юрий Федорович Карякин родился 22 июня 1930 года. Окончил философский факультет МГУ. С 1956 года работал младшим научным сотрудником Института истории АН СССР. В 1957--1960 годах -- заведующий отделом журнала «История СССР». В 1960--1965 годах -- редактор, консультант, заместитель заведующего отделом редакции журнала «Проблемы мира и социализма». В 1965--1966 годах -- специальный корреспондент газеты «Правда». С 1970 года -- старший научный сотрудник Института международного рабочего движения АН СССР; с этого же времени преподавал спецкурс по творчеству Федора Достоевского в средней школе. Автор ряда работ, посвященных творчеству Достоевского («Самообман Раскольникова», «Достоевский и канун XXI века»). Один из основателей общества «Мемориал» и клуба «Московская трибуна». Избирался народным депутатом СССР (1989--1991); был членом президентского совета (1993); член президентского совета по культуре; сопредседатель Союза писателей Москвы.
[28] Мераб Константинович Мамардашвили (1930--1990) родился в городе Гори (Грузия), в семье офицера-политрука, который в годы Великой Отечественной войны был комиссаром стрелковой дивизии. Окончил философский факультет МГУ (1955). Один из основателей Московского логического кружка (с 1952 года в кружок также входили Борис Грушин, Александр Зиновьев и Георгий Щедровицкий; позднее -- Московский методологический кружок). После окончания аспирантуры (1957) работал в редакции журнала «Вопросы философии». В 1961--1966 годах -- редактор-консультант журнала «Проблемы мира и социализма». Доктор философских наук (1968), профессор (1972). После возвращения в СССР становится «невыездным». В 1968--1974 годах по приглашению Ивана Фролова -- заместитель главного редактора журнала «Вопросы философии». В 1974--1980 годах -- старший научный сотрудник Института истории естествознания и техники АН СССР. С 1980 года -- главный специалист Института философии АН Грузинской ССР в Тбилиси. Получил большое признание как лектор, однако при жизни издал только три философские книги. В настоящее время -- один из наиболее часто цитируемых советских философов. После его смерти по магнитофонным записям его лекций издано еще восемь книг.
[29] Выпускники философского факультета МГУ первой половины 1950-х годов составляли в политической и научной элите СССР особую влиятельную группу, преимущественно поддерживающую либеральные, по меркам того времени, идеи. После работы в научных учреждениях, редакциях («Вопросы философии», «Коммунист») и комсомольском аппарате, во второй половине 1950-х годов, многие из ее участников заняли посты в аппарате ЦК КПСС и околопартийных институциях (в том числе редакциях журналов «Коммунист» и «Проблемы мира и социализма»). В аппарате ЦК КПСС во многом под влиянием чехословацких событий они стали основой идеологического течения сторонников «социализма с человеческим лицом» (или «ревизионистов»). В период перестройки именно эта группа, состоящая из сотрудников международных и, в меньшей степени, «идеологических» отделов аппарата ЦК КПСС, стала ядром «команды Горбачева». Подробнееобэтомсм.: English R.D.RussiaandtheIdeaoftheWest.NewYork: ColumbiaUniversityPress, 2000; МитрохинН.Указ. соч.С. 136--141.
[30] Мамардашвили ухаживал за девушкой из комнаты, где жила Раиса Титаренко и однократно упоминается Горбачевым именно в этом качестве. Две подруги Раисы Максимовны вышли замуж соответственно за Мамардашвили и социолога Юрию Леваду (Горбачев М. Жизнь и реформы. М.: Новости, 1995).
[31] Кива Львович Майданик (1929--2006) -- специалист по левым политическим движениям в Латинской Америке. Кандидат исторических наук. Был ведущим научным сотрудником ИМЭМО РАН. Популяризатор работ Че Гевары в СССР и России (последняя книга: Эрнесто Че Гевара: его жизни, его Америка. М.: Ad Marginem, 2004). Общественности известен, в первую очередь, как отец музыкального критика Артемия Троицкого.
[32] Его воспоминания о первой поездке к Че Геваре в 1964 году в составе редакционной делегации журнала «Проблемы мира и социализма» см.: Майданник К. Иной мир возможен! // Свободная мысль. 2003. № 9 (www.postindustrial.net/content1/show_content.php?table=free&lang=russian&id=53).
[33] Из статьи Кивы Майданика к 75-летию Че Гевары (2003): «Пишу в дни, когда вооруженный до зубов насильник, покряхтывая от удовольствия и “излучая блаженство из каждой поры своего организма” (Марк Твен), сползает с тела очередной жертвы. Сегодня речь идет уже не о Гренаде или Панаме. И не просто об Ираке. Жертвой администрации США стало на этот раз все человечество. Надругавшись над его четко выраженной волей, его правом (ООН) и достоинством, вчерашний международный жандарм, ставший затем международным бандитом, превращается в субъекта Мировой империи; утверждает написанную чужой кровью заявку на никем и ничем не ограниченное мировое господство. Сотни миллионов людей в мире ненавидят фашиствующего святошу, ставшего -- отнюдь не по воле народа или судьбы -- хозяином Белого дома и объявившего Бога своим партнером. Ненавистна его администрация, вдохновляемая зловонным духом “отставного военного в высоком чине”» (Майданник К.Указ. соч.).
[34] Во второй половине 1970-х годов Майданик в ИМЭМО был научным руководителем Андрея Фадина, одного из основателей подпольной социалистической организации, раскрытой КГБ в 1982 году и известной ныне как группа Бориса Кагарлицкого -- Андрея Фадина -- Павла Кудюкина (или журнал «Варианты»). Вот как его описывает один из ее участников: «Сам я познакомился с [сыном референта международного отдела ЦК КПСС] Андреем Фадиным в начале 1978 года. […] Знакомство произвело на меня очень сильное впечатление. Фадин добросовестно играл роль того самого городского партизана, о которых он читал с детства в книгах латиноамериканских писателей: изображал суровую непреклонность, готовность сию минуту идти на баррикады и погибнуть там под красным знаменем. Меня увлек именно этот пафос немедленного, сиюминутного дела. От болтовни я к тому времени тоже уже порядком устал. В общем, всем на самом деле все было ясно, и руки чесались. Хотелось действия. Действия он мне предложил. […] Фадин совершенно однозначно отождествлял себя с крайне левой вооруженной оппозицией в странах Латинской Америки и даже, отчасти, с левыми террористами в Европе и видел себя как бы бойцом именно этого фронта. А советскую систему считал в тот момент одной из разновидностей, так сказать, всемирного империалистического диктата». Группа, правда, не планировала реальной террористической деятельности, а издавала самиздатовский альманах, однако в 1982 году также была раскрыта, и двое из семи ее участников получили сроки (еще пятеро провели по полтора года в тюрьме и были отпущены после раскаяния) (см.: Ривкин М. Интервью Алексею Пятковскому и Марине Перевозкиной от 1990 года (С комментариями М. Ривкина от декабря
2007 г.) // Сайт «Институт гуманитарно-политических исследований» (www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-dissid/dissidents/rivkin/1200923212.html).
[35] Александр Иванович Соболев (1917--1982) -- философ, после Праги работал главным редактором журнала «Рабочий класс и современный мир». Редактор-составитель сборников: Диалектика мирового развития и закономерности революционного процесса. М., 1984; Ленинизм и мировой революционный процесс. М., 1980.
[36] Славик (Вацлав?), в дальнейшем активный участник Пражской весны.
[37] См. посмертный сборник: Памяти ученого и друга (прощай, наш Кива...). М.: ИМЭМО, 2007.
[38] Иван Тимофеевич Фролов (1929--1999) родился в селе Доброе, на территории современной Липецкой области. Окончил философский факультет МГУ (1953). В 1952--1962 годах работал в журналах «Вопросы философии». В 1962--1965 годах -- заместитель ответственного секретаря журнала «Проблемы мира и социализма». В 1965--1968 годах -- консультант отдела пропаганды аппарата ЦК КПСС. В 1968--1977 годах -- главный редактор журнала «Вопросы философии». Автор работ в области диалектического материализма и философских вопросов современного естествознания, социально-философских проблем научно-технической революции. Член ЦК КПСС (1986). В 1986--1987 годах -- главный редактор журнала «Коммунист». В 1987--1989 годах -- помощник генерального секретаря ЦК КПСС. В 1989--1991 годах -- главный редактор газеты «Правда», тогда же -- секретарь ЦК КПСС. Избран членом Политбюро ЦК КПСС (1990). Академик (1987), основатель и директор Института человека АН СССР/РАН (1991--1999). Автор многих научных трудов. См. о нем: Академик Иван Тимофеевич Фролов. Очерки. Воспоминания. Материалы. М.: Наука, 2001; подробней см.: www.frolov-it.ru.
[39] Карякин довольно подробно, хотя несколько иначе, описал эту историю в своих мемуарах, в которых значительный фрагмент посвящен его работе в Праге и его идейной трансформации, произошедшей под влиянием зарубежных коллег: «Сел писать. Благословил меня Румянцев, в то время как ответственный секретарь А.И. Соболев и большинство членов редколлегии были настроены категорически против “очернителя” советского строя и социализма. […] Соболев сказал, что не допустит “осквернения” коммунистического журнала. Но в июле уехал на Кубу. Я действительно, воспользовавшись отъездом ответственного секретаря журнала и заручившись поддержкой самых умных и, естественно, “ревизионистски” настроенных членов редакции, “протолкнул” статью (предварительно сделав более 20 вариантов). Статья вышла в сентябрьском номере (1964 года) журнала “ПМС”, но практически во второй половине августа (журнал всегда выходил с опережением) и получила огромный резонанс в Москве» (цит. по: Карякин Ю. Перемена убеждений // Знамя. 2007. № 11 (http://magazines.russ.ru/znamia/2007/11/ka2.html)).
[40] См. также достаточно показательные в этом отношении записки сотрудника журнала «Проблемы мира и социализма» Владимира Лукина, который оказался в числе советских граждан, высланных после вторжения в 1968 году из Чехословакии за критическое отношение к действиям советских властей: Лукин В. Взгляд из Праги // Сайт «Партия “Яблоко”» (www.yabloko.ru/Publ/Articles/lukin-1.html).
[41]Румянцев А. Партия и интеллигенция // Правда. 1965. 21 февраля.
[42] «Алексей Матвеевич, придя в “Правду”, попал в общем в недружелюбную идеологическую среду. […] А также пришел с ним Карякин, обозреватель, который за полтора года -- он работал у меня в отделе -- не написал ни одной статьи, только заметку о детских домах. Но зато он и еще несколько человек сотворили главную статью Румянцева за период его работы в “Правде” -- об интеллигенции (там есть и мои абзацы). Знаменитая статья, работали над ней очень долго. И это, я думаю, было основной задачей Румянцева -- “пропихнуть” такую статью. Это очень характерно для него как для марксиста с правовым, социал-демократическим уклоном» (Карпинский Л. «Работали свободно -- и хорошо работали» // Российская социология 1960-х годов в воспоминаниях и документах / Отв. ред. Г.С. Батыгин, ред.-сост. С. Ярмолюк. СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1999. С. 193; там же публикуются воспоминания о работе в «Правде» самого Румянцева, написанные в 1989 году (с. 479--484)).
[43]Георгий (Юрий) Павлович Францов (Францев) (1903--1969) родился 1 октября 1903 года в Москве, в семье врачей. Закончил самарскую гимназию (1919), отделение языкознания и литературы Петроградского университета (1924). В 1924--1931 годах работал в ЛГУ, там же защитил кандидатскую диссертацию. В 1931--1945 годах -- научный сотрудник, заместитель директора, директор Музея истории религии АН СССР в Ленинграде. Доктор исторических наук (1942). В 1945--1949 годах -- директор МГИМО. В 1945--1952 годах заведовал отделом печати МИД. Параллельно в 1946--1958 годах -- профессор кафедры диамата и истмата Академии общественных наук при ЦК КПСС, в 1953--1958 годах -- член редколлегии газеты «Правда». В 1920--1950-х годах совмещал одновременно столько заметных должностей, что перечислить их в данной статье нет возможности. В 1959--1964 годах -- ректор, заведующий кафедрой научного коммунизма Академии общественных наук при ЦК КПСС. В 1964--1968 годах -- шеф-редактор журнала «Проблемы мира и социализма». В 1968--1969 годах -- заместитель директора Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В 1962--1969 годах -- кандидат в члены ЦК КПСС. Академик АН СССР (1964). Умер в Москве 18 апреля 1969 года. Автор книг: Фетишизм и проблема происхождения религии. М., 1940; У истоков религии и свободомыслия. М.; Л., 1959; Коммунизм и свобода личности. М., 1963; Исторические пути социальной мысли. М., 1965; Международное значение Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1967; Философия и социология. М., 1971; Борьба за мир. М., 1971; Научный атеизм. М., 1972.
[44] О дальнейшей работе редакции журнала, продолжавшей оставаться приютом для партийных либералов, см.: Волков А.И. Опасная профессия // Сайт «Библиотека центра экстремальной журналистики» (www.library.cjes.ru/online/?a=con&b_id=364) (записки парторга журнала о 1970-х -- первой половине 1980-х); Меньшиков С. О времени и о себе. М.: Международные отношения, 2007 (о второй половине 1980-х).
Вернуться назад
|