Самая важная особенность белорусского авторитаризма состоит в том, что в стране создан ярко выраженный режим личной власти, персоналистский режим. Вся система властных институтов и механизмов скроена и сшита под одного человека, по его образу и подобию, и замкнута на нем. Функционировать она способна только вследствие постоянных и активных импульсов, исходящих от него, и, одновременно, жесткого подавления всех иных политических акторов как в рамках системы, так и вне нее.

В Беларуси утвердилась патриархальная модель, состоящая по большому счету из двух субъектов: вождь и народ. «Батька», отец нации, апеллирует непосредственно к народу и получает от него санкцию на долгое (вечное?) и счастливое царствование без всяких посредников в виде парламента, партий, профсоюзов и других элементов политической системы. (Формально, конечно, они есть, но их значение приближается к нулю.)

 

Отношение к демократии

Представления Александра Лукашенко о демократии, которые навязываются белорусскому обществу, остались на уровне советского идеологического конструкта. Исходя из его постулатов настоящая демократия -- это защита социальных, а не гражданских или политических прав граждан. Отвечая на вопрос депутата о перспективах введения в Беларуси должности уполномоченного по правам человека, президент отметил: «Мы и без уполномоченного обеспечиваем право человека на жизнь, право иметь работу, зарабатывать, кормить свою семью»[1]. Примерно так же он объяснял рабочим МАЗа:

 

«Нам такая демократия с гвалтом не надо. Нам демократия надо, когда человек работает, получает хоть какую-то зарплату, чтобы и хлебушка купить, молочка, сметаны, творожку, иногда кусочек мяса, чтобы накормить ребенка, и так далее. Ну, с мясом уже давайте летом много есть не будем»[2].

 

27 октября 2006 года заместитель главы Администрации президента Анатолий Рубинов в газете «Советская Белоруссия» опубликовал статью «Тупики крестового похода за демократию», в которой попытался теоретически обосновать и оправдать отсутствие демократии в Беларуси. Автор проводит мысль, что демократия -- это не цель, а лишь средство «построения эффективного и справедливого общества». «А ведь всякое средство применимо не для всех ситуаций», -- утверждает он. И, следовательно, если можно достичь благосостояния людей без демократии, то зачем она нужна? В слегка завуалированной форме он стремился убедить, что белорусское общество не готово к такой свободе, как на Западе, поэтому ее и нельзя предоставить народу в полной мере, ибо это может привести к дестабилизации. Рубинов пишет: «Мы наталкиваемся на неполную готовность общества к такой свободе, на неспособность воспринимать разные мнения и подходы…» Мысль автора заканчивается ясным и фундаментальным для белорусской политической системы постулатом: «Поэтому свобода должна предоставляться обществу настолько, насколько оно готово нести за нее ответственность»[3].

Президент Беларуси категорически отверг такой общепризнанный институт демократии, как разделение властей, необходимость существования в государственном управлении системы сдержек и противовесов. В 1996 году он объявил, что принцип разделения властей «стал угрозой для нашего государства». «Выбросьте из своей головы эти равновесия, балансы, сдержки!», «Я хочу, чтобы государство было монолитным», -- говорил Лукашенко. И выдвинул оригинальную по новизне и новаторству концепцию о «стволе» (президентская власть), на котором должны расти остальные «ветви» власти (законодательная и судебная)[4]. Как ехидно отмечали белорусские правоведы, после ноябрьского референдума 1996 года этот доморощенный ботанический мутант начал усыхать, «ствол» эволюционировал в столб с обрубленными ветками.

 

Отрицание оппозиции

Белорусская модель управляемой демократии существенно отличается от российской. Например, Кремль сам искусственно конструирует условно оппозиционные партии («Родина», «Справедливая Россия»), имитирует политическую борьбу между ними и правящей партией, управляет этим процессом из-за кулис.

В Беларуси это невозможно, ибо официальная идеологическая концепция отвергает в принципе возможность существования даже «конструктивной оппозиции». В отличие от демократических стран, где власть не претендует на то, чтобы удовлетворить интересы всего населения, сам Лукашенко и государственная пропаганда много лет внушают обществу концепцию, будто в Беларуси построено такое государство, которое выражает, защищает, гармонизирует интересы всего народа и пользуется единодушной поддержкой граждан. По мнению президента, в стране «отсутствует почва для социальных противоречий и конфликтов»[5]. Первый заместитель главы Администрации президента Рубинов утверждает, что в Беларуси утвердилась «общенародная государственная идеология», которая является отражением «идеологического единства нашего народа»[6].

Иначе говоря, благодаря мудрости и другим своим выдающимся качествам «народный президент» создал идеальное общество абсолютного добра. В таком государстве народ просто по определению не может не любить своего вождя или быть недовольным его политикой. Не удивительно, что после президентских выборов 2006 года Лукашенко заявил, что «за действующего президента проголосовало практически все население»[7].

В рамках такого политического мышления вполне логично, что на белорусском информационном экране происходит искусственная демонизация оппозиции. Обычная для современного мира борьба различных политических сил трансформируется в противостояние добра и зла. Все, кто не поддерживает этот режим, ассоциируются с дьявольскими силами зла, исчадием ада, подозрительность и ненависть доводится до уровня мировоззренческого кредо.

Из выступлений Лукашенко и его пропагандистской обслуги следует, что поскольку весь белорусский народ поддерживает президента и его политику, то никакой оппозиции в стране нет и быть не может. А те люди, которые имеют наглость выступать против единственно правильной государственной политики, -- «это не народ», «они вообще в нашем обществе ничего не представляют»[8]. Их количество ничтожно: около полутора тысяч человек, однако «боевиков их всего 400, список у государства имеется»; одна-две тысячи малолеток «пытались за деньги что-то дестабилизировать»; «их на всю страну не наберется и одного-двух десятков»[9].

 

Институты, имитирующие народовластие

В Беларуси в значительной мере сохранились старые, оставшиеся от советских времен политические институты и механизмы, призванные имитировать народную власть. Например, местные советы. Казалось, советы умерли вместе с эпохой, их породившей, оставив потомкам лишь привычное название. Но выясняется, что советская власть в Беларуси никуда не исчезала. Советы бессмертны, поскольку бессмертна потребность в фиговом листке недемократической власти. Служившие ширмой власти КПСС, теперь они стали пятым колесом в белорусской государственной колеснице, бессильным придатком исполнительной «вертикали». Никаких реальных полномочий местные советы не имеют, а в рамках существующей политической системы и не могут иметь. К тому же их количество сократилось.

Как и в советские времена, регулярно проводится кампания борьбы с бюрократизмом. Президент даже издал специальную директиву № 2 «О мерах по дальнейшей дебюрократизации государственного аппарата» от 27 декабря 2006 года. Набор средств борьбы с бюрократизмом предложен незамысловатый. В частности, в работе госучреждений был введен принцип «одного окна», чтобы граждане, вместо хождения по многочисленным кабинетам, могли получить нужный ответ в одном месте. Во всех учреждениях и хозяйственных субъектах появились книги жалоб. Государственные органы обязаны реагировать на критику СМИ.

Усилена ответственность руководителей за недобросовестное рассмотрение обращений трудящихся. В апреле 2000 года тогдашний глава Администрации президента Михаил Мясникович, выступая на совещании, выдвинул знаменательный теоретический постулат: «Разве то, что ежегодно сотни тысяч наших граждан имеют возможность обратиться в различные органы власти, находят понимание и поддержку, не очевидное доказательство их прав?» Именно такая политическая модель, в которой высшим проявлением народовластия является право подданного на челобитную, и выдается властями за «оптимальную форму демократии»[10].

Белорусский парламент -- Национальное Собрание -- состоит из двух палат: Палаты представителей (нижняя палата) и Совета Республики (верхняя палата). Из основного политического института государства парламент превратился в законосовещательный орган при президенте. Мало того, что туда не допускают оппозицию, так Лукашенко ограничил даже те куцые права, которые Национальному Собранию предоставляет Конституция 1996 года. Оно не может полноценно выполнять законодательных функций, что является основной миссией парламента в любой стране. Ибо основная часть этих функций фактически перешла к главе государства. Президентские декреты имеют верховенство в отношении законов, принятых Национальным Собранием. Если законопроект предлагается главой государства или правительством, то депутаты могут вносить поправки в него только с согласия инициатора этого проекта. Если же сами парламентарии решили инициировать принятие закона, то его в обязательном порядке надо согласовать с президентом. Он своими указами или декретами периодически меняет параметры госбюджета, утвержденного Национальным Собранием. Скажем, президент вполне может объявить строгий выговор председателю Совета Республики Новицкому за недостатки в работе по экспорту калийных удобрений.

 

Контроль над гражданским обществом

Хотя к моменту прихода Лукашенко к власти процесс формирования гражданского обществавследствие отсутствия демократических реформ был слабым, тем не менее, в стране стихийно развивались гражданские инициативы. Государство им не мешало. Социально активная часть населения самоорганизовывалась, создавала негосударственные объединения, которые получали финансовую поддержку как из-за рубежа, так и из внутренних источников. Государство стало освобождаться от многих функций, которые переходили к общественным структурам.

Однако эта тенденция вызвала отрицательную реакцию у Лукашенко. Он рассматривает процессы развития гражданского общества как безвластие, анархию, ослабление управляемости. И любое явление, автономное от властей, слабо поддающееся государственному управлению, есть нечто аномальное, выпадающее из нормы, исключение из правил. Понятно, что всякие претензии структур гражданского общества на самостоятельную роль воспринимаются президентом как личный вызов, рассматриваются как враждебные, дестабилизирующие действия. Он видит в них (и вполне справедливо) конкурентов в решении общественных проблем, опасается, что они могут запустить механизм разрушения созданной им системы.

Поэтому власти развернули фронтальное наступление на слабые, еще не окрепшие структуры гражданского общества, ограничение их деятельности, вытеснение из общественной жизни. По инициативе Министерства юстиции были ликвидированы сотни общественных объединений, особенно много в 2003--2006 годах. Среди них известные образовательные учреждения (Белорусский гуманитарный лицей, Европейский гуманитарный университет), аналитические центры (Национальный центр стратегических инициатив «Восток--Запад», Белорусский центр конституционализма и сравнительных правовых исследований), правозащитные организации («Весна»), социологические структуры (Независимый институт социально-экономических и политических исследований, объявленный филиалом ЦРУ).

Согласно президентскому декрету № 2 от 26 января 1999 года, в стране проведена очередная перерегистрация общественных организаций, а деятельность незарегистрированных объединений запрещена[11]. Иными словами, исходя из буквы и духа декрета любая группа граждан, объединившаяся для решения какой-то локальной задачи (например, сделать уборку двора), обязана принять устав, написать кучу других бумаг, зарегистрироваться в райисполкоме и только затем имеет право приступать к делу. В противном случае их действия будут противозаконны. За деятельность от имени незарегистрированной организации несколько человек отсидело срок за решеткой.

Для легального существования общественному объединению необходим юридический адрес. Это значит, что организациям нужно иметь офис, даже если в этом нет необходимости. Поскольку в Беларуси фактически существует монополия государства на владение нежилыми помещениями, то в реальности получить юридический адрес можно только с согласия властей.

Но за аренду офиса нужно платить, с 2008 года арендная плата для большинства организаций выросла в десять раз. А возможности финансирования у общественных объединений минимальные. Им запрещено заниматься предпринимательской деятельностью. Введены жесткие ограничения на спонсорскую помощь внутри страны. Госпредприятия могут жертвовать средства только с санкции министерства, банки имеют перечень организаций, лояльных властям, которым можно помогать.

Особое неприятие Лукашенко вызвала иностранная помощь белорусским общественным организациям. Затем целой серией законодательных актов были введены правила, согласно которым негосударственные структуры могли получать иностранную помощь только по разрешению властей. Для этой цели был создан специальный Департамент по гуманитарной помощи при президенте Республики Беларусь. В результате этих действий объем материальных и финансовых средств из-за рубежа сократился в несколько раз.

Понятие «гражданское общество» в интерпретации Лукашенко имеет совершенно иной смысл, чем принято во всем мире. В демократических странах под этим термином понимают систему добровольно созданных гражданами организаций и инициатив, которые выступают партнерами и оппонентами государства. Белорусский лидер этим словом называет институты, созданные государством, либо функционирующие под жестким контролем властей. В интервью «Российской газете» в декабре 2005 года он так сформулировал свое видение этой проблемы:

 

«Я отвечаю оппонентам: “Мы по-разному видим гражданское общество”. Мы создаем его с опорой на главные общественные институты. Это молодежные организации -- самые крупные; профсоюзная организация; ветеранская организация; женская организация -- подчеркиваю, самые крупные, стало быть, массовые. Не “мелкота”, где 10 человек собрались и действительно давят на большинство, поскольку получили для этого из-за границы деньги, а массовые добровольные организации -- это действительно мощь, и я на них опираюсь, как основу гражданского общества»[12].

 

Фактически Лукашенко обосновал корпоративную систему, существующую во всех авторитарных и тоталитарных режимах. И еще одна его реплика:

 

«Здесь нельзя обойти вниманием роль государства в строительстве гражданского общества. Мы должны подключить все здоровые общественные структуры к процессу решения важнейших задач. В этом смысл гражданского общества»[13].

 

Функция общественных организаций в понимании президента -- быть инструментом в руках государства для реализации государственной политики. Ибо в любом недемократическом режиме для контроля над обществом одних государственных органов мало. Для большей устойчивости создаются дополнительные подпорки в виде формально общественных организаций, которые на самом деле созданы властью.

В Беларуси создана модель своеобразного авторитарного корпоративизма. Для поддержания связи между властью и обществом, легитимизации правящего режима политическое представительство заменяется функциональным представительством. Политика сводится к взаимодействию между исполнительной властью и ограниченным кругом влиятельных корпоративных союзов. В обмен на послушание и согласие играть по правилам, утвержденным госорганами, этим корпоративным организациям искусственно предоставляется монополия на представительство интересов соответствующих слоев населения. Причем эти корпоративные союзы ставятся в такое положение, что они не столько представляют интересы соответствующих сегментов общества в отношениях с государством, сколько проводят государственную политику в этих сегментах и слоях. Иными словами, эти союзы огосударствляются, становятся как бы частью государственной машины.

Используются разнообразные формы и институты, имитирующие демократию, а на самом деле являющиеся элементами корпоративной системы. Например, съезды врачей, учителей, ученых, судей, банкиров и других профессий, призванные демонстрировать обратную связь с различными слоями общества.

Эксклюзивной белорусской формой имитационной демократии является Всебелорусское народное собрание. Как и съезды КПСС, оно проводится раз в пять лет, накануне президентских выборов. Назначенные местной вертикалью «делегаты» должны представлять различные слои общества, а сам форум -- выступать от имени всего народа, обеспечивать главе государства абсолютную легитимность. Государственные СМИ не скупятся на высокопарные метафоры в адрес этого мероприятия: «прямой разговор с народом», «народное вече», «высшая форма демократии», «непосредственная демократия»[14]. На самом деле Всебелорусские народные собрания проходят в стиле худших советских традиций, как съезды КПСС, с бурными аплодисментами и единодушным голосованием.

В первое время огосударствленные структуры маскировались под настоящие общественные организации. Но в 2003 году Лукашенко издал специальный указ о статусе «государственно-общественных объединений», где все названо своими именами. Целью деятельности таких организаций является «выполнение возложенных на них государственно-значимых задач»[15]. Часть этих объединений содержится за государственный счет. Например, в 2000 году на финансирование 24 общественных организаций было выделено 0,14% расходной части госбюджета[16].

В частности, одной из этих организаций была православная церковь. Курс на огосударствление общественных объединений рано или поздно должен был обострить проблему отношений государства и конфессий. В условиях несформированности гражданского общества религиозные структуры оказались едва ли не единственными массовыми организациями, относительно автономными от президентской вертикали. Для авторитарного режима такая ситуация была неприемлема.

Поэтому власти запустили процесс огосударствления православной церкви, превращения ее в важное звено контроля государства над духовной жизнью общества, внедрению госидеологии. Два раза в год (на Рождество и Пасху) Лукашенко вместе со всем высшим руководством страны приходит в кафедральный собор, публично приветствует верующих, иногда выступает с политической программой. Глава православной церкви Беларуси, митрополит Филарет, сидит в президиумах разных официальных собраний, и президент обращается к нему почти так же, как к членам своей администрации («наш Филарет»[17]). Образец взаимоотношений между властью и церковью был продемонстрирован телевидением 18 декабря 2001 года. Во время встречи с президентом митрополит Филарет заявил: «Сегодня мы очень кратко рапортуем Вам, глубокоуважаемый Александр Григорьевич, что жизнь Белорусской православной церкви течет нормально. Есть успехи, есть трудности, вполне естественные, которые выдвигает жизнь. Мы благодарим за возможность новой встречи с нашим президентом»[18].

В 1997 году под видом общественной молодежной организации, по аналогии с комсомолом, власти создали Белорусский патриотический союз молодежи (БПСМ). Выступая на II съезде союза, Лукашенко констатировал: «Ваша патриотическая организация, в адрес которой было послано так много критических стрел три года назад, состоялась как государственная организация»[19]. Позднее БПСМ трансформировался в Белорусский республиканский союз молодежи (БРСМ), который является теперь узловым звеном в политике контроля государства над молодежью. Он стал частью властной вертикали. В организацию вложены немалые госбюджетные средства. Членам БРСМ предоставлены льготы в сфере сервиса и отдыха. Иначе говоря, происходит элементарный подкуп в обмен на лояльность. В независимых СМИ приводилось много фактов принуждения молодых людей вступать в этот союз.

То же самое можно сказать и о методах формирования организации «Белая Русь», так что Лукашенко даже пришлось отмежеваться от нее.

 

Огосударствление профсоюзов

Установление контроля над гражданским обществом было невозможно без полного подчинения государству самого массового общественного объединения -- профсоюзов. Федерация профсоюзов Беларуси (ФПБ) -- организация, оставшаяся в наследство от советской эпохи. Как и все общественные организации того времени, она была придатком государственного аппарата. После краха коммунистического строя, федерация осталась полугосударственной структурой, в какой-то мере дублирующей Министерство социальной защиты. Официальные профсоюзы выполняли функцию буфера, который гасит недовольство граждан. Хотя время от времени ФПБ и пыталась отстаивать интересы наемных работников, вступая в конфликт с правительством.

Однако даже относительная независимость профсоюзов от государства вызывала у властей естественный дискомфорт. Последней каплей, переполнившей их чашу терпения, стало выдвижение председателя ФПБ Владимира Гончарика кандидатом в президенты на президентских выборах 2001 года. Началась война на уничтожение. Дискредитация в СМИ сопровождалась попыткой расколоть профсоюзы, давлением на профсоюзных руководителей с помощью администрации трудовых коллективов. Тон вмешательству государства в профсоюзные дела задавал сам Лукашенко. Он публично давал соответствующие указания главе Администрации президента Мясниковичу («Я уже, Михаил Владимирович, вам говорил: “Вы своей честью и авторитетом отвечаете за выборы в профсоюзных комитетах”»[20]), министру промышленности Харлапу («Некоторые профсоюзные лидеры по-прежнему занимаются политикой… Что, этого не видит министр промышленности Анатолий Дмитриевич Харлап? Видит, но считает, что профсоюзные дела должна решать федерация. И происходит подобное уже не один год. Даю вам еще два месяца. Будете готовы доложить раньше -- приходите и докладывайте»[21]).

Решающий раунд борьбы за контроль над профсоюзами произошел после президентских выборов 2001 года. Выступая в Гродно, Лукашенко открытым текстом сказал, что, пока Гончарик остается на посту председателя ФПБ, не может быть нормального сотрудничества государства с профсоюзами. Однако пленум федерации поддержал своего лидера. Тогда в бой вступила тяжелая артиллерия. Правительство принимает постановление о запрещении собирать членские профсоюзные взносы через бухгалтерию предприятий и учреждений. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы сломить ФПБ. И тогда был применен последний довод президента. Профсоюзам был поставлен ультиматум: или Гончарик уходит, или власть конфискует профсоюзное имущество. И федерация сдалась.

Сверхзадача властей состояла не просто в том, чтобы взять профсоюзы под государственный контроль, а еще и демонстративно унизить ФПБ и таким образом отомстить за непослушание. И это было сделано нетривиальным способом. Власти продвинули на пост председателя федерации заместителя главы Администрации президента Леонида Козика, чтобы разговоры о независимости профсоюзного движения воспринимались как неуместная шутка.

В результате была полностью восстановлена советская модель роли и места профсоюзов в обществе: единая в масштабах всей страны, стройная и управляемая из Администрации президента система профессиональных союзов, охватывающая все трудовые коллективы госсектора. Государственный статус федерации проявляется многообразно: в практически поголовном членстве в профсоюзах работников госсектора, в жестком контроле администраций за деятельностью профкомов, в членстве в профсоюзах управленческих работников всех уровней, вплоть до министров, то есть фактически работодателей. Создана классическая корпоративная модель профсоюзов, характерная для всех недемократических режимов.

В 2002 году, выступая на съезде профсоюзов, президент отметил, что готов передать ФПБ часть министерских функций. «Мы можем четко вмонтировать вас в процессе обновления в систему государственной власти», -- сказал Лукашенко. И добавил, что в отсутствие правящей партии профсоюзы могли бы отчасти исполнять ту роль, которую играла КПСС: «…взять на себя функции по сплочению, объединению общества и обеспечению идеологии»[22]. Иначе говоря, ФПБ «вмонтируется» в политический курс по тоталитаризации белорусского общества.

 

Отсутствие обратной связи

Лукашенко добился того, чего хотел. В созданной в стране политической системе упразднены любые механизмы контроля за его деятельностью. И это формирует представление о его всесилии и всевластии, полной свободе в проведении любой политики. Однако когда нормальные представительные органы (парламент, местные советы) упразднены, то это означает, что нет «отдела технического контроля» за ошибочными решениями исполнительной власти.

Кроме того, в такой системе нет обратной связи между государством и обществом. Коммуникация между властью и населением осуществляется только в одну сторону -- сверху вниз. Обратный процесс донесения обществом своих требований и претензий к государственным институтам не работает.

Можно, конечно, задать естественный вопрос: а зачем что-то придумывать, если такие методы дают нужный результат? Пока действительно дают. Но такая модель имеет несколько недостатков.

Во-первых, власть утратила способность разговаривать с народом, убеждать его, мобилизовывать на решение каких-то задач. Хотя в стране создана многочисленная идеологическая вертикаль, в конфликтные моменты ее представители в качестве главного аргумента вызывают милицейский спецназ. Нормальная коммуникация заменяется грубой силой.

Госаппарат обеспечивает поддержку президента в основном административно-бюрократическими методами. Когда встает задача мобилизации населения, власти прибегают к привычным командным способам. Если в ходе избирательной кампании надо собрать подписи в поддержку Лукашенко, они просто разверстывают план по предприятиям, учреждениям и ЖЭСам. Когда нужно продемонстрировать всенародную поддержку президента, проводится показушное Всебелорусское народное собрание. Когда нужно организовать досрочное голосование, то деканы в приказном порядке мобилизуют студентов. Когда нужно вывести людей на пикеты перед западными посольствами, то вместо активистов БРСМ просто снимают с занятий группы тех же студентов и учащихся. Закостеневшая система действует по своей привычной логике.

Это самоупоение силой может сыграть дурную шутку в случае серьезного кризиса, когда властям потребуется действительно активная, а не пассивная поддержка. В марте 2006 года, когда протестующая молодежь соорудила на белорусском майдане палаточный городок, власти пытались организовать свой собственный контрмитинг в поддержку Лукашенко. И из этого ничего не получилось. Удалось лишь привезти на автобусах ветеранов. А затем, как обычно, «дискутировать» с несогласными направили спецназ.

Хоть Лукашенко и объявил, что в Беларуси создается государство для народа, но органы власти по определению не могут представлять неких коллективных интересов всего населения по той простой причине, что интересы разных слоев общества различны. И государство не в состоянии гармонизировать их даже при большом желании. Бюрократия по своей природе не может быть сейсмографом и ретранслятором народных настроений, сколько бы президент ее к этому ни призывал.

Поэтому любые решения государственной власти нарушают и задевают жизненные интересы каких-то крупных социальных слоев и групп. Защищать их права и представлять в органах управления некому. Нормальные возможности и механизмы представительства общественных интересов, донесения их до государственных институтов перекрыты. В результате отсутствуют каналы для передачи наверх сигналов о зреющем в обществе недовольстве. В случае протеста взрыв происходит для власти всегда неожиданно, спонтанно. В условиях авторитарного режима народ либо безмолвствует, либо говорит языком бунта.

Отсутствие нормальных профсоюзов и иных негосударственных организаций ведет к тому, что нет амортизаторов социального протеста. И поскольку обычные для демократических стран способы защиты своих прав невозможны, то естественным образом недовольство и протест выливаются в неинституциональные формы. Единственным способом отстаивания своих требований становятся публичные акции протеста: голодовки, забастовки, митинги, шествия, перекрытие транспортных путей и другие. Когда рабочим мотовелозавода не выплатили зарплаты, они вышли на улицу и перекрыли Партизанский проспект в Минске. Жители города Борисова, дома которых подтопило, вышли на железнодорожные пути и остановили движение поездов. Коллектив радиостанции ФПБ «Новое радио» объявил забастовку, причем сделал это в живом эфире.

В последнее время в Беларуси явственно развивается тенденция роста количества голодовок как формы протеста и защиты своих прав. Явление стало настолько частым и распространенным, что можно уже писать историю этого способа борьбы, классифицировать на виды и типы. Были голодовки индивидуальные и коллективные, экономические и политические, короткие и длительные, столичные и региональные. Голодали предприниматели, две сотни верующих церкви «Новая жизнь», три депутата Палаты представителей, политические заключенные и так далее. И это свидетельство тяжелой социальной болезни, симптом острого кризиса взаимоотношений между властью и обществом.

---