ИНТЕЛРОС > №1, 2010 > Обзор российских интеллектуальных журналов Вячеслав Морозов, Петр Резвых
|
Осенью 2009 года тема разногласий на вершине российской власти и возможного в связи с этим «либерального поворота» стала все более активно обсуждаться на кухнях, в форумах, Интернет-изданиях и других столь же оперативно работающих коммуникационных средах. К концу года к дискуссии подключились общественно-политические журналы. В одиннадцатом номере «Свободной мысли» за 2009 год Владислав Иноземцев ставит вопрос ребром: по его мнению, существует достаточно фактов, позволяющих утверждать, что у президента Дмитрия Медведева есть собственная позиция, отличная от точки зрения его предшественника, и эта позиция в целом симпатична либерально настроенной интеллигенции. Иноземцев признает, что шансы начала новых реформ и продолжения застоя примерно равны, но именно поэтому считает необходимым заявить о своей поддержке президентских начинаний: его статья озаглавлена «Вперед, президент!». Текст содержит многочисленные рекомендации, призванные направить Россию по пути подлинной, а не декларативной модернизации. Кроме чисто практических шагов, Иноземцев настаивает и на необходимости более ясно обозначить ориентиры во внешней и внутренней политике: он считает, что ориентации на Запад, и прежде всего на Европейский союз, сегодня нет альтернативы и что президенту следует создать собственную политическую партию, чтобы вывести борьбу за власть в публичное поле и тем самым найти опору не только в среде чиновников, но и в обществе. Понятно, что главный редактор ex officio обладает привилегией публиковать наиболее оперативные отклики на текущие события, тогда как остальные авторы продолжают обсуждать менее горячие темы. Оригинальный взгляд на мировой экономический кризис и его значение для России представлен в работе Юрия Воронина (она разделена на две части и публикуется в десятом и одиннадцатом номерах). Автор сначала объясняет, почему в капиталистической экономике неизбежны циклические кризисы, а затем переходит к рассмотрению «Великой российской депрессии» как одного из проявлений несбалансированности мировой экономики. Нарисовав мрачную картину экономического упадка в России на протяжении последнего двадцатилетия, Воронин рассматривает нынешний кризис в том числе и как следствие того, что Россия не смогла к его началу оправиться от своей «Великой депрессии». Главной причиной российских экономических неурядиц автор считает поспешность либеральных реформ, которые были направлены на интеграцию России в мировую экономику вместо того, чтобы делать упор на развитие внутреннего производства. Соответственно, и рецепт выхода из кризиса, согласно Воронину, состоит в том, чтобы развивать высокотехнологичный реальный сектор при активном участии государства. Как обычно, журнал уделяет немалое внимание проблемам постсоветского пространства. Статья Зураба Тодуа «Молдова. Костры демократии» (№ 10) представляет собой хронику парламентских выборов, прошедших в стране в апреле 2009 года и, как известно, приведших к столкновениям между сторонниками правящей партии коммунистов и оппозиции. Автор критически оценивает действия обеих сторон конфликта, но его симпатии очевидно принадлежат коммунистам. В одиннадцатом номере различные проблемы постсоветского пространства рассматриваются сразу в нескольких материалах. Михаил Троицкий заявляет в качестве исходных две посылки: во-первых, любой крупной державе необходимы союзники; во-вторых, России никогда не удавалось выстроить прочных союзнических отношений с удаленными державами. Следовательно, одна из важнейших задач российской внешней политики состоит в укреплении связей со странами своего региона, то есть прежде всего бывшими советскими республиками. В основной части статьи автор рассматривает основные факторы и механизмы региональной интеграции, а также причины неудач и затруднений, которые Россия испытывает в деле регионального строительства. В работе Ирины Звягельской рассматривается соотношение и борьба интересов ведущих мировых держав в Центральной Азии. Елена Пономарева в работе «Государство в условиях глобализации» (№ 10) предлагает вниманию читателя обзор различных подходов к проблеме трансформации государственности в современную эпоху -- подходов, по преимуществу критических, идеологически тяготеющих влево. Не удивительно, что при попытке итогового обобщения автор выделяет лишь один идеальный тип: империалистическое неолиберальное государство, главная цель которого состоит в выживании в условиях жестокой экономической конкуренции с себе подобными. «Левый уклон» еще более ясно выражен в работе Максима Кулаева «Маркс как критик Вестфальского миропорядка». Опираясь главным образом на один из ранних текстов -- «К еврейскому вопросу», -- автор переоткрывает Маркса как теоретика международных отношений, который во многом предвосхитил современные дискуссии о роли государства в глобальном мире и о возможности универсальных ценностей. В частности, одним из ключевых для современной теории международных отношений является вопрос о возможности и необходимости выхода за пределы идентитарной политики (то есть политики, так или иначе направленной на защиту и укрепление какой-то конкретной, частной идентичности) в политическое поле, где идет борьба за родовую эмансипацию человека как такового. Эта тема обычно обсуждается со ссылкой на современных авторов, таких, как Ален Бадью и Джорджо Агамбен, однако Кулаев убедительно показывает, что разработка ее Марксом не менее глубока и в чем-то даже более радикальна. В одиннадцатом номере журнала Вальтраут Шилеке также обращается к наследию Маркса, выделяя его наиболее значимые составляющие и демонстрируя их сохраняющуюся актуальность. Тему соотношения суверенитета и глобализации в одиннадцатом номере продолжает Наталья Панкевич. Ее работа посвящена доказательству тезиса, что мировое политическое пространство все в большей степени организуется вокруг сетей городских единиц, а не суверенных территориальных государств. Вопрос о конфигурации глобальной политики ставится и в статье автора настоящего обзора, озаглавленной «Запад без кавычек: глобальная гегемония и российский вызов». В работе предпринята попытка перевести дискуссии о цивилизационных идентичностях в рамки постструктуралистской теории, которая, как известно, проблематизирует идентичность и границы любых сообществ -- не только цивилизаций, но и, например, наций или государств. Такая теоретическая радикализация, как ни парадоксально, приводит не к отказу от представлений о существовании западной цивилизации, но, напротив, к заключению о реальности Запада как исторического субъекта. Эта реальность, однако, трактуется не как следствие некоторой трансцендентной сущности Запада, а как продукт борьбы за глобальную гегемонию: Запад обретает существование только в рамках структуры власти, определяющей его отношения с внешним, незападным, миром. Тон статье Виктора Пернацкого «Россия в мировом политико-правовом поле» (№ 10) задает довольно занятная фраза, в которой «политико-правовой статус России на современной мировой политико-правовой арене» приравнивается к ее «цивилизационному» статусу (с. 55). В полном соответствии с этой посылкой автор в дальнейшем рассматривает отношение россиян к государству и праву через призму «цивилизационной специфики» нашей страны и особенностей «российского менталитета». Тем самым получают видимость объяснения и «правовой нигилизм», и недоверие к государству, и тот факт, что «Россия упорно не капитализируется, не либерализируется, не демократизируется, и в этом смысле не политизируется, и не стандартизируется (по крайней мере по западным меркам)». Впрочем, автор не слишком сокрушается по этому поводу -- скорее, его беспокойство вызывает тот факт, что крупные города все-таки интегрируются в западную цивилизацию, но «при этом стремительно утрачивают национальный колорит, менталитет и статус, переставая быть символом национальной культуры и цивилизационной принадлежности» (с. 68). Хизри Адзиев и Нариман Гасанов на страницах того же десятого номера со всей возможной основательностью исследуют положение русских в Дагестане: начинают они свой анализ с истории заселения Дагестана русскими, после чего подробно рассматривают причины, вызывающие в последние десятилетия отток русского населения из республики. Несколько материалов одиннадцатого номера обращаются к теме образования и профессиональной деятельности. Владимир Возняк ратует за новое педагогическое мышление, которое «наиболее целостно, полно и содержательно» воплощало бы и выражало «всеобщее, универсальное в самом способе человеческого мироотношения» (с. 100). Статья Джулии Эветтс в англоязычном оригинале открывала специализированный выпуск журнала «Current Sociology», посвященный проблемам профессий и профессионализма. Предваряющая эту публикацию работа Александры Московской служит своего рода альтернативным введением в тему с учетом российской специфики, которую автор прослеживает и в собственно социальном функционировании профессий, и в ее изучении социологами. Алексей Ситников в десятом номере представляет результаты социологического опроса, в ходе которого исследовалась связь между религиозностью и политическими предпочтениями православных россиян. Данные опроса свидетельствуют, что степень «воцерковленности» не влияет на представления людей о политических институтах, однако православные верующие, соблюдающие церковные обряды и предписания, склонны занимать более консервативную позицию по вопросам культурной политики -- в том числе, например, и по проблемам свободы средств массовой информации. Хорошим примером такого культурного консерватизма, неизбежно имеющего политическое измерение, является публикуемая следом статья Инны Фатеевой о хамстве. В тексте присутствуют все элементы консервативной идеологии: и разделение культуры на «высокую» и «низкую», и вытекающая отсюда охранительная позиция, неприязнь к радикалам и бесцензурщине, и нарратив о золотом веке, который, согласно версии Фатеевой, закончился в России достаточно поздно, в конце XIX столетия, с появлением всякого рода нигилистов и революционеров. Под той же рубрикой размещен памфлет Олега Савельзона «В противовес глупости», который, на первый взгляд, противоположен по идеологическому содержанию. Автор доказывает, что «в российской культуре принятия решений отклонений от рациональности гораздо больше, чем, например, в американской» (с. 125), и призывает насаждать в России «процедурную рациональность». Нельзя не признать, однако, что такого рода вера в единственно правильные рациональные модели в основе своей также глубоко консервативна, хотя неолиберальный технократический консерватизм, безусловно, существенно отличается от метафизики «высокой культуры» и «народного духа». Материалы исторических рубрик в обоих рецензируемых номерах продолжают осмысление советского наследия. Валерий Бушуев вновь поднимает вечную тему социальных и политических истоков октябрьской революции 1917 года, ее альтернатив и последствий (№ 10). Здесь же под рубрикой «Pro memoria» публикуется статья «О Сталине» -- последняя, написанная за десять дней до гибели, работа Льва Троцкого. Рубрика «Ad litteram» в десятом номере содержит подборку материалов октябрьской сессии Верховного совета СССР 1939 года, посвященных внешней политике. Высший законодательный орган был созван на внеочередную сессию для юридического закрепления первых последствий советско-германского Договора о дружбе и границе, заключенного в конце сентября: в результате разгрома Польши в Советский Союз вошли территории, именовавшиеся теперь Западной Украиной и Западной Белоруссией, а Литве по договору с СССР был передан Вильнюс. К юбилею этих событий приурочена и статья Анатолия Фомина «Станет ли Украина большой Галичиной?», опубликованная в одиннадцатом номере. Ее идеологическое содержание передает фраза на первой же странице: семьдесят лет назад «в лоно исторической родины возвратились Галиция и Волынь, на протяжении пяти веков находившиеся под иноземным гнетом» (с. 75). В одиннадцатом номере публикуются перепечатанные из «Большевика» документы ноября того же 1939 года, связанные с началом советско-финской войны. Рубрика «Marginalia» в десятом номере также имеет ретроспективный характер и посвящена германским сюжетам. По свидетельству Вячеслава Дашичева, его выступление на тему «Россия и Германия: взаимоотношения в разные времена…» в Киле в мае 2008 года было запрещено германскими властями и состоялось в полуподпольном формате. Судя по тексту выступления, запрет мог быть вызван тем, что автор настойчиво и не стесняясь в выражениях пропагандирует дружбу «двух великих наций Европы» против заокеанских «темных сил» и обвиняет НАТО в вынашивании коварных планов против России. Обсуждение нового издания книги одного из последних руководителей ГДР Эгона Кренца «Осень 1989 года» дает Павлу Иванову повод для ностальгических высказываний. Теоретики и практики «реального социализма», согласно Иванову, были не так уж неправы, заявляя, что построили политическую и экономическую систему, где все создано «для человека и во имя человека». В одиннадцатом номере немецкая тема также звучит в одном из материалов рубрики: статья Егора Гамма «И снова о российских немцах» представляет собой полемический ответ Гуго Вормсбехеру, Вячеславу Дашичеву и Вольфгангу Зайферту (см. обзор журналов в № 68). Здесь же находим работу Сергея Самуйлова, посвященную американским «мозговым центрам» и их роли в формировании политики нынешней администрации США в отношении России. Дискуссия о «либеральном повороте» в связи с недавними президентскими заявлениями продолжается на страницах «Полиса» (2009. № 6). Если статья Владислава Иноземцева уже самим названием («Вперед, президент!» -- явная отсылка к статье Медведева «Россия, вперед!») заставляет ожидать пусть мягкой, но апологетики по отношению к главе государства, то Владимир Пастухов в своей не менее полемичной работе, опубликованной под рубрикой «Dixi!», анализирует противостояние президента и премьера с точки зрения стоящих за этим социальных сил и структур. Отправной точкой анализа становится тезис о том, что эволюция российского общества на протяжении последних столетий определялась противостоянием двух «культурных классов» -- городского и деревенского. Владимир Путин для Пастухова -- политик, органичный деревенской стихии и потому прекрасно себя чувствующий в ситуации, когда общество, экономика и даже государство пребывают в состоянии неизбывного хаоса. Медведев же -- человек городской культуры, поэтому он стремится перестроить российское общество на рациональных, правовых началах. Однако такая перестройка, по мнению Пастухова, возможна лишь революционным путем (он, правда, оговаривается, что это должна быть в первую очередь «культурная» революция, но не исключает и революции политической), и главный вопрос текущего момента -- решится ли Медведев перейти Рубикон, отделяющий «нормальную» политику от революционной. С автором, безусловно, можно спорить по многим позициям, но нельзя не признать очевидного: статья написана блестяще с точки зрения как структуры аргумента, так и стиля. Чего стоит, например, такая фраза: «Сегодня Россия с политической точки зрения -- пустыня. Тандем Медведева и Путина сегодня витает над социальной и политической бездной России, как Дух Божий витал над водой до сотворения мира» (с. 132)! Тема номера на сей раз сформулирована редакцией пространно и общо: «Политические изменения. Новые модели концептуализации политики». Материалы рубрики, вероятно, так или иначе подпадают под эту формулировку, хотя имеют мало общего в том, что касается проблематики и теоретической ориентации. Ирина Семененко исследует основные аспекты трансформации национальной идентичности в современную эпоху. Подчеркивая, что национальное сегодня находится в кризисе и, помимо прочего, часто расходится с государственным, автор все же не видит альтернатив национальной идентичности в качестве фундамента, на котором только и возможна консолидация общества. Отсюда вытекает призыв «активно и целенаправленно выстраивать общее пространство социальной и культурной коммуникации» (с. 21), укреплять и развивать уникальную национальную идентичность как важнейший ресурс социального и политического развития. Статья Сергея Патрушева намечает перспективы исследования гражданской активности с институциональной точки зрения, задавая систему координат и терминов, однако не представляя на суд читателя никаких, даже предварительных, результатов. Сергей Перегудов суммирует основные положения доклада «Оценка состояния и перспектив политической системы России», подготовленного коллективом авторов на базе Института общественного проектирования и опубликованного весной 2009 года. Рубрика «Россия сегодня» снабжена подзаголовком «Навстречу V Всероссийскому конгрессу политологов» и включает две статьи, по ряду параметров прямо противоположные друг другу. Игорь Пантин решил поделиться с читателем мыслями, которые возникли у него после прочтения антологии «Политическая мысль России. От истоков до февраля 1917 года», вышедшей в 2008 году в издательстве «Гардарики». Не удивительно, что мысли получились не слишком конкретными: ведь о каких-то общих чертах отечественной политической мысли на протяжении веков можно говорить, лишь абстрагируясь от частностей. Исследование политического сознания подростков, предпринятое Валерией Касамарой и Анной Сорокиной, напротив, получилось предельно конкретным: авторы сопоставляют политические взгляды молодежи из разных слоев общества. Выводы работы не слишком оптимистичны: «Ребята, независимо от своего образовательного уровня… практически лишены навыка критического анализа политической информации, получаемой через СМИ, в школе, от родителей или взрослого окружения». Впрочем, можно ли было ожидать иных результатов, если принять во внимание тот факт, что и взрослое население страны в подавляющем большинстве не умеет и не желает дистанцироваться от идеологических штампов? Рубрика «Субдисциплина» представляет политическую конфликтологию как отрасль политических наук. Лариса Никовская предлагает пользоваться для анализа политических процессов понятием сложносоставного конфликта, считая его особенно продуктивным применительно к России с ее «антиномичной» политикой. Приводя в качестве примера сложносоставного конфликта ситуацию в России в условиях кризиса, автор приходит к выводу, что снятие имеющихся противоречий возможно только путем укрепления демократических институтов. Проблемы и перспективы модернизации с точки зрения внутренних и внешних конфликтов исследуются в работе Александры Глуховой: как и Владимир Пастухов, она полагает, в частности, что конфликт между президентом и премьером заложен в саму структуру российского политического поля в его нынешнем состоянии. Изучая конфликтное измерение взаимодействия между государством, обществом и трудовыми мигрантами в России, Анатолий Дмитриев и Григорий Пядухов обращают внимание на то, что существующая инфраструктура регулирования миграционных процессов неизбежно порождает мощный теневой сектор, который контролирует нелегальные миграционные потоки. В статье Виктора Макаренко «Политическая концептология: первые итоги разработки», опубликованной под рубрикой «Кафедра», представлены результаты мегапроекта, которым автор занимается уже много лет. Задача, насколько можно судить, состоит в выработке некоего универсального языка для политических наук на основе единой метатеории, а главным средством достижения цели выступает аналитическая политическая философия. Не менее масштабные цели ставит перед собой Елена Биберман, взявшись сформулировать правила выявления причинно-следственных отношений в политологическом исследовании. Автор, впрочем, признает, что поступает «невероятно самонадеянно» (с. 169), но считает задачу достаточно насущной для того, чтобы отбросить ложную скромность. В номере публикуются также материалы «круглого стола», посвященного обсуждению проблем и перспектив, возникающих с постепенным переходом научных журналов в виртуальное пространство, и приуроченного к открытию нового Интернет-портала «Полиса». В связи с этим событием в бумажной версии заголовки многих (хотя и не всех) материалов снабжены предложением принять участие в голосовании, поставив каждой статье оценку по семибалльной шкале. Под рубрикой «Научная жизнь» «Полис» рассказывает о новом журнале -- «Вестнике МГИМО-Университета», первый номер которого вышел летом 2008 года. Пятый номер «России в глобальной политике» за 2009 год подводит итоги «славного двадцатилетия», минувшего с момента падения Берлинской стены. Рубрика «Двадцать лет спустя» состоит в основном из выступлений непосредственных участников тогдашних событий. Михаил Горбачев в беседе с Федором Лукьяновым излагает свое видение движущих сил, последствий и альтернатив перестройки, распада СССР и Восточного блока. По его мнению, баланс в европейской политике можно было бы сохранить, если бы не прекратил существование Советский Союз: уже имевшиеся договоренности с США и другими членами НАТО обеспечили бы Москве равноправный статус в международных делах. В свою очередь, распад Союза не был предопределен экономически -- как считает бывший советский президент, причины краха СССР были политическими и состояли главным образом в предательской политике Бориса Ельцина, затеявшего свою собственную игру с Западом. Главный редактор «Gazeta Wyborcza», бывший диссидент Адам Михник, и Хорст Тельчик, возглавлявший управление внешней политики Ведомства федерального канцлера при Гельмуте Коле, вспоминают о событиях конца 1980-х -- начала 1990-х, чтобы попытаться понять, насколько полно удалось в последующие два десятилетия использовать шансы, возникшие на переломе европейской истории. Михник при этом уделяет основное внимание политическим реформам и развитию демократии в Европе, тогда как Тельчик преимущественно пишет о международной политике. В частности, он останавливается на проблеме новых разделительных линий, возникших в Европе после окончания «холодной войны». Эта тема является центральной и для статьи французского исследователя Тьерри де Монбриаля, который рассматривает ее через призму внутреннего институционального развития Европейского союза и России как двух важнейших игроков на европейском политическом поле. Рубрика «Россия в эпоху перемен», с одной стороны, действительно сфокусирована на российских сюжетах, но, с другой стороны, выводит разговор с европейского на глобальный уровень. В статье под названием «Без идеологии и порядка» Тимофей Бордачев весьма нелицеприятно оценивает претензии США на единоличное лидерство. По мнению автора, попытки построить однополярный мировой порядок, предпринятые на протяжении последних двадцати лет, оказались в целом безуспешными, в том числе и по структурным причинам: однополярная система из всех возможных наименее стабильна. Вместе с тем, борьба других формирующихся полюсов международной системы против претендента на единоличное лидерство несет в себе риск еще большей дестабилизации. Как полагает Бордачев, недостающим звеном современной системы глобального управления являются альтернативные идеологии, которые могли бы успешно конкурировать с господствующим ныне либерализмом. Только при наличии таких альтернатив многополярный мир мог бы обрести стабильность, которой так не хватает современной глобальной системе. Тему идеологических альтернатив продолжает работа автора этих строк, в названии которой -- «Выйти из тупика истории: парадоксы европейской демократической революции» -- мироощущение настоящего момента противопоставляется революционному энтузиазму конца 1980-х. Нам представляется, что, разрушив авторитарный социализм, европейцы слишком быстро утратили ощущение новизны момента, стали относиться к демократии не как к непрерывному поиску равновесия между частными интересами и общим благом, а как к уже достигнутому результату, материализовавшейся утопии. Если к идее «конца истории» отнестись критически, может оказаться, что альтернатива западной гегемонии состоит не в «возврате к корням» в духе православного или исламского фундаментализма, а в попытке освободить демократическую идею от догматической привязки к конкретным институциональным реалиям западных обществ. Иными словами, подлинная демократизация состоит не в формальном заимствовании институтов и механизмов, а в радикализации политики, отказе от следования раз и навсегда данным рецептам ради более полного воплощения идеалов свободы и демократии в конкретной реальности локальных сообществ. Третий материал рубрики -- статья Петра Дуткевича «Переосмысление российского “государства развития”» -- оценивает социально-экономическую ситуацию в современной России и перспективы модернизации. Глобальный контекст здесь также присутствует, но, в отличие от предыдущих двух текстов, служит не непосредственным предметом анализа, а источником моделей и примеров для сравнения с российским опытом. В отличие от большинства критиков путинской модернизации, Дуткевич полагает, что, учитывая исходные позиции, в которых страна оказалась к концу прошлого века, команда президента Путина взяла правильный курс на восстановление дееспособности государства и формирование социального фундамента для последующего модернизационного рывка. Однако последние 3--4 года, как полагает автор, были потрачены впустую: начать качественное реформирование экономики и общественных институтов, отказавшись, в частности, от патерналистской политики по отношению к гражданам, нужно было еще в 2005--2006 годах. Таким образом, путинская модель сегодня зашла в тупик, но возвращение на путь интенсивного развития пока еще возможно. Анализ российских проблем продолжает Игорь Зевелев в статье «Будущее России: нация или цивилизация?», размещенной под рубрикой «Нации против государств». Как следует из названия, автор противопоставляет две модели российской идентичности -- национальную и цивилизационную, причем его симпатии -- явно на стороне последней. Нельзя не согласиться с автором в том, что строительство единой российской нации сопряжено с серьезными трудностями; не менее справедливо и его утверждение, что далеко не все современные государства в реальности функционируют как национальные. В то же время Зевелев, на наш взгляд, слишком поспешно отказывается от идеи национального строительства в пользу довольно расплывчатой «цивилизационной» модели. Во-первых, отказ от четких границ между внутренним и внешним, характерных для понятия нации, неизбежно оправдывает новую имперскую экспансию. Имперский дискурс, например, легко прочитывается в рассуждениях о «соседних странах… явно принадлежащих к российскому цивилизационному ареалу» (с. 101--102). Во-вторых, единственный конкретный пример реальной политики, основанной на цивилизационной идентичности, который удается привести автору, -- это деятельность Русской православной церкви, особенно при новом патриархе. Зевелев, конечно, оговаривается, что «широкая и разнообразная российская наднациональная традиция» не должна сводиться к деятельности церкви (с. 101), но не предлагает никаких столь же конкретных альтернатив. Далее в той же рубрике Николай Силаев исследует причины российско-грузинской войны 2008 года. Помимо прочего, автор указывает на довольно важное следствие логики Realpolitik, которая доминирует в отношении Москвы к Грузии и большинству других государств постсоветского пространства. Глобальное соотношение сил и геополитическая ситуация на Кавказе сегодня таковы, что делают вмешательство России в грузинские дела практически неизбежным, однако российские лидеры не считают необходимым обозначить пределы такого вмешательства. Кремль предпочитает «вовсе не определять для себя пределов ограничения суверенитета соседей, а брать его столько, сколько, по крылатому выражению, можно проглотить» (с. 114). Такая ненасытность, в свою очередь, вызывает широкий спектр антироссийских фобий во всех бывших странах соцлагеря, даже в некоторых из тех, что сегодня интегрированы в ЕС и НАТО. Замыкает рубрику статья Зураба Тодуа, удачно дополняющая его же работу, о которой речь шла выше. Если текст в «Свободной мысли» посвящен молдавской политике, то его «Интеграция по-румынски» разоблачает далеко идущие планы румынских политиков относительно возможного объединения двух государств. Советуем читателю ни в коем случае не пропустить рубрику «Далекое эхо», авторы которой анализируют последствия окончания «холодной войны» и распада СССР для стран и регионов, непосредственно не затронутых событиями двадцатилетней давности. В контексте российских дискуссий работа Лай Хайжуна, вероятно, представляет особый интерес, поскольку в ней убедительно показано, что опыт России и других бывших соцстран имел немалое значение для Китая и других государств Восточной Азии. Эту статью будет особенно полезно прочесть тем, кто уверен, будто китайские коммунисты, в отличие от советских, мудро и без лишних сомнений следовали единственно верным курсом навстречу «китайскому чуду». Статья Габриэля Сальвиа «Демократия или социализм? Латинская Америка в XXI веке» анализирует современный политический ландшафт региона, лишь в общих чертах сравнивая нынешнюю ситуацию с картиной двадцатилетней давности. Завершающая рубрика номера -- «Основы мироустройства» -- также посвящена актуальным проблемам текущего момента. Карло Галли размышляет о будущем национального государства, приходя к выводу, что поиски радикальных альтернатив этой форме политической организации пока не имеют реальных перспектив, -- гораздо важнее попытаться наполнить эту форму современным содержанием. Анна-Мари Слотер указывает на растущую значимость сетевой организации мира и оценивает шансы США сохранить свое лидерство в свете трансформации мирового политического и экономического пространства. Анатолий Вишневский в статье «Конец североцентризма» напоминает о растущем демографическом дисбалансе между Севером и Югом, который, по мнению автора, неизбежно приведет и уже приводит не только к обострению конфликтов, но и к растущему взаимопроникновению различных цивилизаций. Очередной выпуск «Неволи» (2009. № 20) поровну и почти без остатка поделен между художественными текстами и документами. Кроме обычной статистики об уровне преступности и числе лиц, находящихся в местах лишения свободы, а также об акциях протеста заключенных, редакция включила в номер несколько официальных материалов Федеральной службы исполнения наказаний. Это текст доклада директора ФСИН Александра Реймера на научно-практической конференции в Москве в сентябре 2009 года, выдержки из проекта реформирования уголовно-исполнительной системы, а также некоторые количественные данные с официального сайта ФСИН. Юрий Александров составил подборку материалов о ситуации в тюрьмах различных стран мира: здесь можно найти и кое-какую статистику, и новости, и резюме доклада уполномоченного ООН по вопросу о пытках Манфреда Новака. Среди художественно-мемуарных текстов наиболее познавательным для рядового читателя, скорее всего, будет рассказ Дмитрия Морачевского «Красные и черные». Здесь в повествовательной форме раскрываются различия между двумя типами зон: «красными», которые контролируются людьми в погонах, и «черными», где порядок поддерживают блатные. Правда, в очередной раз приходится попенять редакции на недостаток внимания к нуждам неподготовленного читателя: о смысле этой классификации ему приходится догадываться по ходу чтения текста, хотя можно было бы снабдить его коротким примечанием, разъясняющим существо вопроса. Возможно, редакция исходит из того, что неподготовленный читатель журнал в руки не возьмет, а если и откроет, то уж точно не дочитает до 73-й страницы, на которой начинается рассказ Морачевского. В номер вошли еще очерки Александра Муленко и Макса Махмага, а также вторая часть повести Александра Хныкова «Люди зоны». Под рубрикой «Сиди и читай» находим выдержки из книг Эдуарда Кочергина «Крещенные крестами», Игоря Сутягина «На полпути к сибирским рудам» и рецензию Александра Мокроусова на десятитомник воспоминаний «О времени, о Норильске, о себе…». Единственный чисто публицистический материал номера -- статья Юрия Александрова «Казнить нельзя помиловать: где поставит запятую Конституционный суд?». Как нетрудно догадаться, она посвящена перспективам отмены в России смертной казни. Среди материалов «Вестника общественного мнения» (2009. № 3) благодаря своему обобщающему характеру выделяется статья Льва Гудкова «Природа “путинизма”». Автор настаивает на том, что сложившийся в России режим нельзя втискивать в традиционные классификации, объявляя его реинкарнацией советской системы или режимом личной власти Владимира Путина. Согласно интерпретации Гудкова, «путинизм» не имеет аналогий, поскольку опирается на новые принципы легитимации господства и на новые технологии власти. Автор подробно рассматривает элементы сходства и отличия между нынешней Россией и «классическими» авторитарными режимами, а завершает статью сводной таблицей, в которой различные типы режимов сопоставляются по более чем двум десяткам показателей. Авторы остальных работ, опубликованных в номере, ставят перед собой более узкие задачи. В статье Ричарда Роуза и Уильяма Мишлера «Коррупция, ее оценка и участие в ней: пример России» обсуждается интересный феномен: насколько можно судить по данным опросов, россияне гораздо реже напрямую участвуют в коррупционных сделках, чем можно было бы ожидать, исходя из оценок теми же респондентами уровня коррумпированности государственных институтов. Авторы отмечают, что это расхождение характерно не только для России, и предлагают предварительные версии его объяснения. Леонид Ашкинази, Мария Гайнер и Алла Кузнецова задаются целью описать и опробовать максимально широкий спектр различных способов исследования общества с помощью Интернета -- от простых запросов на частоту повторяемости тех или иных слов до исследования отношения к различным народам или доверия к валютам. Рубрика «Репродуктивные институты российского социума», несмотря на медицински-демографически звучащее название, посвящена проблемам российской системы образования (возможно, стоило бы подумать над использованием в названии рубрики более нейтрального слова «воспроизводство»). Бориса Дубин и Наталия Зоркая, опираясь на данные опросов, изучают оценки населением уровня и качества российского образования. Любовь Борусяк обращается к теме, которая уже может конкурировать по степени болезненности с дураками и дорогами, -- Единому государственному экзамену. Автор использует дискуссию вокруг ЕГЭ для выявления больных мест в системе образования вообще. Тема истории, исторической памяти и исторической политики становится в последнее время все более актуальной и популярной. «Вестник» тоже отдает дань этой тенденции, заведя рубрику «Массовый образ прошлого и политика его формирования». Екатерина Левинтова и Джон Баттерфилд представляют результаты исследования методом контент-анализа российских школьных учебников отечественной истории постсоветского периода. Как и следовало ожидать, большинство учебников противопоставляют разруху 1990-х возрождению страны при Владимире Путине. Лев Гудков и здесь стремится нарисовать максимально обобщенную картину: его статья «Время и история в сознании россиян» начинается с общих размышлений об историческом времени, его восприятии обществом, а также о социальных институтах -- «держателях времени». Эмпирические данные, вошедшие в первую часть работы, касаются представлений россиян о начале истории и о направленности исторического времени, выраженном в таких категориях, как прогресс, упадок и им подобных. Продолжение статьи обещано в следующих номерах журнала, так что у читателя еще будет возможность понаблюдать за развертыванием этого масштабного социологического полотна с включением новых аспектов проблемы. Помимо самостоятельной научной и общественной значимости, этот проект может удачно дополнить уже существующие и будущие исследования политики памяти с применением сугубо качественных методов, открывая тем самым новое поле для взаимодействия между исследователями, придерживающимися различных теоретических подходов и методологических ориентаций. *** Пред- и посленовогодний период -- обычно не самое плодотворное время для гуманитарной периодики, не в последнюю очередь потому, что сменяется не только календарный год, но и финансовый. В условиях продолжающегося экономического кризиса этот фактор приобретает особое значение: так, редакция «Отечественных записок» именно в появившемся в конце 2009 года, шестом, номере за 2008 год публично объявила, что вследствие финансовых трудностей выпуск журнала «приостанавливается на неопределенный срок». Это лаконичное сообщение, помещенное на отдельной странице сразу за оглавлением, придает заглавной теме выпуска, обозначенной как «Новый мировой порядок», несколько мрачноватый оттенок. Впрочем, стоит только углубиться в чтение материалов номера, как впечатление это вскоре улетучивается: ничто так не чуждо редакции «ОЗ», всегда делавшей ставку на трезвость и взвешенность суждений, как абстрактные апокалиптические видения. Напротив, наблюдения и прогнозы, высказанные в различных публикациях номера, побуждают скорее к позитивному восприятию наличного положения дел. Предпринятая «ОЗ» масштабная попытка оценки нового распределения ролей на международной арене начинается с критического анализа ситуации в международном праве. Общий диагноз авторов первого раздела, непритязательно озаглавленного «Государство и право», вовсе не является неожиданным: существующая ныне система институтов и норм, сложившаяся в своих существенных чертах в условиях «холодной войны», не отвечает потребностям и вызовам современной политики. Так, Федор Лукьянов в статье «Двадцать лет без мирового порядка» стремится показать, что восходящая в своих интенциях к заявлениям Горбачева о так называемом «новом мышлении» реальная практика построения международных отношений в постсоветский период с самого начала была направлена не на создание новых форм и механизмов, но на «универсализацию тех структур и институтов, которые в эпоху идеологического противостояния составляли основу западного мира». В результате, по мысли Лукьянова, возникла ситуация постепенно нарастающего разрыва между духом и буквой. Взращенные «холодной войной» международные институты оказались не готовы ни к неожиданному возрастанию значения фактора военной силы в международной политики, ни к бурному развитию национализма, заступившего место коммунистической идеологи в качестве силы, противостоящей победному шествию западного либерализма. Этот диагноз получает свое обоснование и подтверждение в двух следующих материалах, развертывающих широкую историческую перспективу. Александр Медяков в обширномочерке «От Мюнстера до Сараево» прослеживает сценарий смены двух систем регулирования межгосударственных отношений, определивших историю европейской цивилизации Нового времени. Одна из них -- это Вестфальская, сформировавшаяся по окончании Тридцатилетней войны и основанная на принципе равновесия сил между наиболее могущественными военными державами. Другая -- Венская, возникшая после наполеоновских войн и сориентированная главным образом на поддержание равновесия экономических интересов крупных национальных государств с помощью краткосрочных союзов. Как показывает Медяков, современная модель международных отношений всецело наследует тенденции, приведшей к краху Венскую систему, -- тенденции отделения интересов «реальной политики», то есть узких интересов национальных государств, от интересов международного сообщества в целом. Рождение и эволюция Вестфальской системы образуют и один из центральных сюжетов книги Маттиаса Циммера«Эпоха модерна: государство и международная политика», подробный реферат которой помещен здесь же. Циммер указывает на три главных процесса, определивших характер развития международных отношений в эпоху модерна: промышленную революцию, формирование бюрократического государственного аппарата и образование наций. Первая породила конфликт экономических интересов, связанный с индустриализацией и особенно остро сказавшийся в колониальных противостояниях; второе повлекло за собой бюрократизацию дипломатических институтов и кодификацию международного права; третье радикально изменило характер военного противостояния, превратив «ограниченные войны», завершавшиеся по достижении поставленных политических целей, в войны на уничтожение. Именно названные процессы получили свое логическое продолжение в том феномене, который теперь называют глобализацией. В отличие от Медякова, Циммер настаивает на том, что никакого распада Вестфальской системы, по существу, не произошло; глобализация лишь модифицировала тот формат международной политики, который определяет облик Нового времени. Статьи Анны-Мари Слотер и Уильяма Берк-Уайта «Внутригосударственное будущее международного права» и Бориса Жукова «Природное право» вновь возвращают разговор о новом мировом порядке на почву прагматически ориентированного анализа наличного положения дел. Слотер и Берк-Уайт пытаются оценить вызовы, предъявленные послевоенному международному праву политической ситуацией последних десятилетий, и наметить возможные пути совершенствования существующих правовых норм и принципов. Основным камнем преткновения для действующего международного права является, по их мнению, принцип государственного суверенитета, устанавливающий довольно строгие границы между внутригосударственными и международными правовыми нормами. В современных же условиях многие проблемы (экологические катастрофы, терроризм, миграция) уже не могут быть ограничены государственными границами, в то время как меры по их решению должны начинаться на уровне внутригосударственной политики. Это означает, что слепое следование правовому принципу национально-государственного суверенитета фактически препятствует эффективному развитию современного общества. На смену ему должны прийти правовые механизмы, обеспечивающие (и вместе с тем ограничивающие) влияние международных институтов на внутриполитические решения отдельных государств. Понятно, что это влечет за собой и новые риски. В числе последних Слотер и Берк-Уайт, вопреки общераспространенному стереотипу, особенно выделяют опасность злоупотребления международными нормами не столько со стороны государств, использующих международные институты для распространения своей власти (речь идет, конечно, прежде всего о США), сколько со стороны государств, принуждаемых международным сообществом к определенным действиям. По мысли Слотер и Берк-Уайта, попыткам превратить международное право в инструмент гегемонии препятствует уже само неизменно сохраняющееся коренное различие между внутригосударственными и международными правовыми нормами, в то время как для предотвращения злоупотреблений международными нормами во внутренней политике (например, распространение репрессивных механизмов под прикрытием поддержки международного сообщества) требуется разработка довольно сложных механизмов качественной оценки соответствующих политических режимов. Общие соображения, изложенные Слотер и Берк-Уайтом, находят свое наглядное эмпирическое подтверждение в исследовании Бориса Жукова, посвященном проблемам правового регулирования мер по охране окружающей среды. Возможно, ни в какой другой сфере проблема соотношения внутреннего и международного права не стоит так остро, как в области экологии. Хотя переход от преобладавшей в 1940--1960-х политики ситуативно мотивированных соглашений к попыткам комплексного решения экологических проблем (поворотным пунктом в этом отношении Жуков считает Стокгольмскую конференцию 1972 года), несомненно, стал большим завоеванием, до создания эффективных экологически-правовых механизмов еще очень далеко. Мало того, что экологические нормы плохо согласуются с другими нормами международного права; большинство экологических документов сверх того «не предусматривают никаких мер принуждения в отношении недобросовестных участников». При таком положении дел экологические декларации грозят превратиться в ничем не гарантированные благие пожелания. Впрочем, Жуков далек от пессимизма и скепсиса радикальных экологических организаций: на примере Киотского протокола он показывает, что эффективно регулировать экологическую политику все-таки можно и решающее значение при этом приобретают рыночные механизмы, стимулирующие экологически ориентированную внутреннюю политику государств. Опираясь на эти соображения, Жуков подверг довольно резкой критике российскую экологическую политику, над которой тяготеют последствия предпринятой в начале 2000-х попытки сделать страну привлекательной для инвестиций за счет снижения экологических стандартов. Вместе с тематизацией конфликта между внутренними интересами государств и международными нормами разговор о новом мировом порядке плавно перетекает из области юриспруденции в область экономики. Здесь, разумеется, главной темой становится оценка ближайших и отдаленных последствий разразившегося финансового кризиса. Как и положено экспертной инстанции, редакция «ОЗ» стремится направить разговор о кризисе в конструктивное русло: отрешившись от эмоциональной риторики в разделе, озаглавленном «Мировое хозяйство», представляются главным образом суждения ученых-аналитиков. Открывает тему интервью профессора Йельского университета Олега Цывинского «По ту сторону кризиса», где намечены линии возможного развития мировой экономики. Лейтмотивом размышлений Цывинского стала весьма скептическая оценка антикризисной политики вмешательства государства в экономику. Цывинский с едкой иронией комментирует распространенное убеждение, будто финансовые вливания со стороны государства являются наилучшим способом противодействия кризису. По его меткому сравнению, если раскачавшийся маятник предоставить самому себе, он остановится, попытки же воздействовать на него могут как остановить его, так и раскачать еще сильнее. Это относится и к российской экономике, будущее которой, как, впрочем, и китайской, зависит, по мнению Цывинского, от того, сумеет ли правительство перейти от срывания «низко висящих яблок реформ» к широкомасштабным принципиальным инновациям, позволяющим обеспечить значительные темпы роста. Французский экономист Ришар Робер в написанной специально для «ОЗ» краткой, но емкой статье «Россия и ЕС: новые перспективы» пытается проанализировать новые тенденции развития экономических отношений между Россией и Европой. По мысли Робера, российско-грузинский конфликт 2008 года и финансовый кризис стали двумя решающими факторами, повлиявшими на изменение отношений между Россией и Европейским союзом. Благодаря этим событиям стало ясно, с одной стороны, что реальное политическое влияние на ту или иную территорию в глобализирующемся мире может обеспечиваться только развитием ее рынков и, с другой стороны, что претензиями России на такое влияние невозможно пренебрегать. Тем самым вопрос о том, кто и как будет определять состав Европейского союза, оказался тесно увязан с весьма сложным переплетением интересов продавцов и покупателей, кредиторов и заемщиков и многих других сторон. В этих условиях вопросы экономического сотрудничества в перспективе, по мнению Робера, будут доминировать в европейской политике. Куда менее радужную картину перспектив экономического партнерства России и Европы рисуют Фредрик Эриксон и Брайан Хиндли в столь же лаконичной статье «Россия и ВТО». В противовес широко распространенному мнению, будто принятие России в ВТО и вовлечение ее в общее экономическое пространство с Евросоюзом способно предотвратить усиление напряженности в отношениях, авторы рассматривают возможные негативные последствия подобных шагов. Мало того, что Россия до сих пор многократно демонстрировала неспособность обеспечить соблюдение интересов инвесторов и даже просто выполнять данные обещания; ее заинтересованность во вступлении в ВТО, по мнению Эриксона и Хиндли, связана не столько с экономическими, сколько с политическими преимуществами, а это значит, что Россия, возможно, вовсе не готова к рутинному, весьма бюрократически регулируемому сотрудничеству и, следовательно, грозит внести разлад в работу ВТО, да и других международных экономических организаций. В основе этой аргументации лежит простое соображение, часто не принимаемое во внимание оптимистически настроенными европейскими наблюдателями: для государств, как и для отдельных лиц, ориентация на экономический интерес не является ни естественной, ни само собой разумеющейся. Недооценка этого обстоятельства может оказаться источником серьезных проблем в международной политике. Насколько уместно это напоминание в разговоре о «новой мировой системе», показывают материалы следующего раздела, озаглавленного «Региональные особенности». Так, ЯковБергер в очерке «Китай: мировосприятие и самоидентификации», подхватывающем тему одной из предыдущих номеров «ОЗ», целиком посвященного Китаю, подчеркивает, что стремительная интеграция китайской экономики в мировую отнюдь не препятствует устойчивой тенденции к сохранению традиционных культурных ценностей. Павел Кандель встатье «“Дебалканизация” Балкан» наглядно демонстрирует, насколько призрачной оказывается надежда на эффективность экономических мотиваций в урегулировании политических конфликтов, разгорающихся на национальной почве. Наконец, авторы раздела «Прогноз», замыкающего собственно тематическую часть номера, пытаются разглядеть контуры будущей конфигурации политических и экономических факторов в формирующейся новой системе международных отношений. Здесь вновь, как и в заглавных публикациях, лейтмотивом становится бесперспективность и недостаточность установки на государственный эгоизм, то есть на приоритет национальных интересов. Дмитрий Тренин («Мировой кризис и мировой порядок») живописует перспективы формирования плюралистической системы регулирования, в которой важную роль, наряду с международными организациями наподобие ООН, получат «сетевые структуры, группы по интересам, региональные сообщества», вследствие чего государства перестанут быть главными действующими силами на международной арене. Владислав Иноземцев(«Крушение Ялтинской системы и судьбы демократии: надуманная связка») пытается смоделировать изменения в оценке демократии, которые неизбежно повлечет за собой все более властно заявляющее о себе в процессе глобализации неравное распределение ролей между различными государствами в мировой экономике. По его мнению, следование той или иной страны либеральным экономическим принципам и ее надежность в качестве экономического партнера будет в гораздо большей степени определять ее влиятельность, нежели наличие или отсутствие в ней демократических институтов. Мартин Гилман («Смена ролей») на основе анализа механизмов, породивших последний кризис, обосновывает необходимость новых валютных соглашений и существенных изменений в международной финансовой и кредитной системе, которые помогут избежать эффекта экономического сжатия и обеспечить увеличение темпов роста национальных экономик. Несмотря на заявление о приостановке своей деятельности, редакция «ОЗ», как и прежде, поместила в рубрику «Приглашение к разговору» несколько публикаций, предваряющих новые темы для будущих дискуссий, причем центр тяжести в них вновь переносится на внутрироссийские проблемы. Так, в статях Сергея Филатова и Романа Лункина «Научите все народы...» и игумена Петра (Мещеринова) «Нравственные проблемы воспитания личности» речь идет о месте и роли Русской православной церкви в современной российском обществе, а в темпераментной реплике Дмитрия Вайсбурда «Две истории» вновь оживляются начатые чуть менее года назад дебаты о политике памяти и проблемах идеологического присвоения прошлого (на сей раз в связи с проблемами репрезентации отечественной истории в школе). Так что редакция, несмотря на трудности, определенно надеется, что в «новом мировом порядке» для нее найдется подобающее место. Словно подхватывая инициативу «ОЗ», проблематику культурной политики памяти затрагивает и «Ab imperio». Составленный из весьма разнородных, на первый взгляд, материалов третий номер за 2009 год концентрирует внимание читателя на проблеме гетерогенности памяти в постимперских образованиях. Включенность человека, сформированного в условиях имперского государства, в сложное переплетение институциональных контекстов делает невозможным описание его исторического опыта в одном непротиворечивом повествовании. Постимперская история по определению полиперспективна, многоаспектна и полна внутренних напряжений. Поэтому ни стратегия разоблачения имперских или колониальных версий прошлого, ни апологетические конструкции истории сами по себе не могут вместить полноты и сложности имперской реальности. Материалы, составившие теоретико-методологический блок номера, посвящены демонстрации гетерогенности имперского опыта и, соответственно, фиксации этого опыта в различных дискурсах (в том числе и научном) на исторических примерах. Так, Элис Конклин («Производство колониальной науки: Ethnologie и империя в межвоенной Франции») показывает, что ценность французской этнологии, несомненно, возникшей и развивавшейся в тесной связи с колониальной политикой, никак невозможно редуцировать только к функциям идеологического обслуживания имперской экспансии. Ингрид Ширле («Патриотизм и эмоции: любовь к отечеству в екатерининской России») вскрывает позитивный коммуникативный потенциал последовательно развиваемых имперскими правительственными и образовательными институциями различных форм и стандартов для пробуждения и репрезентации патриотических эмоций. Ирина Шевеленко («Империя и нация в воображении русского модернизма») на примерах творчества Валерия Брюсова, Александра Бенуа, Ивана Билибина и Вячеслава Иванова показывает, сколь разным культурно-политическим содержанием может наполняться идея империи в зависимости от того, в какие эстетические формы облекается национальная идентичность. Анна Куксхаузен («Современные чудеса материнского молока: новая наука о материнстве в России эпохи Просвещения») анализирует общее и частное в процессах смены гендерных стереотипов в ходе эволюции просвещенных монархий XVIII века. Марина Лоскутова («Уездные ученые: самоорганизация научной общественности в российской провинции во второй половине XIX -- первые десятилетия XX века») пытается описать многообразие форм влияния характерного для империй противопоставления метрополии и провинции на формы научного дискурса и институциональные механизмы его воспроизводства. Елена Вишленкова («Человеческое разнообразие в локальной перспективе: “большие теории” и эмпирические знания (Казань, первая половина XIX века)») реконструирует причудливое переплетение идеологически мотивированных теорий и конкретных эмпирических исследований этнического многообразия в николаевской России. Особую актуальность представленным в предыдущем разделе общетеоретическим размышлениям о гетерогенности памяти придает ситуация в современных постсоветских государствах, где идеологическое переформатирование и перекодирование прошлого превратилось в течение последнего десятилетия в один из важнейших инструментов осуществления политического влияния. Основным предметом споров здесь были и остаются прежде всего итоги и значение Второй мировой войны -- события, служившего для Советского Союза важнейшим идентификационным мифом. Именно вокруг этого феномена развернута весьма острая дискуссия в материалах, составивших традиционный раздел «АВС: Исследования империи и национализма». Поводом послужило событие, вызвавшее единодушно негативную реакцию профессионалов-историков, специализирующихся на изучении ХХ века: учреждение президентским указом от 15 мая 2009 года Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Вполне обоснованно усматривая в этом шаге новую попытку поставить историческое знание под государственный контроль, авторы пытаются осмыслить его как характерный феномен постимперской политической практики. В частности, Изабель де Кегель в статье «На пути к “предсказуемому” прошлому? Комментарий к созданию Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в России» выделяет четыре основных фактора, вызвавших к жизни это сомнительное, с ее точки зрения, нововведение. Во-первых, это реакция российских властей на растущую интернационализацию мемориальных практик, связанную в частности с политическим самоопределением бывших советских республик; во-вторых, опасение правящих элит, что уход последнего поколения, помнящего войну, существенно ослабит механизмы трансляции одного из ключевых имперских мифов; в-третьих, стремление государства вновь восстановить контроль над образованием (прежде всего школьным); в-четвертых, проявляющаяся в последнее время в России тенденция к ограничению свободы выражения мнений. Павел Полян в темпераментной заметке «По ком пробил царь-колокол?» обращает в прах попытки обосновать легитимность подобной инициативы ссылками на европейские законы, касающиеся отрицания Холокоста. Его наблюдения явно перекликаются с упомянутыми выше выкладками Слотер и Берк-Уайта о возможности использования национальными государствами международных правовых норм для решения сугубо внутриполитических задач, имеющих мало общего с целями и даже самим духом этих норм. Георгий Касьянов в не менее энергичной статье «No comment. С комментариями» указывает на то, что принципы работы комиссии никак не позволяют рассматривать ее как сугубо внутреннее дело России, поскольку основным адресатом послания, заложенного в программе ее работы, являются страны «ближнего зарубежья» -- Украина, Литва, Латвия, Эстония. Полян и Касьянов единодушны во мнении, что фигурирующее в названии комиссии понятие фальсификации едва ли как-то связано с поиском научной истины; в этом убеждает, по мнению Поляна, прежде всего ее состав (цеховые историки составляют здесь ничтожное меньшинство в сравнении с сотрудниками разнообразных силовых и административных органов). Анджей Новак («История как преступление (размышления преступника)»), повествуя о скандале, разразившемся в Польше вокруг написанной под его научным руководством неортодоксальной биографии Леха Валенсы, напоминает, что стратегии криминализации мнений, плохо совместимых с формирующейся новой национально-государственной идеологией, не являются специфически российским феноменом, но характерны для многих постимперских государств. Наконец, в исследованиях Василиюса Сафроноваса «О тенденциях политики воспоминания в современной Литве» и Томаса Шерлока «Незалеченные раны: борьба за память о Второй мировой войне» анализируется та самая интернационализация мемориальных практик, реакцией на которую является, по мнению де Кегель, президентский указ. Собранный ими материал наглядно демонстрирует, сколь грубым упрощением является интерпретация сложных процессов изживания исторических травм как злонамеренной фальсификации, подлежащей законному наказанию. Пожалуй, еще ни один выпуск «Ab imperio» за последние годы не достигал столь органичного сплава самой отвлеченной методологической рефлексии с таким мощным публицистическим импульсом. А поскольку «бои за историю», судя по всему, только начинаются, и то и другое сторонникам постколониальных исследований еще очень понадобится. В резком контрасте с двумя предыдущими изданиями «Эпистемология и философия науки» демонстрирует совершенную отрешенность от всякой злобы дня. Видимо, не в последнюю очередь потому, что ни финансовый кризис, ни последствия глобализации журналу решительно ничем не грозят. Недаром в то время, как «ОЗ», с трудом завершив номер, датированный 2008 годом, оказался вынужден временно прекратить выпуск журнала, редакция «Эпистемологии» выдает сразу три (хотя и не такие объемистые) книжки за год 2009. Завидное свидетельство кредитоспособности. Верен журнал и своей ориентации на академические стандарты. Даже удельный вес публикаций, посвященных проблемам вузовского преподавания, уменьшился настолько, что оценить позицию «Эпистемологии» по отношению к тенденциям в образовательной политике стало практически невозможно. Зато стремительно увеличивается доля рецензионных публикаций, которые как по составу авторов, так и по тематике ограничены довольно узким кругом, -- очевидно, это должно отвечать претензии издания на репрезентацию не тенденций, но профессионального сообщества. Спектр представленных в различных номерах тем, отвечающих названию издания, довольно пестр. Здесь и программные статьи о таких фундаментальных понятиях, как истина («Истина: вечная тема и современные вызовы» Ильи Касавина, № 2) или знание («Анализ понятия “знание”: подходы и проблемы» Александра Никифорова и «О проблеме знания» Владимира Лекторского, № 3), и материалы по истории философии науки (очерки Валентина Бажанова«Имре Лакатос и философия науки в СССР» (№ 1) и «“Логика” Поппера глазами современников» Александра Никифорова (№ 1), перевод статей Отто Нейрата «Псевдорационализм фальсификации» (№ 1) и Имре Лакатоса «Дедуктивистский versus эвристический подход» (№ 2), Карла Гемпеля«Теория истины логического позитивизма» (№ 3)), и дебаты об этических проблемах развития нанотехнологий (статьи Владимира Аршинова, Виталия Горохова и Вадима Чеклецова «Наноэтика -- конвергенция этических проблем современных технологий или пролегомены к постчеловеческому будущему?» и Олега Летова «Философские аспекты развития нанотехнологии», № 2), и панельная дискуссия о будущем феноменологии с участием Натальи Смирновой, Владимира Васюкова, Григория Гутнера, Елены Шульги и Евгения Плеханова, и, конечно, многочисленные материалы к готовящейся энциклопедии по эпистемологии (в первом номере обсуждается статьи о методологии, во втором -- о конструктивизме, а в третьем -- о функционализме). Словом, обычные трудовые будни -- никаких потрясений, никаких катастроф, а если и случаются иной раз внутренние баталии, то исключительно мирные, безобидные. Видимо, философия науки, в отличие от истории, не вызывает ни у кого опасений относительно возможности злонамеренных фальсификаций в ущерб чьим-либо интересам. Вернуться назад |