Алексей САЛОМАТИН  

 

Письмена

                                

 

***

 

– Да не с маньяком, а с маникюра! –

снимаю, видишь ли, стресс, – я что

звоню: Семёнова – ну не дура? –

сегодня выдала – нет, грешно

по ней и плакать – мол, кое-кто

забыл, что завство не синекура

при кафедре (ей-то – не смешно?),

и требует – это мне! – бессрочной

самоотдачи – а ничего,

что я ночую там? – да, с чего

все заверте: электронной почтой            

на общий адрес спустили – так, 

дескать, растак, по причине резкой

неуспеваемости в рядах

участников университетской

спортивной сборной (а в сборной – сын

известно чей) ряду дисциплин

рекомендовано совмещенье

и вынесенье в факультатив

во исполнение директив

оптимизации обученья –

культреч, короче, объединить

с монгольской литературой – нить

и красная, а белым-бела; –

летят часы и трещат нагрузки,

ну сом д’ля мерд, говоря по-русски,

такие вот, господа, дела –

сидят, уткнулись в свои тетрадки,

и вдруг Петров, вы скажите прям –

сам без мозгов, а при аспирантке, –

ой, вот не надо! – уж было б там

чему завидовать – две баранки

на минус пять, рюкзачок с хвостом,

когда не вьется за ним хвостом –

нашел карманного Эккермана! –

стреляет подписи там и тут

не против стройки, так за приют

и негодует, почто тирана

всё не выносят, – так вот, Петров:

ведь есть, – заводит, – предел терпенья! –

что эти? – те наломают дров,

а стружку снимут-то с нас – всё звенья

одной цепи, только я не кот

ученый, лучше – как Фемистокл,

пусть – (аспирантка не сводит стекол) –

с волчьим билетом, чем мирный скот,

крепчая задним умом и местом… –

и в том же духе что было слов,

тут поднимается Иванов –

ну просто кочет перед насестом! –

ботинки с лаком – хоть губы крась! –

наш по Европам ездец, проездом

из Риги в Рим, золотой карась-

космополит, сям и там вась-вась,

не Иванов уже, а Иванофф:

вы знаете, вот в Болонье мне

за ужином один из деканов

заметил – может быть, не вполне

дословно – путь, если он был начат,

чреват для путника, что влачит

свой рок, преградами – вот основа, –

сел (аспирантка уже готова

забыть Петрова), Петров молчит,                        

тут, значит, Сидоров… нет, что значит

какой? – тот самый, ужо себе –

сперва в генетиках подвизался,

потом насиживал стаж в КБ,

как началось – перекантовался

в философах, а, остепенясь,

подался к нам, а посмотришь – князь,

и пишет что-то «концепт как дискурс»,

но рот откроет – где сел, там слазь

(какого дался мне этот искус?):

давайте – (с места) – без этих драм,

да, храм науки давно не храм,

а мастерская, – (куда пришли!) –

так бог и в помощь: строгай-пили! –

Петров аж взвился: каждый отпетый

начетчик будет кроить уклад

под свой оклад, оттого-то в этой

стране… – а Сидоров: кандидат

еще артачится! – ну, разбойник!

сказал как срезал! не спасовал

(а ведь за мной увивался, звал

в такойтовский, между прочим, сборник), –

и все-таки – попрошу не хором,

а то все сливки – да в молоко,

и мы должны обеспечить кворум,

что, мне, вы думаете, легко? –

тут сетку режешь – как по живому! –

а сокращать? – подступись к любому:

кто не питомец, тот научрук –

и не хватает ни зла, ни рук… –

не рук, а твердой руки! – конечно,

Семёнова, кто ж еще? – пошла

и в синекуру, и в стыд кромешный:

горазды умничать, а нашла

свобода ваша на ваш свободный

рынок, довольны теперь? народный

что демократам голос? – соха

и бомба! нет, ну какие речи! –

а как раскинуть на жениха

да на подругу наслать покрепче –

ищи ее материализм

и веру в лучшую из отчизн! –

и чем прищучишь ее такую? –

одна надежда и есть… мой бог!

который ноготь уже толкую,

а дело-то на два пальца, – ох, 

уже полнейший, ни взять ни выдать,

содом с бедламом в дыму войны

(когда взглянуть бы со стороны –

век этой кафедры да не видеть):

набил карманы – и будь здоров?

без перегибов! позвольте! нате! –

прошу спокойствия! да, и кстати,

коль скоро речь о деньгах, Петров,

что с алиментами? – (аспирантка –

в обморок) – в общем-то, если кратко:

единогласно – а что, прости,

что я могла? накатать обратку? –

тут бьешься, вьешься – и не снести

эти ужимки, да шут бы с ними –

знай руки тянут – «принять! принять!» –

а ты сидишь тут, как труп в пустыне,

печет вовсю – не голосовать,

а голосить бы – какой-то средний

ищешь найти, и горит провал,

держишься-то кое-как – последний

палец остался – а кто бы взял,

взял на себя, ты пойми – не квиты,

нет, лишь свое, ведь вина – и то

одна на всех – весь огонь, пойми ты,

весь на меня – ведь никто, никто! –

ну-ка, герои другой науки,

так, мол, и так, выношу свою

кандидатуру под запись… руки

закончились. Я перезвоню.

 

 

 

 

***

 

– Ведь про Иова, поди, и не слышала, а поди ж ты! –

да и откуда бы ей, райкомовской дочке,

в пятилетки состряпанной, под колосьями повитой,

при женихе режимном – верная партия

(а такие по ней, между нами, вздыхали!) –

светлый путь молодым да спецраспределитель! –

да вот перспектива-то вышла обратной,

как мужа и брата подряд увели –

что, называется, славили – то и словили –

вины никакой за ними и помыслить не могла,

пустыми надеждами – образуется, разберутся – не страдала,

а приняла как должное – если в смысле не долга, а доли,

с какой-то даже, грубо говоря, гордостью –

по вчерашним ухажерам не хлопотала,

высокими дверьми не хлопала –

ни тот, ни другой не пришел назад,

отец не пе́режил, а детей не прижили –

всё одно б не жильцы – и ей в свой срок

довелось по баракам помотаться, казенных казней хлебнуть,

воротилась – на просвет видать… и не видать просвета –

а от уставных идеалов не отвернулась, напротив,

пуще прежней в ледяных теплушках верность закалила –

стокгольмский синдром? – не знаю, не знаю,

только ни по развенчании, ни с распадом

реабилитации не искала,

век под серпом-молотом отходила,

крест безбожный несла, не роптала

и лет не торопила, теперь не к спеху –

воскресенье, небось, когда еще упразднили,

а свиданья за гробом в пережитки списали, –

и потом, когда церквей настало на любой вкус, 

не искусилась, не изверилась в безбожии своем,

но каждые ноябрьские (уже трудовые) являлась –

нет, видали? – и страны ведь уже в помине,

вечно живого-то, почитай, похоронили –

при затасканном параде и неизменных гвоздиках,

горевала по всей строгости о рае своем рукотворном,

бесчеловечном царстве братства людского,

не то (эмпирически невозможный) ад на земли длила –

вера, знать, вперед человека родится,

неосознанная, скажем, необходимость в точке опоры,

хоть в звезду, хоть в черта лысого,

а зубы стиснуть – и на своем, чтоб ни шагу! –

и что дает, если последнее отнимает? –

но иначе к чему этот пост бессрочный

и на что ей, мученице вероломной,

в безвозмездной аскезе своей надеяться,

в каких палестинах, по истечении белкового тела,

посмертной жизни присмотреть? –

иконостас разве в красном уголке, да и то,

не мавзолей же, в самом деле, хотя он бы как раз пришелся –

доживала – сама себе – ни сесть ни стать – мумия,

слегла в канун, чтобы не подняться,

как самого бытия отреклась, не то что мира –

уж какая бы «смерть пенсионерки» с нее удалась! –

и раньше-то рта не разинет, а теперь вовсе замкнуло:

не узнавала никого и знать не желала,

только глаза в потолок упрет,

будто письмена какие по засиженной извести следит,

  а какие там письмена? –

     ихʎw ихʎw ихʎw

            п

      в д о л ь

            п

            е

            р

            ё         

            к