Дебаты о том, какой именно: крупный или малый бизнес накормит Россию, идут уже много веков. В XVIII и XIX веках, когда в русском языке еще не было слова «бизнес», тот же самый вопрос формулировался по-другому: кто накормит Россию — помещик или крестьянин? Помещичье хозяйство — крупное, требующее много рабочей силы. Однако селяне, будучи принудительно закрепленными за помещиком, работали плохо. В то же время в мелком крестьянском хозяйстве стимулы к хорошей работе были высокими, но зато товарность — низкой. Боязнь разрушить крупные высокотоварные помещичьи хозяйства, отдать землю мелким производителям и в результате столкнуться с товарным голодом была одной из причин, почему аграрная реформа откладывалась и Екатериной Великой, и Александром I, и Николаем I.

В ХХ веке большевики, захватив власть, ликвидировали помещичьи хозяйства и раздали землю крестьянским хозяйствам. Вскоре выяснилось, что хозяйства эти неоднородны: их разделили на крупные (кулацкие), средние (середняцкие) и мелкие (бедняцкие). Кулаки были признаны мироедами-эксплуататорами, их хозяйства уничтожили как не соответствующие новому строю, а самих кулаков сослали. Но середняцкие и бедняцкие хозяйства, по природе своей капиталистические, тоже были опасны для нового строя, поэтому середняков и бедняков согнали в колхозы и совхозы. Производство стало товарным и гораздо более крупным, чем в помещичьих хозяйствах, однако стимулы для работы в этих новых структурах оказались слабыми, а эффективность низкой. Чтобы удержать людей, колхозников лишили паспортов — по сути, совершили новое закрепощение.

В конце ХХ века была проведена новая реформа. Земля и имущество колхозов и совхозов были приватизированы, бывшие члены этих хозяйств стали собственниками, им было дано право создавать свои фермерские хозяйства, в которых, как ожидалось, будут высокие стимулы к эффективной работе. Но в итоге опять все пошло не так: фермерский сектор был создан, но массовым не стал, роль фермеров в производстве валовой сельскохозяйственной продукции оказалась незначительной. Разукрупнения не случилось, вновь появились крупные сельскохозяйственные организации с сотнями и тысячами теперь уже не крепостных, а добровольно нанявшихся работников. Многие из новых хозяйств в разы, а иногда в десятки раз крупнее, чем прежние колхозы и совхозы. Хозяйства эти частные, и их владельцы жалуются, что достичь равных с Европой или США результатов в России невозможно, так как у нас воруют, много средств нужно затратить на охрану собственности и т. п. Попробуем разобраться, действительно ли дело в пресловутом «российском менталитете»?

Немного экономической теории

Действия царских, советских и постсоветских властей и бизнесменов не были спонтанными — они базировались на твердом фундаменте экономической теории. Политикам, предпринимателям и их советникам, дружащим с экономической наукой, с давних пор известно об эффекте масштаба, то есть об уменьшении затрат на единицу продукции при увеличении количества выпускаемой продукции. Достигается этот эффект благодаря экономии на постоянных затратах. Например, для производства как 1000, так и 10 000 тонн пшеницы нужно затратить одно и то же время на изучение технологии, поиск поставщиков ресурсов, покупателей продукции, формирование инфраструктуры (склады, оборудование по очистке зерна и т. д.) — понятно, что общие затраты в расчете на единицу продукции во втором случае будут меньше. Кроме того, крупные партии ресурсов, как правило, продаются дешевле, а крупные партии продукции покупаются дороже. Наконец, взятка чиновникам для малого бизнеса может оказаться непосильной, а для крупного — вполне терпимой.

Коль скоро масштаб действительно играет роль и крупный бизнес эффективнее малого, то теоретически малый бизнес будет рано или поздно вытеснен крупным. Маркс исходил именно из этого, обосновывая необходимость перехода от капитализма к социализму. Миссия капитализма, согласно его теории, в объединении производства в крупном масштабе, в результате чего «централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют»[1]. Ленин развил эту мысль и утверждал, что социалистическая экономика будет функционировать как единая фабрика. И никакого малого бизнеса.

При таком подходе все, что мешает укрупнению производства, рассматривается как тормоз на пути прогресса и, соответственно, должно быть так или иначе ликвидировано. Маркс писал: «Французский крестьянин, французский сапожник, портной, купец кажутся ему [Прудону] чем-то испокон веков данным, чье существование надо принять. Но чем больше я занимаюсь этой дрянью, тем больше убеждаюсь, что преобразование земледелия, а, следовательно, и основанного на нем собственнического свинства, должно стать альфой и омегой будущего переворота»[2].

В XIX веке так думали не только марксисты. Вот точка зрения русского писателя и экономиста Николая Чернышевского: «Перевес выгод, даваемых делу усовершенствованными процессами, требующими обширных размеров производства, так велик, что ни в какой отрасли экономического быта мелкое хозяйство не может выдерживать соперничества с большим, как скоро процесс технологии и механики открывает возможность усовершенствованных процессов в этом деле и начинает прилагаться к делу капитал большими массами, никакое усердие в труде не спасет мелкого хозяина, когда являются у большого хозяина усовершенствованные процессы, не доступные мелкому». Переходя непосредственно к земледелию, Чернышевский добавляет: «Если при нынешнем общественном устройстве поселяне собственники еще сохранились на континенте Западной Европы, это лишь потому, что земледелие в их местах еще сохранило неразвитые процессы производства и в больших хозяйствах. Когда оно станет (а оно уже начинает становиться) не патриархальным, а коммерческим делом, мелкие хозяйства должны погибнуть при нынешнем экономическом устройстве»[3].

Прошло сто лет, малый бизнес не исчез, но идея, что его роль постоянно снижается, продолжала господствовать в экономической теории. Так, лауреат Нобелевской премии по экономике (1970) Пол Самуэльсон в своем учебном пособии «Экономика» отмечает: «Малые предприятия составляют большинство всех предприятий [США]. Но по объемам продаж и величине основных фондов, по политической и экономической мощи, а также по числу работников, занятых на предприятии, в экономике доминируют лишь несколько сотен крупнейших корпораций»[4].

Классики явно ошиблись. Уже в начале ХХ века стало ясно, что малый бизнес не только сохранился, но и доминирует в сельском хозяйстве стран с рыночной экономикой. Не исчез малый бизнес и в других отраслях. Социалистическая экономика, функционирующая как единая фабрика, оказалась невосприимчивой к научно-техническому прогрессу, высокозатратной и принципиально дефицитной.

Более того, к концу ХХ века в развитых странах социально-экономическая значимость малого бизнеса оказалась даже выше среднего и крупного по причине большего числа занятых и существенной доли в валовом внутреннем продукте. Уступая место крупному там, где действует эффект масштаба (как правило, это поточное производство стандартной продукции), малый бизнес преобладает в тех сферах, где осваиваются принципиально новые технологии и материалы. Научно-технический прогресс создает для малого бизнеса все новые сферы деятельности.

Резюмируя, подчеркнем, что, вопреки теоретическим выкладкам, малый бизнес оказался объективно необходимым элементом экономики. Эффективно развивающаяся национальная экономика не может быть единой фабрикой, одной монополией. Крупный бизнес работает в основном на расширение объемов производства и удовлетворение массового спроса. Сфера малого бизнеса — преимущественно модернизация и налаживание производства новых видов продукции и услуг, он более эффективен также там, где требуется постоянный творческий подход, приспособление технологии и организации дела к меняющимся условиям (например, к изменчивым погодным условиям в сельском хозяйстве, к меняющимся вкусам и настроениям потребителей в сфере услуг и т. д.). Крупный бизнес двигают богатые, талантливые или изворотливые бизнесмены, а также готовые выполнять их указания наемные менеджеры и рядовые работники, а малый — люди небогатые (правда, как правило, и не очень бедные), творческие, самостоятельные, не желающие работать по найму и исполнять чужую волю, те, кто полагается на себя и свое ближайшее окружение. Некоторые из малых бизнесменов со временем богатеют и переходят в разряд крупных, но на их место приходят десятки других.

Как измерить размер бизнеса?

Обычно размер бизнеса хозяйствующего субъекта экономисты меряют его активами (денежными средствами и стоимостью ресурсов, которыми распоряжается субъект), стоимостью реализованной продукции и услуг, созданной добавленной стоимостью. Однако при разделении бизнеса на крупный, средний и малый в качестве главного используют не стоимостные показатели, а среднегодовую численность постоянных работников.

Например, в российском законодательстве к крупному бизнесу отнесены хозяйствующие субъекты с численностью занятых более 250 человек, к среднему — от 100 до 250, к малому — 100 и меньше. В малом бизнесе выделяется также группа микробизнеса с численностью до 15 человек. В законодательстве стран ЕС крупный бизнес определяется так же, но в малом численность занятых не превышает 50 человек, а в микробизнесе — 10.

В качестве дополнительных показателей используются объемы продаж и стоимость активов. По российскому законодательству крупный бизнес начинается с продаж более чем на 1 млрд руб., средний — от 400 млн до 1 млрд, малый — менее 400 млн руб., а микро — менее 60 млн.

Выделяя численность занятых в качестве основного показателя, характеризующего размер хозяйства, законодатель фактически признает, что в управлении бизнесом главной проблемой является организация персонала и лишь во вторую очередь — численность тракторов, комбайнов, поголовье скота, площадь посевов, количество и стоимость произведенной продукции.

Российская сельскохозяйственная статистика отслеживает показатели по отрасли в целом и по сельскохозяйственным организациям (СХО), крестьянским (фермерским) хозяйствам (КФХ) и хозяйствам населения (ХН). При этом в каждой из этих категорий не разделяются хозяйства по признаку величины бизнеса: крупный, средний и малый (или микро). Предполагается, что СХО — это крупный сельскохозяйственный бизнес, а КФХ и ХН — малый. Более глубокий анализ, проведенный нами на базе Всероссийской сельскохозяйственной переписи 2006 года, показал, что основная часть валовой продукции СХО производится в крупных хозяйствах (с численностью более 250 человек), но при этом большинство СХО следует отнести к малому бизнесу. Среди КФХ доля хозяйств, отвечающих признакам среднего и крупного бизнеса, невелика, но в валовой продукции сектора их роль существенна[5].

Анализ поведенческих факторов в экономике

Социалистическая экономическая теория исходила из приоритета общественных интересов над личными. Предполагалось, что работники — это всегда честные и добросовестные люди, а менеджеры и исполнители, нанятые государством и осознающие свой долг перед ним, старательно выполняют поставленные перед ними плановые задания. В то же время для того, чтобы стимулировать работников, существовала система материального и морального поощрения. Развитие экономики теория обуславливала чисто техническими параметрами — оснащенностью средствами производства, уровнем научно-технических разработок, качеством подготовки кадров и т. п.

Классическая экономическая теория, хоть и базируется на предпосылке эгоистичного, то есть определяемого личным интересом поведения человека, одновременно рассматривает последнего как честного и добросовестного, открытого для своих партнеров и обладающего всей полнотой информации о них субъекта.

Современная теория институциональной экономики исходит из предпосылки оппортунистического поведения экономических агентов, то есть еще больше акцентирует внимание на эгоистичности поведения человека. Оливер И. Уильямсон дал следующее определение оппортунистическому поведению: «Под оппортунизмом я понимаю следование своим интересам, в том числе обманным путем, включая такие явные формы обмана, как ложь, воровство, мошенничество, но едва ли ограничиваясь ими. Намного чаще оппортунизм подразумевает более тонкие формы обмана, которые могут принимать активную и пассивную формы, проявляться ex ante и ex post... В общем случае оппортунизм означает предоставление неполной или искаженной информации, особенно когда речь идет о преднамеренном обмане, введении в заблуждение, искажении и сокрытии информации или других типах запутывания партнера»[6].

Проиллюстрируем эти три теоретические модели примерами. Нанятая на работу доярка в соответствии с социалистической теорией будет стремиться выполнить задание по надоям, так как оно спущено сверху, то есть получено от государства. А для того чтобы у нее был дополнительный стимул, достаточно поставить оплату труда в зависимость от количества надоенного молока, а передовым дояркам вручать вымпелы, знамена, ордена.

Классическая экономическая теория предполагает, что доярка условится с работодателем о размере зарплаты и договорится, что ей будет еженедельно выделяться мешок комбикорма для собственной коровы или банка молока, если коровы нет. Естественно, что при этом натуральные выдачи отразятся на величине ее зарплаты.

Наконец, согласно институциональной теории, о наличии собственной коровы (или потребности в молоке) доярка при заключении договора умолчит, а комбикорм и молоко будет уносить домой тайком. А еще будет доливать в молоко воду, чтобы увеличить зарплату, в случае снижения надоев потребует увеличения расценок, доказывая, что снижение произошло не по ее вине, а из-за плохого качества кормов и по куче других причин, будет постоянно доказывать необходимость новых доплат (за теленка, за уборку навоза, за работу в выходные, за уход за коровами, за раздачу кормов, и т. д. и т. п.).

Читатель, конечно, скажет, что реальная социалистическая доярка поведет себя точно так, как предполагает институциональная теория. И будет прав. Это лишний раз доказывает, что из трех теоретических вариантов наиболее близок к реальной жизни именно последний. Рональд Коуз по этому поводу пишет: «Современная институциональная экономическая теория должна изучать человека таким, какой он есть на самом деле»[7]. От того, что в социалистическом обществе насаждалась утопическая теория, идеализирующая человека, это общество не перестало страдать от оппортунистического поведения. Более того, именно в таких обществах оно становится преобладающим.

Оппортунистическое поведение наемных работников

Чем больше наемных работников приходится на одного собственника, тем благоприятнее среда для распространения оппортунистического поведения. Именно поэтому максимально оппортунистически ведут себя работники в социалистической системе, ведь здесь у всех у них один хозяин — государство. Менеджеры, которые по долгу службы обязаны бороться с оппортунистическим поведением исполнителей, сами являются наемными работниками и ведут себя оппортунистически по отношению к собственнику, очень часто солидаризуясь с рядовыми работниками.

Оппортунистическое поведение почти всегда противоречит общепринятым правилам. Оно сопряжено с нарушением базовых заповедей: не укради, не обмани, не лжесвидетельствуй и т. д. Так как добропорядочные граждане в общении друг с другом так себя не ведут, в обществе возникает двойная мораль: у соседа украсть — аморально, а украсть у государства, в колхозе или у крупного предпринимателя — вполне можно. По крайней мере это не встречает резкого осуждения.

Если наемный работник работает на фермера, находясь на виду у членов его семьи и соседей, то вряд ли он станет использовать явные формы обмана (ложь, воровство). Скорее всего оппортунизм будет иметь более завуалированные формы (работа вполсилы при повременной плате, снижение качества при оплате сдельной). Если же коллектив состоит из многих сотен или тысяч людей, работающих на хозяина, тем более абсентеиста (живущего в столице или за границей), то скорее всего оппортунистическое поведение будет включать и самые явные формы обмана.

Методы борьбы с оппортунистическим поведением

Главное, что противостоит оппортунизму — неформальные институты: принятая в обществе мораль, традиции, обычаи. Если все признают друг друга братьями, то оппортунизм будет минимальным. Однако причины для оппортунистического поведения люди всегда находят. Граждане противопоставляют себя государству, наемные работники — собственникам, представители одной национальности (вероисповедания) — собственнику другой национальности. Такое противопоставление позволяет оправдывать нарушение общепринятой морали и оппортунистическое поведение.

Кроме неформальных институтов, о которых речь шла выше, с оппортунизмом борются институты формальные — законы, постановления, правила, инструкции. Грубые формы оппортунистического поведения (воровство и т. п.) предполагают уголовное наказание, более тонкие (некачественное или несвоевременное выполнение работ и т. д.) — увольнение или какие-то административные меры.

В отличие от неформальных институтов, которые действуют автоматически, для подключения формальных нужно обращаться в правоохранительные органы, проводить следствие, судебную процедуру. Предприниматели (по крайней мере в нашей стране) очень часто не идут на это, так как затраты могут оказаться сопоставимы или даже выше ущерба от оппортунистического поведения. Кроме того, не всегда хозяин рискует выступить против многих сотен или тысяч наемных работников, особенно если он живет в том же поселении, что и они. И, наконец, в ходе расследования может выясниться, что работодатель сам не чист (заставлял работать сверхурочно, платил меньше минимального уровня зарплаты, выдавал зарплату в конвертах, натурой и т. д.).

Экономическая теория в качестве эффективного способа борьбы с оппортунистическим поведением рассматривает контракт. Существует понятие «идеальный контракт» — в нем предусмотрены все возможные ситуации, возникающие при взаимодействии работника с работодателем. Однако в реальной жизни контракты далеки от идеального и потому не решают всех проблем.

По этой причине предприниматели предпочитают бороться с оппортунистическим поведением собственными силами. Они нанимают охранников, создают охранные подразделения или привлекают охранные фирмы. Неудивительно, что в России охранники стали чуть ли не главной приметой нашего времени. По мнению экспертов, затраты на охрану собственности стали главной расходной статьей в подавляющем большинстве организаций страны.

Действительно, наличие охраны, как правило, снижает потери, но не решает полностью проблему оппортунистического поведения, поскольку в ответ на усиление охраны люди вырабатывают новые его формы. Кроме того, охранники сами являются наемными работниками и порой ведут себя оппортунистически, то есть вместо интересов хозяина защищают интересы своих «братьев по классу».

Оппортунизм в аграрном секторе

В сельском хозяйстве, в силу того что условия труда там чрезвычайно многообразны, проблема оппортунистического поведения стоит особенно остро.

Работодатель, поручая наемному работнику выполнение той или иной операции на условиях сдельщины, должен учитывать множество факторов. Казалось бы, назначить плату за вспашку одного гектара нетрудно. Однако на практике эта плата будет зависеть от того, на каком тракторе осуществляется вспашка (на мощных расценки ниже), каким плугом (3-, 5- или 8-корпусным) и на какую глубину, какова почва (песчаные пахать легко, глинистые тяжелее), какая длина гона (при коротком гоне больше времени уходит на развороты, следовательно, расценки должны быть выше), сопровождается ли вспашка боронованием и т. д. А ведь одновременно в хозяйстве производится несколько десятков разного вида работ. Чтобы все это учесть, нужна армия людей.

В Советском Союзе было разработано 120 справочников с нормами выработки в сельском хозяйстве, учитывавшими все мыслимые факторы. Но это мало что давало. Вспоминаю свою работу в колхозе: каждый день приходили люди с требованиями пересмотреть ту или иную норму выработки. Например, если после уборки зерновых почва простоит 2—3 недели под жарким солнцем, она уплотняется до такой степени, что сопротивление при вспашке возрастает в несколько раз, и никакой справочник этого учесть не может. Естественно, трактористы просят оплату за 1 га повысить. Но после дождей, когда сопротивление почвы становится нормальным, возврат к прежней норме работники встречают в штыки.

Другая особенность сельского хозяйства — пространственная разбросанность рабочих мест, то есть полей и ферм. Здесь нет, как в других отраслях, ни закрытых помещений, ни огороженных контролируемых территорий. Для выполнения тех или иных операций работнику надо доверить трактор (комбайн, автомобиль...), заправленный горючим, и отпустить его на длительный срок на дальние поля. Как он там будет обращаться с техникой, как использует горючее, с каким качеством выполнит работу, одному богу известно.

Если работник перевозит зерно или другие ценные грузы, нужен контроль за тем, сколько зерна он загрузил, например, с комбайна и сколько привез на ток, сколько семян получил на складе и сколько довез до сеялки, и сколько их действительно было посеяно. Если контроля не будет, часть зерна не попадет на ток, а семенной материал пойдет на корм поросенку работника.

Возможностей для оппортунистического поведения в сельском хозяйстве гораздо больше, а борьба с ним — во много раз затратнее, чем в других отраслях. Высокие заборы и колючая проволока помогают мало, а охранники, что местные, что пришлые, очень быстро находят общий язык с местным населением и помогают ему разорять хозяина (помещика, колхоз, агрохолдинг).

Молодые предприниматели, пришедшие в сельское хозяйство из других отраслей, пытаются бороться с оппортунистическим поведением, используя самые современные технические средства. На тракторы, комбайны, автомобили устанавливаются GPS-навигаторы, отслеживающие маршруты передвижения техники. На фермах организуется видеонаблюдение, чтобы доярки и скотники не воровали комбикорма и молоко. Однако, как говорится, голь на выдумки хитра, и на новые средства контроля люди отвечают все более изощренными формами обмана.

В больших городах увольнения являются достаточно эффективной мерой борьбы с оппортунистическим поведением. В селе с этим хуже, так как заменить уволенного, как правило, некем, нового работника приходится искать в другом месте, обеспечивать его жильем и пр. На все это нужно еще и время, а сельские «станки» — это растения и животные, их выключить нельзя.

При советской власти на охрану социалистической собственности и борьбу с оппортунистическим поведением был нацелен весь государственный аппарат, партийный, профсоюзный, комсомольский и даже пионерский актив. В сталинские годы эта борьба велась беспощадно (унес три колоска — в тюрьму). Однако такое возможно только при диктатуре.

В условиях рыночной экономики государство, согласно Адаму Смиту, должно выполнять функции ночного сторожа. Между тем в России, с ее бескрайними сельскими просторами, оно справляется с этой ролью из рук вон плохо. В отличие от городского сельский предприниматель не может надеяться на то, что полиция будет искать украденную у него капусту, поросенка, теленка. Защищать свою собственность ему приходится самому, причем не только ночью, но и днем.

Малый, но растущий

Преобладание малого бизнеса в рыночном сельском хозяйстве — явление закономерное. О чем наглядно свидетельствуют процессы, протекающие в постсоциалистических странах, включая Россию, агросектор которых сравнительно недавно практически полностью состоял из крупных предприятий[8].

Важнейшая тенденция переходного периода в нашей стране — рост доли малого бизнеса как в использовании ресурсов, так и в производстве валовой сельскохозяйственной продукции.

В 2000 году за малым бизнесом было закреплено 34,1 % сельскохозяйственных угодий, а в 2007 году — уже 65,6 % (табл. 1)[9].

 

Таблица 1. Распределение сельскохозяйственных угодий между крупным и малым бизнесом, млн га

 

Закреплено за сельскохозяйственными производителями, всего	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2006	2007
	197,0	195,9	194,6	193,8	192,6	191,7	190,5	189,6
в т. ч.: за крупным бизнесом (СХО с численностью более 60 среднегодовых работников)[10]	129,8	134,6	123,5	104,7	89,6	77,4	70,4	65,2
за малым бизнесом	67,2	61,1	71,2	89,1	103,0	114,3	120,1	124,4
Доля малого бизнеса, %	34,1	31,2	36,6	46,0	53,4	59,6	63,0	65,6

Источник: Данные Роснедвижимости за соответствующие годы и база данных СХО.

 

Еще значительнее доля малого бизнеса по численности работников, занятых товарным производством (75,1 % в 2007 г.) (табл. 2). Если же учесть всех занятых сельскохозяйственным производством (включая нетоварное), то процент будет еще выше.

 

Таблица 2. Среднегодовая численность работников в крупном и малом бизнесе, тыс. чел.

 

Численность занятых товарным производством	2000	2001	2002	2003	2004	2005	2006	2007
	8996	8509	8229	7796	7430	7381	7141	6925
в т. ч. в крупном бизнесе (в СХО с численностью более 60 человек)	4468	3999	3572	3098	2694	2272	1966	1727
в малом бизнесе	4528	4510	4510	4698	4736	5109	5175	5198
Доля малого бизнеса, %	50,3	53,0	56,6	60,3	63,7	69,2	72,5	75,1

 

Правда, доля малого бизнеса в стоимости товарной сельскохозяйственной продукции составляет лишь 43,4 % (табл. 3). Но это вполне объяснимо, поскольку значительную часть продукции малые производители используют для обеспечения своей семьи.

 

Таблица 3. Стоимость реализованной сельскохозяйственной продукции по категориям хозяйств, млрд руб.

 

	2006		2007
	млн руб.	в % к итогу	млн руб.	в % к итогу
Итого по всем категориям хозяйств	791,7	100,0	1011,9	100
Крупный бизнес (крупные и средние СХО с численностью работников более 60 чел.)	448,3	56,6	572,8	56,6
Малый сельскохозяйственный бизнес	343,4	43,4	439,1	43,4
в т. ч. малые предприятия	64,0	8,1	100,3	9,9
КФХ и индивидуальные предприниматели	63,8	8,1	88,6	8,8
хозяйства населения	215,6	27,2	250,2	24,7

Источник: Данные Росстата за соответствующие годы.

 

Так почему же в сельском хозяйстве преобладают семейные хозяйства с относительно небольшим числом наемных работников? Почему при переходе к рынку в постсоциалистических странах дезинтегрировалось большинство крупных сельхозорганизаций?

Ответ на эти вопросы один: потому что, как уже было сказано, в сельском хозяйстве оппортунистическое поведение наемных работников проявляется особенно сильно, а меры борьбы с ним наименее эффективны. Поэтому и рост размеров фермерских хозяйств происходит, как правило, постепенно, по мере того как с ростом производительности труда появляется возможность, не увеличивая числа работников, обрабатывать большие площади или обслуживать большее поголовье. Мало того, по мере удорожания рабочей силы и освоения наемными работниками новых форм оппортунистического поведения, их численность в расчете на одно фермерское хозяйство не только не повышается, но даже сокращается.

Крупные сельскохозяйственные организации преобладали и преобладают там, где работники лишены гражданских свобод. Плантаторы Америки использовали рабский труд, помещики России и феодалы Европы — труд крепостных крестьян, колхозы и совхозы — труд беспаспортных жителей. Даже сегодня в США крупные хозяйства зачастую используют труд бесправных мигрантов. То же имеет место и в России. Кроме того, в переходный период, когда сельское население еще не привыкло существовать в условиях свободы или эта свобода обставлена многими ограничениями (прописка, регистрация, жилищная проблема и т. п.), крупные сельскохозяйственные организации могут рассчитывать на относительное «послушание» работников, но со временем все равно побеждает обычное оппортунистическое поведение.

Масштабность без укрупнения

Казалось бы, в условиях рынка сельское хозяйство не может не быть, как и другие отрасли экономики, капиталистическим, то есть основными действующими лицами на селе должны быть капиталисты-аграрии и наемные работники. На практике же оппортунизм резко снижает эффективность капиталистического сельского хозяйства, и оно становится неконкурентоспособным по сравнению с другими формами хозяйствования на селе.

Но и фермерское сельское хозяйство, хотя оно практически не сталкивается в проблемой оппортунистического поведения, не может в современных условиях быть эффективным, поскольку оно, как правило, невелико и поставляет на рынок мелкие партии нестандартной продукции.

По этой причине в аграрном секторе сложились две компромиссные формы хозяйствования — кооперативная и контрактная, позволяющие решить как проблему оппортунистического поведения, так и использовать эффект масштаба.

Кооперативное сельское хозяйство — это сочетание самостоятельных фермерских хозяйств и созданных ими же кооперативов. Наемные работники, если они есть, трудятся на ферме вместе с хозяевами и под их контролем. Потери от оппортунистического поведения таким образом удается минимизировать. Масштаб же сельскохозяйственному производству обеспечивает кооператив. Он решает вопросы, связанные с выбором сортов, пород, технологий, а также занимается формированием стандартных партий реализуемой продукции, переработкой, хранением, снабжением ресурсами.

При контрактной организации вместо кооператива роль крупномасштабного организатора берет на себя коммерческая компания-интегратор. Она определяет, что фермерам производить, в какие сроки, по какой технологии, снабжает их семенами нужных сортов и молодняком нужных пород, кормами требуемого качества, она скупает готовую продукцию и обеспечивает ее переработку и реализацию. При этом фермерские хозяйства, как и при кооперативной организации, сохраняют свою самостоятельность.

В развитых странах кооперативное и контрактное сельское хозяйство дают основную часть производимой продукции. К сожалению, российские власти и предприниматели, игнорируя объективные закономерности развития сельского хозяйства, упорно насаждают на селе капиталистические его формы, лишают крестьян земли, создают агрофирмы и агрохолдинги с тысячами или десятками тысяч наемных работников. А сталкиваясь с тем, что никакая охрана не спасает от расхищения средств производства и продукции, никакие стимулы не позволяют обеспечить эффективность, — пеняют на «российскую специфику»: воровство, низкую исполнительскую дисциплину и т. п. Но чем жаловаться и стенать, не лучше ли строить бизнес с учетом объективных закономерностей развития отрасли?

---