Об авторе: Родился в 1973 в Астане (Целинограде), по специальности филолог. Работал в качестве лектора по литературоведению на факультета славистики университета имени Фридриха-Александра в баварском городе Эрлангене. В настоящее время является генеральным директором торговой компании по импорту, экспорту и оптовой торговле спиртных напитков, вин и деликатесов. Занимается разработкой и продвижением водочных брендов. Пишет короткую прозу, лирику, конкретную и визуальную поэзию, концептуальные тексты на русском и немецком языках. Публикации в литературных журналах Германии, Австрии, США, России, Казахстана, Узбекистана: «Umlaut», «Et cetera», «Зарубежные задворки», «Плавучий мост», «Крещатик», «Черновик», «Дальний восток», «День и ночь», «Уральская новь», «Футурум Арт», «Аполлинарий», «Нива», «Простор», «Звезда востока», «Литературный европеец», «Мосты» и др. Лауреат литературной премии города Филлаха (Австрия), визуальный поэтический текст «бобик и колбаска» выставлялся в Музее нонконформистского искусства в Санкт-Петербурге на выставке “poetry art”.

 

Точка невозврата

У самого края
ревущей, клокочущей бездны,

у жерла вулкана
на языке огнедышащей лавы,

у самого ока
взалкавшего жертву тайфуна,

у горизонта событий
всепоглощающей чёрной дыры

распадаясь,

растворяясь,

расщепляясь на атомы,

ускользающим
сознанием я понимаю,

что ты скрижаль,
неподвластная прочтению,

ты мистерия,
недоступная объяснению,

ты моя

точка

невозврата.

 

Степная мистерия

Горит Сары-Арка
огнём диких маков

Над головой сковорода,
раскалённая добела

Степь змеёй заползает
в нос, уши, горло, глаза

дыханием горькой полыни,
жужжанием, пылью

Дрожит окоём
Шевелится марево

Ковыль да полынь,
оводы, саранча

Степь, жара, ветер, маки
Степь, жара, ветер, маки

На твоих губах
цвета спелого граната

Степных кобылиц
капля молока

Снимаю её языком,
пьянея от счастья

Ковыль да полынь,
оводы, саранча

Степь, жара, ветер, маки
Степь, жара, ветер, маки

Среди жухнущей травы
сурок махнул лапкой

На сотни вёрст
На сотни лет

Степь, жара, ветер, маки
Степь, жара, ветер, маки

Плавится солнце
Прочь текут реки

Проносятся мимо
города, лица, годы

А пред мысленным взором
cтепь, жара, ветер, маки

И на языке до сих пор
капля кислого кумыса

Да пьянящий вкус
твоих губ цвета граната

 

Аральские листки

* * *
Вопреки своей воли
от пути отклоняясь –
от пути, нацарапанном
скреблом мироздания
на коже Земли,

Амударья тёмные воды,
тёмные мутные воды
несла по сосудам полей:
узким арыкам и грядкам,
к жаждущим влаги корням.

Теряла Амударья воду,
прочь утекая бесследно
в серого грунта слои,
под солнцем палящим
в пар превращаясь.

Поднималась Амударья вверх
по венам хлопчатника,
чтобы утром однажды
всё поле покрылось
мягким, пушистым снежком

* * *
Тем тёплым летним утром
палящее южное солнце

не нашло своё отражение
в зеркале муйнакской бухты.

Дети, взрослые и старики
бежали плача и крича

за ушедшим внезапно
под покровом ночи морем.

До сих пор в дрожащем воздухе
раскалённой пустыни Аралкум

среди жёлто-серых песков,
среди саксаула и полыни,

там где раньше суда
Аральской флотилии

рассекали носами
синие волны

я отчётливо слышу
их отчаянные крики,

я отчётливо слышу
их безысходные стенания

 

Низверженный Перун

Высоки да сочны на Волхова берегах травы.
Высоки травы да темны дубравы.
Как слеза чисты ледяные ключи,
Да чернее ночи грачи.

А по Волхову-реке плывет не ладья с купцами,
Да не струг плывет с меткими стрельцами.
А плывет по Волхову грозный Перун.
Древяной лижет бок бурун.

Не распустится уже цветок о восьми лепестках,
О восьми лепестках, огненных ростках.
Растоптали капище да хоромы.
Свержен повелитель грома.

Разогнали седовласых волхвов по своим домам,
По своим домам да дремучим лесам.
Не измерить Киев старой мерой!
Новая на Руси вера!

А по Волхову-реке плывет не ладья с купцами,
Да не струг плывет с меткими стрельцами.
А плывет по Волхову грозный Перун.
Древяной лижет бок бурун.

 

Дубровник

Полсотни кун* на два билета и на «хвала»*
сединами запорошённого хорвата
мы обменяли и взбежали вверх на стену*,
ступеней камня как бы невзначай касаясь.

Здесь ветер-озорник, смеясь, являет миру,
легко задрав подол лазоревого платья,
ног стройных наготу твою, сияньем бронзы
гипнотизирующую мужские взгляды.

С Минчеты*, величавой башни, весь Дубровник,
стекающий ручьями яркой киновари
со склона Срджа* к синим языкам Ядрана*,
лучами позолоченным, вместился в кадр взгляда.

Церковный благовест летит над древним градом:
над княжеским дворцом и над мощёной Плацей*,
над церковью Святого Влаха и над рынком,
домами горожан, монастырями, портом,

над крепостями, бастионами, стеною,
над ренессансом, поздней готикой, барокко,
над кипарисами и лаврами, над хвоей
душистых пиний, над морскою бирюзою.

И мы с тобой не в состоянии представить,
что в крышах черепичных, на которых
воркуют беззаботно голуби, недавно
зияли дыры от снарядов тех, кто «хвала»

другими буквами выводит на бумаге,
что город был объят огнём и дымом,
что чёрные стволы обугленных деревьев
сады и улицы и берег наполняли.*

И я, на памяти фотобумаге снимок –
дворцы и крепости, мощёные проулки
и голубей на красных черепичных крышах,
и зелень буйную, и золото на волнах –

неспешно закрепляя, в воздухе рукою
уверенно вожу, выписывая пальцем,
латиницу с кириллицею воедино
в пространстве связывая, слово «HVаЛА».

* Куна – национальная валюта Хорватии
* Хвала – «спасибо» на хорватском и сербском языках
* Вход на крепостную стену Дубровника платный
* Минчета – башня в крепости Дубровника, один из символов
города
* Срдж – гора, у подножия которoй расположен Дубровник
* Ядран – Адриатическое море
* Плаца – мощёная городская площадь
* Во время войны в Югославии в 1990-х годах город не-
однократно обстреливался сербами.