ИНТЕЛРОС > №2, 2018 > Стихотворения

Стихотворения


13 ноября 2018

Изабелла Бочкарёва

Стихотворения

Об авторе: Родилась и выросла в Москве. Окончила Институт Иностранных языков. С 72 года полгода живу в Москве, полгода – в деревне. Занимаюсь стихами, прозой, переводами с нескольких языков, живописью, графикой, делаю красивые вещи, подбираю бездомных кошек и собак, держу огород, создала розарий и вырастила сад в английском стиле. У меня было около 20 выставок в Москве и др. городах с 1987 по 2010 годы. Не мыслю жизни без красоты и созерцания. Люблю книги, при чтении которых вспоминаю, что у меня есть крылья. Любимые поэты – А. Блок, Н. Матвеева, прозаики – В. Вульф, Толкин, А. Грин. Художники – Врубель и Коровин.

 

* * *
Впереди зима, не весна.
Все равно – закупай семена.

Впереди одиночество, боль.
Так положено. Что ж, изволь.
Но все-таки я должна
запасти семена.

Впереди старенье и смерть.
И эти прочтем письмена.
А пока – закуплю семена.

 

* * *
Не свет на розы падает, но свет
идет от роз на стол, на хлеб, на лица,
и даже стены свету не граница
не может он нигде остановиться
или вернуться в розовый букет.

И улица, заросшая бурьяном,
и вся деревня от него светла,
светлы осенних туч колокола
и жизнь, которая в туман ушла,
и жизнь, что к нам выходит из тумана.

Как странно! В доме только ты и я,
но все цветущим маревом одето,
и разом осень, и весна, и лето,
и столько обликов живого света,
как будто нас – немалая семья. 86

 

Вспомнился Б. Слуцкий

Долог состав, но в один вагон
сгрудился странный люд:
не так беззащитно перед проводником
или контролером. Курят тайком,
смотрят газеты, булки жуют, фанту пьют.

А я в пустом вагоне – одна.
Здесь не топят, зато тишина.
Воздух немного похож на воздух.
От пуганых и пугающих отдых.

 

* * *
Граница между зимой и осенью –
словно изрезанный фьордами берег.
Осенние воды находят на твердь.
Зимняя твердь наступает на воды.
Потом идет повышение тверди,
там и воды затвердевают.
Люди эти места называют
царством смерти.
Но став на хребте, позади оставив
черные воды в узорах из листьев,
прямо у ног в полусне увидишь
другой изрезанный фьордами берег,
другие заводи – голубые.

 

Это о нашем Куте

Под этой березой – август всегда:
розовая земля,
сухая трава, сухая листва,
всегда пустая скамья.

Под этой березой всегда лежит
пес из созвездья Псов,
и время, налитое всклень, стоит,
– то есть, до самых краев.

 

* * *
С первым ударом грома
земля выпускает ростки.
От второго удара
на стеблях пестреют цветки.
С третьим ударом грома
заколосится рожь.
Тут и конец пролетью,
а летних гроз не сочтешь.
Да и когда считать-то?
Это зима стоит,
как изнутри на сфере
нарисованный вид.
А лето летит, как будто
взбалмошная руки
обжигаясь, швыряет,
радуги да облака,
зори, туманы, росы,
мглу, ураганы, зной…
Катят золотые колеса,
но под красной дугой
идет по разгару лета,
страды и вечерних нег
лошадь, лишенная цвета,
бледная, словно снег.

 

Воспоминание

Яйла словно чаша, а Ялта – на дне.
Точнее, пол-чаши, а в той стороне,
где стенки распались на сколы и скалы,
по днищу осевшему море взбежало.

Равнинному жителю море не диво.
Конечно, стихия, вольна и красива,
поболее Волги, но та же вода,
равнина без края и жизнь без следа.

А горы низки, если низко ты сам,
но если поднимешься выше к горам,
увидишь их истинную высоту,
провалов глубины и вод чистоту.

Не дальше и ближе, а выше и ниже…
Не море я мысленно слышу и вижу –
дорогу, закрученную спирально.
Нарядны цветущие, хвои печальны,
а камни асфальтовы, желто-медовы.
Пороги у лба, а под пятками – кровы.

Окно парохода у мола блеснет,
и ветер ударит, и птица мелькнет,
Вершины – туманам, долины – дымам.
Долины – жилище, но горы суть храм.

 

* * *
Столько оттенков зеленого,
белого, бурого, синего!
(синее – это тени,
тени и небеса!)
Столько всяких букашек,
птиц зверей и растений!
И лишь человек в одиночестве
стоит, распахнув глаза.

 

* * *

В. Тихомирову

Почаще вспоминай, что ты
и я – даосские монахи.
Сидим поврозь в своей избе,
любуясь лунной снежной ночью.

И – ни души. И слава Богу.

Луна, как лунь, летит над лугом.

 

* * *

Н.Булгаковой

Чтоб не трогали, не морочили,
мы – задами да слободой,
за заборами, по обочине,
лопухами да лебедой,
по дороге да по заброшенной,
мимо вырубки, сплошь заросшей
чернолесьем да мелкотой.

 

* * *
Прощай, культурная жизнь!
Да здравствует Пан!
А рядом с ним – босая, полногрудая Флора!
У него чешуя в бороде, на копытах – тина,
у нее на плечах – золотая пыльца
(уже примеряла ивовые сережки).
У обоих руки в земле,
в волосах – рогатые месяцы,
колдовские пустоты в глазах.

 

* * *
Но самое пленительное – тени
на занавесках, скатертях, на лицах,
на досках пола, на дорожках сада,
на старом срубе –
лежат резьбой, намеком, кружевами,
подрагивают, застывают,
смещаются неспешно,
сиреневые, голубые
и вспыхивают розовым и желтым.

 

* * *
Кто-то кличет, что-то манит
свет из-под земли.
Свет выходит на дорогу
и стоит, стоит.

Смотрит влево, смотрит вправо.
На земле зима.
Цепенеет в полудреме,
прислонясь к сосне.

Завтра он придет пораньше,
а уйдет поздней.
Кто-то кличет, что-то манит
свет из-под земли.

 

* * *
Подстрочник с языка тоски
стихом не стал, а показалось,
что с легкой мартовской руки…
Такой восторг, так сердце сжалось!

И поворачивался день,
как семигранник ярко-синий.
Такой раздрызг, такая лень!
Ищи слова, не стой разиней.

Рифмуй, забудешь ведь потом -
на мелких лужах лед последний
уже хрустит под калбуком
очнувшихся от спячки бредней.

Так долго выбираю цель,
а уж белеют мостовые,
пускает стрелы золотые
в пустые улицы апрель.

 

* * *
Метель и предвкушение весны.
Метель и удивительные сны.
Метель, метель по улицам метет.
А в сердце синий гиацинт цветет.

Метель и новогодние огни.
Неси меня, метель, не урони.
Не улицы вокруг, не ночь, не день,
а демоны, царевны и сирень.

Вокруг глаза цветов и руки трав,
и примаверы тюлевый рукав,
закатные кристаллы в ртути вод
и рыжий месяц в мареве болот.

Стихий еще бесплотные рои
(неси меня, метель, не урони),
пожар созвездий – сочетанья слов
и звоны рифм – серебряных подков.

Нельзя богатству этому пропасть.
Не засти мне глаза – я буду красть.


Вернуться назад