ИНТЕЛРОС > №2, 2018 > Испанский дневник

Елена Иноземцева
Испанский дневник


13 ноября 2018

Елена Иноземцева

Испанский дневник

Об авторе: Елена Иноземцева (1975, Семипалатинск). Искусствовед, литератор, художник. Ряд публикаций в немецких, российских и др. литературных изданиях. Входила в лонг-лист конкурса «Заблудившийся трамвай» (2005), лонг-лист «Русской премии» (2015), шорт-лист конкурса короткого рассказа имени В. Г. Короленко (2015, 2016). В Германии с 1998 года. Живёт в Лейпциге.

 

Письма на песке

Милая, здравствуй. Здесь снова зима.
Вызрел декабрь апельсином.
Воздух прозрачен. В пустом синема
пахнет рыбалкой и псиной.

Чайки бросаются с криками вниз.
Чайки, и кошки, и кроме
них – никого: последний турист
утром уплыл на пароме.

Я не уехал. За несколько лет
волн кругового набега
больше в глазах моих берега нет,
нет от беды оберега.

Море волнуется, горы сошлись,
точно крестьяне на сходку.
Я не устал… но кончается жизнь,
так же, как деньги на водку.

Милая, я не вернусь никогда.
Солнечной пылью запятнан,
замаскирую себя без труда
местным последним пиратом.

Пьяным напьюсь, упразднив падежи,
буду коверкать безбожно
славный испанский… А знаешь ли, жить
всё-таки можно.

Слушать до полночи чёрный прибой,
кутаться в куртку от ветра…

И не увидеться больше с тобой.
И не дождаться ответа.

 

* * *
Мы могли бы жить у моря

Рыбы с умными глазами
Выплывали б из пучины –
Ничего не говорили

Мы могли бы жить у моря

Тонконогие олени
Сны нашептывали б ночью
Уходили на рассвете

Мы могли бы жить у моря

Перевёрнутая лодка
И следы в песке солёном
Ты учил бы птиц полёту

Мы могли бы жить у моря

Я плела бы длинный невод
День за днём и год за годом
То плела то распускала б

Мы могли бы жить у моря

Ровно тридцать лет коротких
И ещё три долгих года
И ещё три дня три ночи

А потом бы ты уехал
В близлежащий городишко
За мукой за табаком и
Может быть ещё за чем-то…

Мы могли бы жить у моря
Разговаривать с водою
Слушать вещее молчанье…

Всё равно бы ты уехал…

… а могли бы жить у моря…

 

Медея – Язону

Приедешь, не приедешь – всё равно.
Не приезжай… Хорошее вино
созрело летом – пей его зимой…
Нет, приезжай… хотя бы за руном –
на корабле с дарами и вином.
Приедешь – и увидимся с тобой.

Не бойся незнакомого пути.
Но помни, чуда больше не найти:
мир изменился. Как ты ни крути,
никто на этом шарике не вечен.
Поэтому ни сцилл и ни харибд,
поэтому ни муз и ни харит.
И море ничего не говорит
ни на одном из дорогих наречий.

Приедешь – и увидимся… Язон,
мне страшно здесь: повсюду горизонт,
куда ни глянь. И остров пуст, как космос.
Что толку, что Медея – дочь царей.
Сокровищ нет. На дне моих морей
лишь водорослей спутанные космы.

Приедешь, не приедешь – нагадать
разлуку, встречу… лучше б никогда
во снах тебя не видеть, сквозь года
не прозревать, простить за всё на свете:
за муку – без тебя, за грозный взгляд
ночного неба, за солёный яд
морского ветра. Боги, говорят,
боятся страсти, старости и смерти,
совсем как люди.
……….Слушай же, Язон:
Медеи нет, Медея – только сон,
Медея – только повод, чтобы снова
подняться на корабль, созвать гребцов,
подставить солнцу хмурое лицо,
и плыть, и плыть…
и стать, в конце концов,
не словом даже – точкой после слова.

 

Колыбельная

Este galapaguito
no tiene madre…

Когда мне бывает грустно,
пою про черепашонка,
которого мать выбросила на улицу -
старую испанскую колыбельную.
Правда, я не знаю мелодии
и не знаю испанского,
мне знакомо лишь одиночество,
обрастающее черепашьим панцирем.

 

Untergang

Ну кто тебе сказал,
что эти улицы
нуждаются в пророческих словах…
Кто выдумал,
что ты по ним пройдёшь,
задумываясь, вслушиваясь в шум,
Медеей, ожидающей Язона,
который лишь предчувствие ещё…
Но зов руна и зов Медеи – внятен.
На том конце земли, за океаном,
Язон уже построил свой корабль
и выбирает цвет для парусов.

Но кто тебе поверит,
что не город
рождает этот мерный,
неизбежный,
солёный, как вода на скалах,
грохот:
дракон ощерился
и всасывает воздух
мембранами замшелых подворотен.
Язон состарился,
Медея – просто миф.

А ты сама откуда –
ниоткуда.
Кто ты – никто…
Твоя страна осталась
на грязных картах прошлого столетья.
Ты выплыла,
как житель Атлантиды,
из снов о прошлом,
пережив крушенье,
Ты выжила.
Ты больше не Медея…

 

Дорога в Пегуэру

… бесполезные виллы
растут, как грибы, из горы,
в городах этих пусто,
и улицы будто мертвы –
все ушли на рождественский рынок,
над которым висит золотая звезда из гирлянд,
но не светит, не греет…
а та, что сильнее стократ,
заливает окрестности
белым полуденным светом.
Подниматься на горы, сомкнувшие остров корсетом:
с высоты их вершин
никогда не наскучит смотреть,
как целует солёное море солёную твердь,
как сжимает в объятьях
со страстью суровой и древней.
На закате входить
в позабытые Богом деревни,
слушать колокол церкви,
пить кофе у розовых стен
и простую, как жизнь,
и такую же свежую воду.
Возвращаться назад
и предчувствовать, как непогоду
зверь предчувствует верным чутьём, – нелюбовь.
Засыпать в черноте,
как в большой колыбели без снов,
просыпаться за полдень…

 

14 декабря

чёрный заяц не перебежал дорогу
звёзды сошлись
и не обманули знаки:
в полдень
в Пальме
на площади перед собором
море поднимает восстание
чайки разбудили сердце
рыбы умолкли во глубине
с гордым терпением
ты ожидаешь часа
ты будешь сослан
ты покидаешь остров –
каторжанином
опальным поэтом
обыкновенным туристом –
и на обломках
древней каменной кладки
уже не напишешь
наших имён:
«здесь были…»

 

Возвращение

Всё те же огороды на Итаке,
всё так же лает, цепью волоча,
смешная беспородная собака,
и двери открывают без ключа.

Всё так же белят стены на Итаке,
где в комнатах – античный полумрак,
и сырости не выветрился запах…

Всё так же здесь не жалуют бродяг,
которые всё ходят по Итаке,
тенями притворившись… В домино
играют старцы, слушают “Сиртаки”,
смакуют недозрелое вино.

Как долго ты стремился на Итаку,
не чувствуя за сверстников вины:
Тот осуждён, а тот – уже оплакан…
Оставшиеся – попросту пьяны.

Вдруг новшества бросаются в атаку:
там – новый дом, здесь – рощица олив…
Ты думал, что вернулся на Итаку,
она ж теперь – не более, чем миф.

 

Испанский дневник

Уедем туда, где любимое слово „маньяна“,
где русские женщины – сплошь Натали и Татьяны.
Где солнце слипается, точно глаза у ребенка,
а завтрашний день – как засвеченная фотопленка.

Уедем туда, где – ты это знаешь точно –
в старый отель никогда не приходит почта.
Душ тебя душит струей с перегаром хлорки,
и на подушке томик Гарсиа Лорки.

В черную полночь, жгучую, как крапива,
ты мне прошепчешь, что жизнь все равно красива,
даже в такой невозможной дыре, как эта,
где на балконах простыни сушит лето,

где на обед и на ужин опять паэлья…
Глазом луны, затуманенным, как с похмелья,
на побережье небо глядит циклопом,
и Одиссей путешествует автостопом.

Споры любви, отравляющей воздух жаркий.
Все перепутались нитки у нашей Парки.
Карты истерлись, не отыскать дороги…
Светит звезда, путеводная не для многих.


Вернуться назад