ИНТЕЛРОС > №4, 2019 > Стихотворения

Андрей Галамага
Стихотворения


27 января 2020

Об авторе: Родился в 1958 г. в гор. Воркута, школу окончил в Киеве. С 17 лет живет в Москве. Окончил Литературный институт им. Горького, семинар поэзии Э. В. Балашова. Член Союза писателей России. Автор пяти книг стихотворений, пьес, киносценариев. Дважды (2007, 2012) лауреат международного фестиваля «Пушкин в Британии». Лауреат фестиваля «Русские мифы» в Черногории (2013). Обладатель Гран-при 1-го литературного фестиваля «Интеллигентный сезон» в г. Саки, Крым (2015). Победитель международного литературного конкурса произведений о Москве «На семи холмах» (2016). Лауреат международного литературного фестиваля «Генуэзский маяк», Италия (2018).

Париж

Москвою снова правит листопад.
Почти тысячелетие подряд
Усталая листва под ветром сохнет.
Пускай непритязателен, но храбр, –
Берет палитру с красками октябрь
И сурик густо смешивает с охрой.

День-два – и город тяжело узнать;
Едва ли это можно оправдать
Издержками сезанновского взгляда.
Он был замысловат, лукавый галл,
Но сам себе при этом он не лгал,
И, стало быть, его винить не надо.

Париж всегда был тайной под замком,
И все ж казалось, – нас туда пешком
Вела географическая карта.
Уж за семь лет с тобою как-нибудь
Небрежно мы преодолели путь
От Крымской набережной до Монмартра.

Там тот же листопад во всей красе;
Но все под дебаркадером д’Орсе
Предпочитают черпать впечатленья.
А я, набрев на игроков в шары
На пятачке у сада Тюильри,
Был счастлив, как участник приключенья.

Я смог припарковать «Рено» на спор
У самой базилики Сакре-Кёр,
Как будто выиграл пари на тыщу.
Сведя на полушепот разговор,
Мы не спеша с тобой прошли в собор,
Кощунственно не подавая нищим.

Перед тобой рассеивалась тень;
Степенно, со ступени на ступень
Ты восходила, словно королева.
И верилось, что мир – неразделим,
И нас хранит Саровский Серафим,
Как нас хранит святая Женевьева.

Через три дня, на праздник Покрова
Нас будет ждать осенняя Москва,
Дождливых улиц дрожь и ветер колкий.
Но вновь Парижем станет воздух пьян,
Когда с тобой нас позовет Сезанн
К Цветаевскому дому на Волхонке.

Венеция

Железная дорога – ferrovia
(Дословный итальянский перевод) –
Простуженной январскою равниной
Опять меня в Венецию везет.

Погода нынче выдалась не очень,
Но, впрочем, я другой не ожидал;
И через мост, ведущий в Санта Кроче,
Я, молча, перешел Большой канал.

Здесь солнца в эту пору – кот наплакал,
У улочек-каналов бледный вид;
И взвесь из миллиона пресных капель,
Едва колышась, в воздухе висит.

Непрошеному визитеру тошно
По городу бродить в такие дни.
И лишь немного утешает то, что
Погода – настроению сродни.

Но, чтоб поездка не пошла насмарку
И было, чем похвастаться потом,
Иду через Риальто до Сан-Марко
Обычным туристическим путем.

Вальяжные паломники со стажем
Всех, кажется, немыслимых мастей.
И вот уже не раздражает даже
Навязчивая свора голубей.

Пора бежать, пока не утомили
Дурные мысли, невозможный сплин.
Какие дожи?! Господи помилуй!
Когда ты здесь – в Венеции – один!

Меж небом и землей посередине.
Нарочно, что ли? Сам себе назло?
И, как стеклянный шарик в глицерине,
Не весишь ровным счетом ничего.

Дуэль

От чистого сердца – до чистого снега
Протянут багряный рассвет; без огня
Клонится свеча; в предвкушении бега
Конь пробует землю; на хрупких санях
Ямщик дожидается, тускло уставясь
На вытаявший из-за сосен кружок,
В котором колышется, вширь разрастаясь,
Продрогшее небо. Как будто прыжок
Готово уже совершить из укрытья
На свадебный поезд; и кто-то седой
По склону взбегает с недюжинной прытью
И тут же, склонившись, трясет головой,
И сыплется иней. И все это длится
От силы какой-то десяток минут.
И снег под ногами скрипит и искрится,
И черное тело вдоль речки несут.

Одесса

Но поздно. Тихо спит Одесса.
А.С. Пушкин

… Но поздно. Тихо спит Одесса.
Погас закат. Затих прибой.
Пора бы, наконец, домой;
Расслабиться, переодеться.

Зеркальная луна, как ртуть,
Переливается у мола.
Тревожный скрежет богомола
Мне снова не дает уснуть.

И вдруг я выбреду спонтанно,
Словно в арт-хаусном кино,
Туда, где жил давным-давно –
На Пятой станции Фонтана.

Все тот же дом. Все тот же век.
Гляжу сквозь сомкнутые кроны –
Где в верхнем этаже, не тронут,
Ждет неухоженный ночлег;

Где, словно от тоски лекарство,
Светильник тусклый над столом
И Пушкина старинный том –
Издания Адольфа Маркса.

Дождь в Старой Риге

Падающий грохот стальных
ворот. Ты – в заточении. Обломки
красного кирпича – осыпаются со стены,
еще не успевшей просохнуть. Легкий
ветер – проносится вдоль отрешенных
бойниц. Поскрипывают колеса
повозки, которую лошади
давно увезли в забытую осень.
Но старинные фонари – в глубине переулка –
освещают притихшую
тень. Капли времени – гулко
падающие с крыши –
так и не смыли это
воспоминание. Тихий сонет
курантов собора,
опрокинутого на съежившуюся
площадь, просочился в подземный строй
мощеных улочек. Похоже –
из звуков – остались только крупицы
осторожного эхо – кошачьих
шагов по красной черепице.
Пелена – не сгущается,
не тает. Как будто –
по ступеням тумана – идешь.
Неизвестно – когда наступит утро,
и хочется – чтобы пошел дождь.

* * *
Она сидела и скучала,
Откинувшись к диванной спинке,
И из салфеток вырезала
Восьмиконечные снежинки.

Подрагивал огонь огарка,
И было не до разговора.
Лишь ножнички сверкали ярко
Из маникюрного набора.

Так длилось с полчаса примерно.
Она вставать не торопилась.
Я никогда не знал наверно,
Что на уме ее творилось.

Чему-то молча улыбалась,
И, как рождественская сказка,
Прекрасней ангела казалась
Согревшаяся кареглазка.

Рок, над которым был не властен,
Я пробовал умилосердить,
И бесконечно верил в счастье,
Как верит праведник в бессмертье.

О, Боже, как я был беспечен,
Мне было ничего не надо
Кроме сошедшего под вечер
Рождественского снегопада.

Снежинки кружевом бумажным
Стелились по полу лениво,
Как в фильме короткометражном
Из довоенного архива.

Понять, что происходит с нею,
Я все пытался сквозь потемки.
Но становилось лишь мутнее
Изображение на пленке.

И я сознался, что навряд ли
Смогу остановить мгновенье.
Едва мелькнув в последнем кадре,
Она исчезла в затемненье.

Пейзаж

Полмира объехав без дела,
Поймешь, что полжизни отдашь
За русский пейзаж черно-белый,
Березовый зимний пейзаж.

На дальнем пригорке деревня,
Сороки пустились в полет,
А рядом, меж редких деревьев
Охотник с собакой бредет.

Петлянье дороги окольной,
Следы лошадиных подков;
И темный шатер колокольни
На фоне сплошных облаков.

Мой друг, путешествий любитель,
Меня перебьет, в простоте.
Он где-то подобное видел.
В Германии? в Польше? в Литве?

Пейзаж этот больше фламандский.
Вот Брейгель, типичный пример.
Подумаешь, кончились краски.
Остались бы уголь да мел!..

В Антверпене не был я в жизни
И спорить теперь не готов.
Но вдруг этот Брейгель Мужицкий
Был родом из наших краев?

Согласен, что это абсурдно.
Но что, если я не один?
Вдруг так же считают подспудно
Датчанин, француз или финн?..

Уютно чернеют домишки,
Со снежной зимою в ладу,
И черную шайбу мальчишки
Гоняют на белом пруду.

Новый год

Город лихорадит в нервотрепке,
Вот уже четвертый день Москва
Топчется в автомобильной пробке
С католического Рождества.

Из столицы или из глуши вы,
Всех заворожил ажиотаж,
Сладкий аромат чужой наживы
Заслонен соблазном распродаж.

Ломятся прилавки под товаром.
Господи, дела твои чудны!
Что вчера не нужно было даром,
Нынче нарасхват за полцены.

Это дефицит иммунитета
Нас настиг на дне последних дней.
Где-то в Пензе чают конца света.
Кто их знает, может, им видней.

Может, из предновогодней смуты
Ждет непредсказуемый исход;
Может быть, он вовсе не наступит,
Этот пресловутый Новый год.

И уже ни выгоды, ни проку
Ни к чему не мерить, не считать.
В трех часах от Гринвича к востоку
Полночь поворачивает вспять.

* * *
Нечаянно родившись заново,
Я снова начал этим летом
Читать Георгия Иванова
И спать с невыключенным светом.

Таилась в оболочке будничной
Непредсказуемого завязь;
По сретенским невзрачным улочкам
Мы шли, ладонями касаясь.

Там, где случайного прохожего
В урочный час не чаешь встретить,
Лучей причудливое крошево
На нас раскидывало сети.

Жара под крыши горожан гнала;
Но ты, без преувеличенья,
И в зной казалась краше ангела,
Увиденного Боттичелли.

И облака – благие вестники –
Струились высью голубою
От Сухаревки до Рождественки,
Благословляя нас с тобою.


Вернуться назад