Лидия Григорьева. «Русская жена английского джентльмена». (Издательство «Алетея», Санкт-Петербург, 2017).

«Русская жена английского джентльмена» имеет два жанровых подзаголовка. На титульном листе всей книги значится «роман в стихах», на шмуц-титуле – «эпистолярная драма, сны, письма, комментарии».
Начинается эта драма действительно с перечня действующих лиц. Причем с крайней детализацией их внешности и особенностей характера, у двух главных героинь указывается даже цвет глаз. Настораживает живость этих описаний, так как привычней в таком перечне читать нейтральный, бесстрастный текст.
Далее настороженность читателя не покидает, наоборот, ведет его. Несколько страниц прочитываются в состоянии настороженности как синонима интереса. Большая литература поначалу настораживает, что нередко затрудняет прорыв к ней. Не вполне ясно, что перед тобой, и собственная растерянность поспешно списывается на нелепость самого текста. Дымка банальности примиряет читателя с действительностью. Открытое пространство нового поначалу смущает, тревожит.
И вот мы открываем письмо означенной в предваряющем списке Варвары Суховей, косимся в это письмо, мы ведь не приучены читать чужие письма.
Несколько строф, настороженность постепенно сменяется доверием. Возникает другая проблема, мы настороженно начинаем относится к собственному доверию. Это нормально, в восприятии поэзии необходима бдительность, опаска.
Роман в стихах заботливо затягивает нас в свои обстоятельства, точнее он остается с нами помимо собственных обстоятельств. То есть поэзия остается с нами помимо них. А они, эти обстоятельства, пребывают в полутайне переписки. Читателю постоянно приходится самому создавать действие, угадывать в этих письмах происходящее. Происходящее остается за снежным занавесом, тем оно свежей и ощутимей, неразборчивей и одновременно достоверней.
Образ снежного занавеса не раз появляется в романе. Не просто как метафора. Герои романа связаны с театром, они актеры, режиссеры, драматурги. За снежным занавесом поэтики разыгрывается спектакль.
Но это не театр теней, это сон. Варваре Суховей снятся сны, и сам роман становится сном для читателя, в реальность которого непосильно не поверить. В этом сне читатель сам оказывается за снежным занавесом, но именно как во сне.
А поэзия – вот она, поэзия явственна.

Эти цитата как выписка для собственной роли читателя в романе. Каждый может себе выписать отсюда свою роль. Кто-то может полюбить Варвару, кто-то Аглаю, кто-то молодую актрису Риту и так далее. Каждый персонаж обладает этим потенциалом, что так свойственной русской литературе и русской традиции самого чтения.
Есть тут и еще одна высокая традиция, цитирование интонаций. То есть особый внутристрочный диалог автора с другим поэтом.

Тут ведется внутристрочный интонационный диалог с В. Маяковским. Причем он отчасти определяет мужское начало в образе Лузгина.
У темпераментной и экстравагантной актрисы Алглаи в речи возникают чуть заметные есенинские оттенки:

После «Русской жены английского джентльмена» в этом издании помещен известный роман в стихах Лидии Григорьевой «Круг общения», имеющий еще подзаголовок «житейская хроника». Об этой вещи много и хорошо писалось, она оценена по достоинству.
Мы же остановили внимание на первом романе.
Комментарии, сны и письма неожиданно складываются в объективную реальность и охватывают эпоху. Причем эпоха не фиксирована здесь жесткой хронологией, не дифференцирована намертво перспективой. Она вытекает и в сон, и в обыденность, и в какие-то еще мировые закоулки. Комментарии своим участием напоминаю слова хора в античной трагедии.
Этот роман в стихах как бы выхватывает с карусели дурной бесконечности, ему свойственна классическая забота о читателе.
В этой заботе открываются тайны женской души:

Примечание:
Марков Емельян Александрович. Прозаик, поэт, драматург, критик. Родился в Москве в 1972 г. Член Международного ПЕН-клуба.