Венесуэла, на мой взгляд, интересна Украине тем, что она является нашим возможным будущим в геополитике. А кроме того, представляет такую модель внутренней политики, к которой мы, против своей воли, можем прийти со временем.


Наверное, неслучайно именно в Венесуэле я впервые озвучил этот свой концепт. Суть его сводится к наблюдению, что сегодня мир испытывает расслоение и плюрализацию геополитики. И в результате такой плюрализации утвердились несколько глобализационных проектов, каждый из которых осуществляет глобализацию на своем уровне и в своей системе координат. Произошло расслоение глобализации, но момент, когда это произошло, мы пропустили. А момент этот случился, по всей видимости, совсем недавно.
Привычно использовать слово "глобализация" в единственном числе. Привычно, но, как оказывается, не совсем верно. Сегодня мы имеем взаимодополняющие и одновременно взаимно конкурирующие проекты глобализации.
Как эти проекты накладываются друг на друга, можно пронаблюдать на примерах. Достаточно для этого вычленить, вычислить формообразующий принцип каждой из них.

Двойной гамбургер
Первым номером, конечно, идет базовый проект глобализации на основе американской модели. Став в 1991 году единственной сверхдержавой, США мгновенно этим воспользовались и тут же предложили миру свой всеобъемлющий слоган "ПАН АМЕРИКАН". Его можно было бы перевести как "все по-американски". Проект предполагал создание громадной унифицированной зоны вокруг Америки, где жизнь обустраивается по "лучшим в мире" американским стандартам. Считалось, что безопасность этой зоны охраняют самые лучшие, самые высокооплачиваемые, самые образованные, самые начитанные американские солдаты. Что население пристойно выглядит, поскольку носит самую элегантную, и в то же время непритязательную одежду. Что люди здесь питаются самой вкусной, самой калорийной и даже сверхкалорийной американской пищей в виде двойного гамбургера или биг-мака. И практически весь мир покрылся за какие-то двадцать лет сначала – сетью "Макдональдса", а потом и слоем жира. Американцам казалось, что достаточно еще одного усилия, и мир будет глобализован согласно их представлениям. Что человечество будет говорить по-английски и пользоваться интернетом только на базе американских серверов. Тогда над планетой зависнут гирлянды американских спутников, задачей которых будет сканирование всех телефонных разговоров. И станет несложно выследить отдельных своевольных людей, которые поступают не "по-американски"! Заклеймив этих людей "злобными террористами", можно будет дать команду лучшему в мире спецназу Америки приступить к их нейтрализации и ликвидации…
Казалось, что этот проект уже почти осуществился. И вдруг, на глазах у всего мира эта система стала давать сбои. Таким сбоем стала ситуация в Ираке, когда обнаружилось, что самые лучшие вооруженные силы и самые значительные в мире финансы не способны ввести американскую демократию в стране, которая вроде бы и хочет, но почему-то не может это сделать самостоятельно. И для меня – не как для политика, не как для политолога, – а как для маленького частного телезрителя стало очевидным пробуксовывание американского проекта. Особенно после казни Саддама Хусейна. Получается, что человек с непрезентабельным политическим прошлым и плохой репутацией, человек, который является чудовищем в политическом и житейском смысле, может выглядеть морально выше и благороднее, чем его американские обвинители. Чем все силы – военные, юридические и финансовые, которые обеспечили этот процесс. Оказалось, что одна личность, которая бесстрашно сует свою голову в петлю, может остановить глобализационный проект могучей цивилизации. Ведь Америка – это не культура, это цивилизация. Именно после казни Хусейна мне стало ясно, что американский проект не останется одним-единственным, главным и доминирующим. Стало очевидно, что единые американские стандарты никогда не будут господствовать во всем мире. Хотя бы потому, что всегда найдутся люди, готовые взойти на виселицу для того, чтобы остановить этот проект. Я осуждаю таких людей. Но они есть.

Новый субъект
Как интуитивный ответ на не стопроцентную эффективность, а то и ущербность американского проекта, несколько лет назад возник европейский проект глобализации. Наиболее ярким воплощением его стало расширение Европейского Союза (или Европы, так тоже правильно). В этом проекте акцент был сделан не на американские стандарты, а на единые правовые нормы. Предусматривалось создание единого правового пространства, построенного на римском праве. В современной лексике это может значить – на правовом тюнинге. Европа поднатужилась, и, запустив свой проект, впервые за много лет стала субъектом геополитики. А ведь на самом деле геополитикой Европа не занималась давно. Ее главный мотор и сердце, Германия в течение тридцати, если не сорока лет панически боялась самого слова "геополитика". Ведь считалось, что по смысловому ряду за этим словом последуют такие понятия, как реваншизм, имперские амбиции и так далее. Потому Европа сидела в геополитической засаде, из которой стала выходить всего только шесть-семь лет назад, да и то робко. Впрочем, хитрые немцы еще раньше засылали в разведку другие нации, утверждая, что все это задумали, скажем, бельгийцы или голландцы. Не случайно столицей нового глобализационного проекта сделали не Берлин, а Брюссель. Самым рутинным, жадным и неповоротливым провинциальным европейским чиновникам объявили, что они и есть главные действующие лица и персонажи интеграционного действа. Если Америка сделала ставку на рядового Брайана, то Европа поставила на рядового чиновника с приличной родословной и звучной фамилией типа Ван дер Стул. Передав ему при этом "авторские права" на проект, который в перспективе должен на основе европейского права сделать единой сначала – Европу, а потом и цивилизованный мир, собирающийся вокруг Европы на европейских же правовых принципах. Включая, возможно, даже отдельные африканские и азиатские страны, хотя в отношении последних еще идет жаркая полемика.
Похоже, европейский проект стал конкурировать с американским на том этапе, когда европейцы отказались участвовать в силовых акциях без согласия ООН. Испания, Франция и Германия не побоялись конфронтации, и возникший диссонанс с США лишь утвердил Европу в статусе нового субъекта геополитики.

Дракон и медведь
Пока наши западные друзья разбирались между собой, будто из засады вдруг возник геополитический "китайский дракон". Это, бесспорно, еще одна версия глобализации. И основана она на людском капитале в виде диаспор. Модель "китайского дракона" проста и эффективна: сначала в столице какого-либо государства создается Чайна-таун, он разрастается, занимает сначала улицу, потом квартал, потом возникают ответвления в других крупных городах. С другой стороны, этнические китайцы со свойственной им дисциплиной начинают захватывать доминирующие позиции в посредничестве, торговле, потом в бизнесе, скупая местные фирмы, а потом и в политике. Через смешанные браки, а значит – натурализуясь, они незаметно проникают всюду, во все структуры социума и мягко отстаивают интересы китайского товарооборота, который, вот уж действительно, стал глобальным.
Пока китайцы незаметно создавали свои "пятые колонны" по всему миру, начал шевелиться в берлоге "российский медведь". Как любое крупное, сильное и уверенное в своих силах животное, он сперва не стал ничего изобретать, а решил просто забрать лучшее у своих конкурентов. И поэтому он взялся использовать наиболее, как ему казалось, эффективные моменты американской модели. То есть милитаризацию. Армия, живая сила оказалась кстати как политический инструмент. А техническая мощь, воплощенная в вооружении – вообще важнейшая составная часть глобализационных проектов, что американского, что российского. Показательна в этом смысле поездка Путина по странам Ближнего Востока. Россия, судя по всему, успешно выдавливает Америку и с рынка вооружения, и с рынка живой военной силы.
Востребованы оказались в русском проекте и китайские технологии "пятых колонн". Россия в последнее время стала активно выстраивать связи со своими диаспорами, причем не только советскими, но и с антисоветскими тоже. Вот в Венесуэле есть, к примеру, кадетская диаспора. Это белогвардейцы, которые закрепились в Венесуэле, и даже с ними Россия пытается нынче наладить контакты.

Саботаж
Но сколько бы ни было глобализационных проектов – все они пробуксовывают в Венесуэле. Это одна из немногих стран, которая их последовательно саботирует. Она отказались от американской модели глобализации, выкинув из страны самое в нем главное, самое сокровенное – американский доллар. Прожив семь дней в Венесуэле, мне не удалось поменять ни одного доллара! Стоило мне показать доллар, на лице моего визави возникала паника, он кричал: "Семь лет тюрьмы!" и с криком убегал, поскольку валютные операции подпадают под одну из самых строго наказуемых статей местного уголовного кодекса. Венесуэльцы не впустили американские войска, там нет американского военного контингента. И сейчас они выдавливают американское культурное присутствие, наполняя свой телевизионный эфир альтернативным продуктом, где например, выступление Уго Чавеса постоянно прерывается клипами с обязательными нарицательными персонажами – Гитлером, Пиночетом и Бушем. Таким образом, создан прецедент тотального заслона от американского влияния. Модель защиты и от присутствия доллара, и от присутствия Микки Мауса.
Венесуэла ответила "нет" и европейской модели. Сюда не впустили европейское право, здесь подавляются права оппозиции и свобода прессы. Не подвержены они оказались и китайской модели. Венесуэла – это страна, где практически нет сильных диаспор. И соответственно, они сказали "нет" и только начинающей развиваться российской модели глобализации, саботируя элементы, которые россияне взяли из американской и китайской модели.
Для меня это было и политическое, и культурологическое открытие: Венесуэла оказалась способна ответить "нет" на все мировые глобализационные провокации. Сейчас это стратегия. Так случается, что рано или поздно ею может стать пролонгированная случайность. Я не знаю, с какой случайности все это началось, но в результате родилась какая-то новая и очень современная стратегия. Правящая элита Венесуэлы во главе с президентом Уго Чавесом сейчас в ее авангарде.

Политика на уровне подмаргивания
Наблюдая за развитием и плодами этой стратегии, я пришел к выводу, что Украина является в своем роде европейской Венесуэлой. Мы тоже относимся к тем немногим странам, которые сказали "нет" различным моделям глобализации. Мы гневно ответили "нет!" американской модели, не впустив на свою территорию американские войска даже на учения, вполне легитимные, кстати. Не говоря уже об отторжении идеи американских баз, хотя они оказались вполне приемлемыми для той же Грузии. Главный инструмент американской модели, НАТО, ждал нас с открытыми объятиями в 1992–1993 годах. Но и туда мы не пошли.
Мы так же гневно ответили "нет" европейской модели, не впустив к себе римское право. Сегодня украинское право является самым византийским, самым по духу неевропейским правом во всей Европе. Находясь географически в центре Европы, мы с точки зрения правовой удалены от нее на космические расстояния. В нашей стране районный суд может отменить решение Президента или Кабинета министров. К тому же этот районный суд можно купить за американские деньги, которые остались от неудачной попытки внедрения американской модели глобализации. А покуда так – Украина не может считаться объектом европейского глобализационного проекта.
Как ни странно, оказывается, мы сказали "нет" и китайскому варианту. Украина – единственная страна в Европе, которая фактически не имеет китайской диаспоры. Те несколько сот китайских торговцев, что осели у нас, не могут здесь закрепиться. Как ни странно, в одном Будапеште примерно в тысячу раз больше китайцев, чем во всей Украине вместе взятой. Мы также отвергаем робкие попытки развивающегося российского проекта вместе с ЕЭПом, Шанхайскими соглашениями и тому подобным.
И это тоже сначала было случайностью. Потом стало инстинктивной стратегией. Только в Венесуэле эта стратегия вышла на уровень артикуляции, а наши украинские традиции требуют на всякий случай ничего не артикулировать. У нас все наиболее важное говорится не языком, я глазами. В этом плане, кстати, мы символически связаны с немецкой традицией драматургии, и особенно брехтовского периода. Брехт говорил, что главное сообщают не словами, а подмаргиванием. В Украине вся политика на уровне подмаргивания. Когда Президент едет на Запад и говорит американским партнерам, что через два года мы будем в НАТО, он тут же поворачивается, подмаргивает, и мы понимаем, что ни через два года, ни через двадцать мы в НАТО не будем. Когда он едет в Москву, поворачивается и снова незаметно подмаргивает, мы в свою очередь понимаем, что ни о каком ЕЭПе речи не идет, что все буде тип-топ, нормально и так.
Украина и Венесуэла идут в настоящий момент бок о бок к саботажу глобализации. С той разницей, что Венесуэла – осознанный саботажник, который уже порвал тельняшку, и все уже увидели на груди наколку "Но пасаран! Нет глобализации!". Украина же пока одета в красивую вышиванку, и никто не знает, какая там татуировка под ней. То ли там дуля, то ли там сразу четыре дули, то ли, извините, большое срамное место, которым мы накрыли все модели сразу. И никто не знает тайну этого тату.
Вопрос в другом: как долго мы сможем увиливать? У Венесуэлы есть нефть, и ее ресурсы позволяют достаточно долго саботировать все четыре наличествующие модели. У нас нефти нет. Зато у нас есть труба. И мы пока можем ею, как бейсбольной битой, отмахиваться от супостатов. Кстати, труба у нас и используется как бита, а не как средство для прокачки. У меня даже ощущение, что она не пустотелая, наша труба. Но насколько долго мы сможем так продержаться? Для меня это вопрос открытый.
Я бы на всякий случай на месте украинских политиков создал какую-то тайную группу. У нас все вещи делаются тайно. Вот и занялись бы тайным расчетом оптимальности принятия для Украины той или иной модели. Или микса этих моделей. Поскольку все равно невозможно дурить всех, и притом вечно. Рано или поздно миру это надоест.

Неявные цели и явные средства
Не только с точки зрения внешней политики, но и с точки зрения политики внутренней Украина и Венесуэла все больше напоминают близнецов. В обеих странах популизм в худшем своем варианте сделался главным политическим инструментом. Что такое популизм, я только недавно понял, уже вернувшись из Венесуэлы, думая о ней и читая Виктора Пелевина. В последней своей книжке он дал идеальное определение идеологии, причем я подозреваю, что он имел в виду как раз идеологию популизма. Он пишет, что идеология – это производство неявных целей для оправдания явных средств.
То, что происходит в Венесуэле – идеальная иллюстрация к этому определению идеологии. Там создана система максимально неявных целей. Такими целями являются свобода, справедливость, равенство, братство. Кто может однозначно истолковать, что такое равенство? Или братство? Это самое, наверное, загадочное понятие. Но только с помощью таких неявных целей можно оправдать любые ограничения и репрессии, любое подавление. В то же время оправдать репрессии явной целью невозможно. Например, дешевым хлебом или колбасой за 20 копеек их не оправдаешь. А справедливостью или равенством – запросто.
И тогда я понял, почему наши политики интуитивно так стремятся к неявным целям. Наверное, следующим ходом предусмотрено оправдание явных средств. Видимо, они уже готовы к их использованию. Осталось только набрать критическую массу неявных целей.
Я уже одним глазом видел, как может выглядеть в будущем реализация этой стратегии. Ведь это как раз тот путь, по которому идет Венесуэла.
У каждого политика есть самая надежная, безусловно преданная ему "группа поддержки". У Гамсахурдия были батальоны так называемых "черных колготок", женщин среднего возраста, которые обожали его и готовы были пойти за ним в огонь и в воду. У Чавеса есть группа "мотоциклетос". Это жители ранчос, которых он на всякий случай освободил от коммунальных платежей. В этом плане украинским лидерам есть чему учиться у Чавеса. У нас люди борются за понижение тарифов, а венесуэльский лидер вообще освободил от тарифов, чтобы закрыть проблему. Он дал право носить оружие, и дал фактически бесплатный бензин. Плюс пособие по безработице, которое обеспечивает сносную жизнь. Это для того слоя, который считается "народом". Обеспеченные слои "народом" не считаются и потому не подпадают под защиту. Если на улице Каракаса тебя грабят ребята с бейсбольными битами, полицейские отворачиваются. Ведь это квалифицируется как "народ берет свое". А полицейские всегда на стороне народа. С трибун подчеркивают, что не следует быть богатым, выделяться хорошей одеждой и провоцировать этих ребят из народных масс. У Чавеса абсолютная поддержка этих ребят. Если кто-то его обижает, он говорит примерно следующее: "Народ! Обижают президента! Вы что?".
Есть у них такой 33-канал, который в свое время собрался показать передачу о несправедливых выборах. И Чавес обратился к народу: "Народ! На 33-м канале собираются бить президента!". В результате несколько тысяч мотоциклистов съезжаются из окрестностей Каракаса. Всю ночь они ездят с включенными фарами вокруг несчастного 33-го канала, держа в руках наготове бейсбольные биты и выкрикивая, что если будет показано что-то порочащее честь нашего чистого общенародного президента, то они за ложь и оскорбления разнесут этот канал в щепки.
Нам еще осталось сделать 2-3 шага, и мы будем в такой же благостной ситуации как Венесуэла, где гордый народ не дает в обиду своего любимого президента. Даже непонятно, почему мы еще не достигли этого этапа. Наверное, потому что наш Президент сделал несколько серьезных ошибок. Во-первых, надо было всех бедных освободить от платы за квартиру, как сделал Чавес. Во-вторых, надо было дать им пособие в 280 долларов ежемесячно. И еще обеспечить бесплатный бензин. Правда у нас мотоциклы непопулярны, но можно было бы заставить Васадзе подарить всем по "Запорожцу". И самое главное – дать право на ношение оружия. Тогда бы рейтинг нашего Президента был бы вечным. Впрочем, еще не поздно.

Почему Чавеса любят простые люди?
Оказывается, простым людям не хочется ездить за рубеж. Им в Венесуэле угрожают закрыть границу, а они говорят: "Ну, и что? Нам и дома хорошо". Оказывается, простым людям не нужен и 33-й канал, который говорит правду. Они говорят: "Для бедных это не правда, раз они гонят на президента". Оказывается, простым людям не нужны роскошные виллы, поскольку у них есть свои маленькие ранчос. Жителей картонных домиков богатые виллы только раздражают. Оказалось, что простому народу не нужна безопасность в некогда роскошных городских парках. Двадцать лет назад там гуляли женщины в длинных белоснежных манто, а сейчас правит бал босота, мелкое хулиганье. Своей компанией в таких парках веселее, можно подраться и пострелять, а не раздражаться видом этих слишком стильных женщин с собачками. Больше нет табличек, что нельзя ходить по газонам, значит, можно уже ходить где угодно, валяться где угодно. Для народа это важно.
Надо сказать, не только наши лидеры делали ошибки "по Чавесу". Сосед Путин, например, тоже сделал их немало. Например, стал создавать средний класс. И в России уже возникла большая прослойка, что-то около 47% людей, имеющих зарплату около тысячи долларов. С точки зрения Чавеса это большая глупость. Ведь человек, который получает под 1000 долларов, может задуматься о таких химерах, как собственное достоинство или свобода слова. А если держать людей на уровне 200 долларов, таких химер не возникает. У простого человека есть несколько реперных точек, эрогенных зон, поглаживая которые можно управлять этим народом вечно. Главная эрогенная зона – это ненависть к богатым. А если, потакая ненависти к богатым, еще и позволять народу безбедно жить на пособия, – то таким народом управлять можно до бесконечности.


Может ли падение цен на нефть лишить влияния Венесуэлу и Иран?
"The Wall Street Journal", США
29 января 2007

Снижение в последние несколько месяцев мировых цен на нефть подхлестнуло надежды Вашингтона на то, что уменьшение доходов богатых этим энергетическим сырьем стран ослабит силы тех государств, которые США считают создающими проблемы – особенно Ирана, Венесуэлы и России.
Эти три страны потенциально уязвимы. От продажи нефти и газа Венесуэла и Иран получают от двух третей до трех четвертей своих доходов. У России эта доля лишь ненамного меньше. Таким образом, значительное падение цен на нефть должно замедлить их экономический рост и нанести удар по государственным финансам, заставив данные страны сократить увеличение расходов, в силу которых так высока популярность правительств всех трех государств и так смелы их действия на международной арене.
Однако пока еще слишком рано ожидать, что изменение нефтяных цен и тенденций может иметь большие политические последствия. Во-первых, хотя цены на нефть снизились на 28 процентов с момента их абсолютного июльского максимума в 77,03 доллара, они все еще высоки по историческим меркам. Три эти страны переживали кризисы и раньше, и на основе приобретенного опыта создали значительные финансовые резервы для смягчения удара при дальнейшем падении цен.
Цена в пятьдесят долларов за баррель не подвергает ни одну из них серьезной опасности, – говорит директор отдела по оценке политических рисков нью-йоркской консультационной фирмы PIRA Energy Group Мишель Биллиг (Michelle Billig). – В конце концов, всего несколько лет назад мы говорили о неожиданной удаче, выпавшей на долю этих стран – а тогда нефть стоила 30 долларов.
Труднее всех в случае дальнейшего снижения цен придется Венесуэле с ее напористой внешней политикой нынешнего президента – популиста и бывшего армейского офицера Уго Чавеса. В последние годы Чавес использует нефтяные деньги для того, чтобы противостоять вредному, по его мнению, влиянию Соединенных Штатов в Латинской Америке. Каракас помогает погашать долги некоторым своим соседям, он по сниженным ценам через филиалы своей государственной нефтяной компании Citgo продает венесуэльскую нефть десяткам государств, включая Кубу Фиделя Кастро, и даже определенным общинам в США.
В отличие от России и, в меньшей степени, от Ирана, Венесуэла гораздо беспечнее расходует свои поступления от продажи нефти. Лишь в прошлом году государственные расходы выросли на 43 процента, что создало разницу между доходами и расходами в 1,5 процента в расчете от общего объема ВВП. Такие данные приводит компания Morgan Stanley.
Пока что падение цен на нефть не убедило Чавеса отказаться от своей расточительной практики. На прошлой неделе он объявил о начале программы, в соответствии с которой 100000 бедных венесуэльцев будут ежегодно отправляться на отдых на Кубу. Недавно он предложил Никарагуа силами своей армии построить там дорогу предварительной стоимостью в 350 миллионов долларов.
Хотя экономисты согласны с тем, что политика беззаботного расходования средств Уго Чавеса может со временем вызвать крушение экономики Венесуэлы, они в то же время говорят, что в ближайший год этого не произойдет – если произойдет вообще. Основная причина такова: Венесуэла создала резерв финансовых средств на сумму более чем 36 миллиардов долларов.
Однако появляются признаки того, что Уго Чавеса могут постигнуть неудачи – даже без значительного снижения цен на нефть. Недавно он приказал повысить цены на бензин в целях увеличения государственных доходов, хотя правительство долгое время эти цены субсидировало. А некоторые экономисты усмотрели в недавней национализации крупнейших телефонных и электроэнергетических компаний Венесуэлы признак того, что его администрация стремится получить больше денег в целях поддержания уровня расходов.
Таким образом, дальнейшее падение нефтяных цен может поставить Чавеса перед трудным выбором в вопросе о том, как дальше расходовать деньги. В первую очередь, возникнет вопрос о его помощи иностранным государствам. Больше всех от щедрых даров Чавеса вкушает Куба, которая ежедневно получает 103000 баррелей нефтепродуктов в обмен на услуги кубинских врачей и прочих специалистов. Аналитики полагают, что размеры помощи Кубе составляют примерно 3 миллиарда долларов в год.
Снижение размеров такой помощи могло бы вызвать вздох облегчения в Вашингтоне, который обеспокоен распространением социалистических идей Уго Чавеса. Оно было бы с удовлетворением воспринято и в самой Венесуэле, где многим жителям не нравится щедрость Чавеса в отношении других, тогда как сама страна не видит большого прогресса в вопросе снижения бедности. И на самом деле, исследование, проведенное недавно бывшим главой департамента Западного полушария Международного валютного фонда Клаудио Лозером (Claudio Loser), показало, что реальные доходы на душу населения в Венесуэле с момента прихода в 1998 году к власти Уго Чавеса выросли в совокупности на 1 процент.
Чавес может также оказаться вынужденным пойти на сокращение расходов и внутри страны. В прошлом году в Венесуэле был самый высокий в Латинской Америке уровень инфляции – около 17 процентов. Ожидается, что в этом году инфляция увеличится еще больше.
"Я думаю, что год этот будет трудным для венесуэльской экономики," – говорит Франсиско Родригес (Francisco Rodriguez), преподающий экономику латиноамериканских стран в Уэслейском университете города Миддлтаун, штат Коннектикут.