Иван Андреевич Есаулов
доктор филологических наук,
профессор кафедры русской классической литературы и словесности,
Литературный институт им. А. М. Горького,
(Москва, Российская Федерация),
jesaulov@yandex.ru

Обычно в исследованиях, посвященных Шмелеву, комментируют второй тезис Пушкинской речи — о «тайне Пушкина». Словами о «тайне» и о «разгадывании» этой тайны заканчивается знаменитая речь Достоевского. Ответ Шмелева заключается в том, что «эту тайну мы как будто разгадали». Однако, как правило, игнорируется первый тезис этой речи, в котором присутствует полное согласие Шмелева с Достоевским. В статье автор полемизирует со своими предшественниками, изучавшими публицистику Шмелева, и интерпретирует это согласие Шмелева с Достоевским. Речь идет о «Божией Правде», которая не только лишь индивидуальная особенность Пушкина, но есть столбовая дорога русской литературы как таковой. И вообще — русской культуры как таковой. «Правда русского народа», она же «Божия правда», она же правда, «принятая нами от купели» Православия, — именно это главное в Пушкине, что стало ясно русским изгнанникам. Стало ясно, в частности, потому что на оставленной ими родине была насильственно прервана почти тысячелетняя русская история; этого, разумеется, не мог и помыслить Достоевский.

Ivan Andreevich Esaulov
Doctor of Philology,
Professor of the Department of Russian Сlassical
Literature and Slavic Studies,
The Maxim Gorky Literature Institute,
(Moscow, Russian Federation)
jesaulov@yandex.ru

PUSHKIN SPEECH OF IVAN SHMELEV: NEW CONTEXT OF UNDERSTANDING

In the research on Shmelev, the second thesis in Pushkin speech is usually commented on — the one about "Puschkin's mystery". The famous Dostoevsky's speech is concluded with words about "a mystery" and "revealing" this mystery. Shmelev's reply is that "we seem to have revealed this mystery". However, the first thesis of this speech — containing a complete agreement between Shmelev and Dostoevsky  — is usually ignored. In this paper, the author polemizes with his predecessors who studied Shmelev's publicistic writings and interprets this agreement between Shmelev and Dostoevsky. "The Truth of God" is brought up, which is not only an individual peculiarity of Pushkin but the high road of Russian literature in general. Applicable as well to Russian culture in general. "The Truth of Russian people", also known as "the Truth of God", is the truth "accepted by us from the font" of Orthodoxy — and this is the central idea of Pushkin, which became clear to Russian exiles. In particular, it became clear because an almost thousandyear-long Russian history was forcedly interrupted in the homeland they left; this is something that, naturally, Dostoevsky could not even think of.