В 1917 г. советская власть приступила к внедрению новых форм государственных и правовых отношений. Прежняя юстиция подлежала уничтожению, сопровождавшемуся применением насилия, приводившему к расколу в судейском сообществе и существенным изменениям в правовой культуре юристов-практиков, которые были поставлены в ситуацию неизбежного политического и профессионального выбора. В статье через призму жизненной истории одного судьи А. Е. Левберга выявлены служебные траектории сибирских судебных деятелей, поступивших на работу в советские учреждения, мотивы данных поступков и дана оценка применявшимся репрессивным мерам. Исследование позволяет дополнить представления о механизмах революционных трансформаций, внести вклад в объяснение закономерностей функционирования государственно-правовых систем и умножить знания о поведении человека в условиях глубокого социально-политического конфликта. Приоритетное внимание к повседневности и применение микроисторического анализа, а также использование различных по генезису источников, прежде всего периодической печати, материалов личного происхождения и впервые вводимой в научный оборот архивной документации, позволяют всесторонне рассмотреть акты ликвидации дореволюционных судов и случаи перехода их сотрудников на работу к большевикам. Такая служба могла являться не только сознательным участием судебного персонала в строительстве новой власти, но и решением, продиктованным материальной нуждой, позволяющим продолжить судебную практику и исполнить свой профессиональный долг перед обществом. Вероятно, было немало и тех, кто видел свою деятельность в советском госаппарате в качестве подрывной против него. Судейское же сообщество расценивало сотрудничество с Советами как предательство принципов корпоративной солидарности и измену идеалам правосудия. После свержения большевиков служащие судебных ведомств подвергались преследованию. Несмотря на враждебное к себе отношение со стороны общественности и коллег, им удалось избежать наказания: классифицировать их деяния как преступные не позволяла правовая база, а репрессии за нравственный и политический выбор закон не предусматривал.