В статье обсуждается проза Сергея Лебедева и Николая Кононова, которые обращаются к темам государственного террора и насилия. Они учитывают опыт европейской культуры памяти, конституированной после холокоста фигурой жертвы, и склонны интерпретировать трагические события советского прошлого, используя понятия и теоретические фреймы memory и trauma studies. Проза Лебедева и Кононова рассматривается автором как составная часть российского либерально ориентированного проекта памяти, который наследует позднесоветской диссидентской культуре, перестроечной «культуре покаяния» и западным культурным моделям «проработки прошлого». Переоткрывая тему сталинского террора, писатели заново утверждают ее идеологическую и моральную значимость и пытаются поместить ее в актуальную общественную повестку. Оба исходят из необходимости устранить несправедливость по отношению к жертвам террора, чьи страдания в СССР долгое время замалчивались. Они работают с документами, личными свидетельствами, семейными рассказами, чтобы показать истории жертв, отсутствующие в историческом архиве, и подорвать таким образом доминирование государственного героического нарратива. Подобный подход сближает их с советской лагерной прозой, но та, по мнению автора, была прозой свидетелей, выживших в лагерях, современные же романисты, не имея подобного опыта, опираются на воображение, документы и существующие репрезентации сталинского террора. Исторический опыт государственного террора и фигуру жертвы они воспринимают в перспективе постпамяти (М. Хирш), что побуждает их постулировать существование «унаследованной травмы» и исследовать ее социальные и эмоциональные эффекты в жизни нескольких поколений. Через призму «унаследованных» травмы и памяти они наблюдают «постсуществование ГУЛАГа» и парадоксальное взаимодействие жертв и палачей во времени.