Журнальный клуб Интелрос » Развитие и экономика » №5, 2013
Алексей Викторович Власов – кандидат исторических наук, доцент, заместитель декана исторического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, исполнительный директор Политологического центра «Север–Юг»
Евразийская интеграция, безусловно, является одной из самых важных тем для современного Казахстана. Выступления ведущих политиков, газетные публикации, научные доклады, дискуссии в казахстанском сегменте Сети, наглядная агитация, призванная лишний раз напомнить, кто именно является «создателем теории практического евразийства», – все это актуальные приметы сегодняшнего дня. Если сопоставить степень освещенности евразийской тематики в российском и казахстанском информационных пространствах, то сравнение будет явно не в нашу пользу.
Нет сомнений и в том, что идеология и практика евразийской интеграции для Казахстана – это важная часть государственной политики. Причем как с точки зрения формирования внешнеполитического курса страны, так и с позиций решения внутриполитических задач.
В каком-то смысле евразийство является одним из системообразующих элементов государственной идеологии – неслучайно, что один из ведущих университетов страны – Евразийский – носит имя Льва Гумилева. В России еще только задумываются об открытии кафедр евразийской интеграции или евразийских интеллектуальных центров, а в Казахстане они существуют уже более десяти лет, причем не только в столичных городах – Астане и Алматы, – но и в регионах – Уральске, Павлодаре, Костанае.
Почему именно Казахстан стал первым государством на пространстве бывшего СССР, столь активно продвигающим идею восстановления кооперационных связей, экономического сотрудничества на новой основе? Если взять за основу официальную версию, то получается, что в первые годы после распада СССР постсоветская интеграция напоминала броуновское движение – находилась в непонятном подвешенном состоянии. «Откуда мы пришли?» – с этим вроде все ясно. Из общей советской шинели. А вот внятных ответов на другие вечные вопросы – кто мы? куда идем? – не было. У многих лидеров стран СНГ, особенно в ближайшие после распада СССР годы, отсутствовало виˆдение общей цели – куда должно двигаться постсоветское пространство. Первым ответ на этот вопрос постарался дать казахстанский лидер. Публичная дискуссия, инициатором которой выступил Нурсултан Назарбаев, в конечном счете привела к конкретизации достаточно привлекательной для ряда стран СНГ конечной цели.
Это, еще раз подчеркну, официальное прочтение новой «евразийской истории».
Действительно, в 1994 году, выступая в стенах Московского университета, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев выдвинул стратегию превращения интеграции в один из важнейших ресурсов развития постсоветских стран. Как отмечают биографы казахстанского лидера: «В сложных экономических и социальных условиях первых лет после распада СССР предложения Елбасы (глава государства, каз. – А.В.) означали отправную точку в длительном процессе формирования новых хозяйственных связей – на смену поспешно разорванным производственным цепочкам советского времени».
Спустя десятилетие эти идеи обрели плоть и кровь в формате новых интеграционных проектов, таких как Таможенный союз и Единое экономическое пространство. Однако остается открытым вопрос, почему именно евразийская идея была положена Нурсултаном Назарбаевым в основу стратегии «новой сборки» для Евразии? Как воспринималась евразийская интеграция в самом Казахстане в середине 90-х годов и как воспринимается сейчас – двадцать лет спустя?
Обратимся к предложениям Нурсултана Назарбаева, артикулированным на встрече с преподавателями МГУ. Что бросается в глаза? Прежде всего исходная мысль: «Евразийский союз необходим, – заявил тогда президент Казахстана, – потому что страны Европы с многовековой государственностью идут на объединения и там все чаще звучит слово “конфедерация”. Мы – республики бывшего Союза, историей и судьбой подготовленные к сообществу. Вопрос в том, что у некоторых политических лидеров существует боязнь возрождения империи. Но на это уже никто не пойдет. Нам не нужно бояться слова “союз”. У нас в СНГ народы хотят объединения, а политики отстают. Мы могли бы начать объединение в ЕАС с Казахстана и России».
Предложения Нурсултана Назарбаева в тот исторический момент действительно носили прорывной характер. Особенно на фоне системной хаотизации политических и экономических взаимоотношений на постсоветском пространстве. Но они не были востребованы в полной мере. По крайней мере, со стороны российской элиты середины 90-х годов. Вероятнее всего, Борис Ельцин и его окружение исходили из расчета на то, что бывшие республики СССР и без особых стратегических изысков, рано или поздно попросятся под «российский зонтик». Казахстан и Центральная Азия не рассматривались в тот момент в качестве стратегического ресурса для России, а потому преобладало желание избавиться от «сидящих на шее», а не строить новый евразийский дом. Только с начала «нулевых» годов, в эпоху Путина, отношение Кремля к интеграционной идее принципиально изменилось.
В конце 2011 года Нурсултан Назарбаев в новой программной статье (опубликованной, кстати говоря, в российских СМИ) – реакции на путинское предложение о «перезагрузке» евразийского проекта – уже не рассматривал как актуальную идею политического единства – «евразийской конфедерации» – и практически не касался общественных аспектов интеграции. Вместо этого он образно и метафорично рассуждал о том, что «Казахстан и Россия – это локомотивы интеграционных процессов», и – что не менее важно – четко расставлял акценты: предложения о Евразийском союзе никогда не предполагали передачу политического суверенитета. В современном прочтении (так, по крайней мере, следовало из слов президента Казахстана) это объединение рассматривается прежде всего как экономический союз, который обеспечивает «прагматичную интеграцию» на равноправной и взаимовыгодной основе с целью повышения конкурентоспособности на глобальных рынках.
Заметно, что за прошедшие годы риторика президента Казахстана стала намного сдержаннее. Во всяком случае, по сравнению с его же историческим выступлением 1994 года. Тогда, помимо стратегической идеи «практического евразийства», казахстанский лидер апеллировал к простым и понятным для граждан бывшего Советского Союза темам. Например, к возможности вновь обрести единение на новом уровне, найти новую мотивацию для развития, преодолеть психологический шок, вызванный распадом СССР.
С позиций сегодняшнего дня определенная осторожность высказываний Нурсултана Назарбаева продиктована объективными причинами. Многие российские политики почему-то убеждены, что после известного выступления Владимира Путина идея евразийской интеграции воспринимается нашими партнерами по Таможенному союзу и Единому экономическому пространству как данность. Но это иллюзия. Необходимо признать, что в Казахстане стратегия дальнейшего развития интеграции в сторону заключении договора о создании Евразийского экономического союза встречает все более ожесточенное сопротивление. Именно поэтому многие казахстанские чиновники используют при обосновании необходимости интеграции систему доказательств от противного – это не восстановление СССР, это не назад в империю, это не означает утрату суверенитета. То есть они фактически оправдываются в своих действиях.
К тому же если еще несколько лет назад многие местные политики скептически оценивали стремление России ускорить движение по главным интеграционным трекам, рассматривая эти идеи в качестве предвыборного хода со стороны Кремля, то с весны 2012 года Ак Орда (резиденция президента Казахстана, каз. – А.В.), равно как и оппозиция, рассматривает проект Владимира Путина в контексте «реальной политики». Это привело к заметной поляризации общественных настроений и консолидации той части казахстанского политического класса, которая в силу определенных причин выступает против дальнейшего развития евразийской интеграции и в особенности против перехода от интеграции экономической к созданию политических надстроек и наднациональных органов.
На уровне политических элит определенные сложности в форсированном продвижении интеграционного проекта возникли после прошлогоднего мартовского саммита ЕврАзЭС, на котором так и не было принято решение о немедленном создании Евразийского экономического союза. Расхождение позиций между Москвой и Астаной по срокам и последовательности совместных действий привело к тому, что вопрос о формировании ЕЭС был перенесен на 2015 год.
Как отмечают эксперты, одной из ключевых причин, предопределивших торможение со стороны Ак Орды, стало то, что, по мнению части казахстанской элиты, российские государственные чиновники в недостаточной степени учитывают интересы Казахстана в процессе формировании новых наднациональных органов. Например, ни один из существующих ныне интеграционных центров не расположен в Астане. В Алматы были перемещены некоторые офисы ЕврАзЭС, но это только частичная компенсация за фактический отказ от аналогичного шага в отношении структур Евразийской экономической комиссии.
Надо признать, что аргументация наших партнеров заслуживает внимания, перенос месторасположения ряда органов за пределы России – «это разумно, поскольку позволит избежать разговоры о том, что Москва опять возрождает Советский Союз». Однако консенсус по этим вопросам пока не найден.
Кроме того, присутствует и субъективная обида. В Ак Орде считают, что в российских СМИ и выступлениях некоторых отечественных публичных политиков в недостаточной степени отражается роль Нурсултана Назарбаева как «творца и создателя евразийского проекта».
Негативную реакцию в Казахстане вызвало выступление спикера Государственной Думы Сергея Нарышкина, в котором он предложил уже в ближайшее время создать евразийский парламент, ориентируясь, кстати, на прежние высказывания самого Нурсултана Назарбаева о возможности создания Евразийской парламентской ассамблеи.
По крайней мере, летом 2012 года эта идея была воспринята в Казахстане отрицательно и вызвала целый ряд публичных заявлений высокопоставленных чиновников (Маулен Ашимбаев, Ерлан Карин, Ермухамет Ертысбаев), которые утверждали, что главная миссия текущего момента – формирование «прочного фундамента экономической интеграции», а не «поспешное создание» политических надстроек, которые «могут угрожать суверенитету Казахстана».
Примечательно, что советник президента Казахстана Ермухамет Ертысбаев имеет репутацию одного из главных сторонников углубления интеграции – но очевидно не по тому сценарию, который предлагали российские законодатели. Камнем преткновения может стать вопрос о представительстве каждой из стран в едином парламенте. Если российская сторона предлагает взять за основу тот же вариант распределение мест, по которому строится Евразийская экономическая комиссия, то есть с учетом масштабов страны, то Казахстан стремится отстоять принцип паритета, равного представительства.
В то же время кандидатуры министров и переговорщиков, назначенных со стороны Казахстана в новый наднациональный орган – Евразийскую экономическую комиссию – и рабочую группу по обсуждению вопроса касательно будущего евразийского парламента, показывают, что Ак Орда не стремится направлять в евразийские ведомства сильных и самостоятельных в политическом плане фигур. Эту площадку казахстанское руководство намерено использовать для трудоустройства чиновников-ветеранов или же для обкатки молодых управленцев.
В течение 2012 года активно протекала не только внутриэлитная, но и общественная дискуссия относительно перспектив развития отношений между Казахстаном и Россией в рамках Таможенного союза и Единого экономического пространства. Представители национал-патриотического крыла и непримиримая оппозиция в Казахстане выдвинули идею проведения референдума о выходе страны из обеих структур, апеллируя к мнению граждан относительно негативного влияния интеграционных проектов на социальную ситуацию. Главным обоснованием этой позиции было то, что интеграция приводит к постепенной утрате суверенитета и снижению уровня жизни населения. Особую активность в критике евразийского проекта проявляют известные общественные деятели Булат Абилов и Мухтар Тайжан, которые резко оценивают «социальное наполнение» Таможенного союза и Единого экономического пространства.
По словам Мухтара Тайжана, интеграция с Россией – это опасный для независимости Казахстана процесс. Он обращает внимание на новые тенденции, возникшие с момента формирования наднациональных органов: «Раньше мы сами проводили политику по развитию сельского хозяйства, макроэкономическую, антимонопольную политику. А сейчас уже не можем делать это – надо направлять заявление в Евразийскую комиссию и ждать ее решения. В Евразийской комиссии работают 2000 человек, 84 процента из них – граждане Российской Федерации. А ведь мы уже жили под юрисдикцией России. В результате потеряли половину казахского народа в годы голодомора».
Значительная часть казахстанского общества не участвует напрямую в этих дискуссиях, но, как показывают социологические опросы, поддерживает идею развития интеграционных трендов, впрочем, воспринимая их по-разному. Для кого-то интеграция – это фактор развития более тесных и дружеских связей с Россией, для других – дополнительная подушка безопасности и гарантия защиты от экономической экспансии Китая. О значении китайского фактора в рамках формирования новых экономических отношений с Россией публичные лица предпочитают открыто не говорить, но многие бизнесмены и общественные деятели в «беседах не для протокола» признают, что фобии, существующие в отношении соседа, обладающего одной из самых мощных экономик мира, так или иначе влияют и на характер восприятия стратегического партнерства с Россией.
В то же время необходимо признать, что существует определенный слой предпринимателей, бизнесменов, представителей малого и среднего бизнеса, которые объективно несут потери из-за вступления Казахстана в Таможенный союз и Единое экономическое пространство. В их число входят те, которые активно занимаются реэкспортом китайских товаров, например, подержанных машин.
Многие экономисты обращают внимание на то, что с развитием экономической интеграции казахстанский рынок открывается для российских производителей, но обратного процесса пока не происходит. Впрочем, причина не в том, что Россия каким-то образом препятствует проникновению на свой рынок товаров из Казахстана, а скорее в том, что казахстанский производитель, за исключением ряда стратегических секторов экономики, еще не нарастил мускулы, для того чтобы успешно конкурировать с продукцией российских компаний.
Однако известный казахстанский экономист Канат Берентаев утверждает, что это временные трудности и в перспективе возобладает обратная тенденция: «При более дорогом российском импорте наш бизнес получит больше шансов на развитие своего производства. Ниша казахстанских товаропроизводителей может увеличиться. Очевидно, что цены импорта не будут превышать цены местных производителей, тем более что предполагается, что они ниже казахстанских. Таким образом, импорта инфляции не будет».
В любом случае экономический фактор в процессе евразийской интеграции остается доминирующим, и нет оснований полагать, что какие-либо обстоятельства воспрепятствуют реализации «дорожной карты» Единого экономического пространства. Скорее наоборот, возможен вариант, что в 2013 году партнеры по евразийскому проекту пойдут на ускорение динамики взаимодействия.
Какой прогноз можно дать относительно перспектив дальнейшего развития евразийского интеграционного проекта с точки зрения участия в нем казахстанской стороны?
Ответ на этот вопрос следует четко разделить на две составные части. Если мы говорим о политической воле к углублению интеграции, то пока у власти находится первый президент Казахстана Нурсултан Назарбаев, нет оснований полагать, что политический курс Астаны в отношении Евразийского союза может существенно поменяться. Какие бы противоречия ни возникали в переговорном процессе между Ак Ордой и Кремлем, генеральная линия будет сохранена.
Итоги декабрьской встречи в Москве на уровне лидеров трех стран ЕЭП свидетельствуют о том, что стратегия казахстанского руководства на ближайшие два года четко определена – до 1 января 2015 года, когда планируется подписать договор о создании Евразийского экономического союза, каких-либо действий, направленных на ускорение экономической и политической интеграции, Астана осуществлять не намерена. Процесс будет идти в штатном режиме.
Но в связи с этим все большую актуальность приобретает другой вопрос – продолжат ли эту стратегическую линию возможные преемники Нурсултана Назарбаева? С позиции текущего момента однозначно утверждать, что преемственность во внутренней и внешней политике Казахстана сохранится и в «эпоху после Назарбаева», достаточно сложно. Нужно признать, что влияние других игроков на казахстанском политическом поле растет с каждым годом.
Но не менее важной проблемой является и притягательность образа России как главного партнера Казахстана в рамках евразийской интеграции. Проблемы социально-культурной, гуманитарной, образовательной составляющих в рамках деятельности интеграционных структур находятся явно не на первом плане.
Это, конечно, вполне объяснимо, поскольку процесс развития экономического взаимодействия должен быть фундаментом сотрудничества, на котором в дальнейшем будет выстраиваться социокультурный компонент. Но интеграция все еще не превратилась в общественный проект. Большинство населения и в Казахстане, и в России относится к идее Экономического союза позитивно-равнодушно, поскольку плоды интеграции, образно говоря, пока еще нельзя пощупать, они все еще просматриваются преимущественно на уровне макроэкономических показателей. И в этих условиях тема общих ценностей, мотивов сближения, конечных целей интеграции для Казахстана и России приобретает особое значение.
Если наши лидеры говорят о Европейском союзе как о некой идеальной модели для Евразийского союза, то стоит вспомнить, что не только Союз угля и стали или Общий рынок, но и общие европейские ценности, устоявшиеся в общественном сознании после завершения Второй мировой войны, придали этому проекту необходимый уровень прочности.
Пока что ответ на вопрос: «Что такое евразийские ценности?» – дают философы и писатели, но большинство граждан Казахстана и России, особенно поколение, которое родилось уже после распада СССР, едва ли смогут столь однозначно сформулировать, в чем именно состоят идеологические скрепы, создающие запас прочности для евразийского интеграционного проекта.
Это обстоятельство диктует потребность и в проведении согласованной молодежной политики, в более четком артикулировании ценностных ориентиров для нового поколения евразийства.
Именно поэтому перспективы успешного становление Евразийского экономического союза будут зависеть не только от дальнейшего увеличения объемов товарооборота или формирования совместных инновационных производств, но и от того, насколько мы, жители Казахстана, России и Беларуси, будем ощущать себя частью единого целого, не апеллируя к памяти о совместном великом и трагичном прошлом, а обращаясь к будущему, ясно понимая духовную близость и уникальное чувство взаимного притяжения наших народов. Решение этой задачи связано и с формированием новых институций, таких как, например, Ассоциация евразийской интеллигенции, Общество выпускников евразийских вузов. Большую роль в этом важнейшем процессе может играть и Московский университет, выступающий центром притяжения в поддержании общего образовательного пространства.