ИНТЕЛРОС > №5, 2013 > «Цель утрачена – и сил как не бывало» Сергей Белкин
|
Философствование о целях, ценностях и базисах единения стран и народов
Сергей Николаевич Белкин – главный редактор альманаха и портала «Развитие и экономика», член Союза писателей России, кандидат физико-математических наук Если цель – ограбить Лангедок, тогда резать альбигойцев – Размышления о «евразийском пространстве» имеют, как минимум, два измерения: географическое и смысловое. Географически «евразийское пространство» могло бы целиком совпадать с понятием Евразии – как материка, и тогда нет места никаким философским рассуждениям, это просто название части суши, данное, кстати сказать, европейцем, австрийским геологом Эдуардом Зюссом в 1880 году. Если ограничиваться этим смысловым полем, то следует говорить «евроазиатское пространство», поскольку слово «евразийское» родилось и продолжает существовать как идейно-политический концепт, оформившийся в 20-е годы ХХ века. Его основным посылом была мысль о том, что Россия является самостоятельным историко-культурным образованием, не являющимся частью европейского или же частью азиатского, а представляющее собой синтез того и другого. В этом смысловом контексте размышления о возможном социокультурном единении в рамках «евразийского пространства» оправданны, насущны, плодотворны. И, вполне вероятно, смысловое «евразийское» поле, исходящие от разных народов мира, может охватывать географическое пространство, существенно не совпадающее ни с Евразией, ни с Россией в любых ее исторических границах. Социокультурное единство или продуктивная близость могут возникнуть у стран и народов, чьи базовые цели и ценности совпадают с теми целями и ценностями, которые могут быть выявлены и обозначены как «евразийские». И, кстати, чьим генератором и хранителем являлась прежде и является поныне Россия.
В связи с этим размышления о «евразийском пространстве», о причинах и возможностях для альянсов и объединений – это в том числе и размышления о многополярном мире и об очевидной пагубности и неустойчивости мира однополярного. Углубленный и непредвзятый взгляд приводит к выводу, что и недавняя модель двуполярного мира, основанная на идеологическом противостоянии и «соревновании двух систем», тоже неустойчива и весьма ограничивает потенциал развития всех участников. Мир стремится к формированию многих полюсов, базисом которых является сложный комплекс культурных, религиозных, экономических, технологических географических и иных факторов. Чтобы такой мир возник, его надо целенаправленно строить, изучая и нащупывая благоприятные и неблагоприятные факторы, смело вступая в борьбу за устранение препятствий, побеждая сторонников однополярного мира. Основу идеологии однополярности составляют глобализация, являющаяся, по сути, американизмом и атлантизмом, индивидуализмом, экономическим и политическим либерализмом в качестве социальных регуляторов, а также постмодернизм – как ценностная система. При строительстве многополярного мира надо умело распознавать сторонников однополярности в собственных странах и не передавать им права и обязанности по выработке стратегии. Их роль должна ограничиться оппонированием и оппозиционированием, они могут быть дополнительными дрожжами демократии и микроэлементами развития, но не более того.
Только многополярный мир, выстроенный на гармонично сложенном базисе интересов, культур и реальных возможностей, имеющихся в динамично меняющейся цивилизации, способен обеспечить реальное развитие каждого участника процесса не за счет подавления, ограбления и эксплуатации слабого, а благодаря взаимовыгодному взаимодействию, благодаря реальной конкуренции. При этом не надо забывать, что гармония – это не отсутствие противоречий, а превращение их в движущую силу. Не надо страшиться и откладывать строительство собственных полюсов мира на потом. Сам процесс, попытка создания основы своего полюса и своих целей нескольких стран является самоценным, исключительным по своей важности обретением опыта взаимодействия ради общих ценностей и поиском решений задач, которые прежде никогда не ставились и не решались. Результат не гарантирован, но инициировать такой процесс и принять в нем основное участие мы – Россия – обязаны. Мы объективно можем и должны стать одним из центров многополярного мира. Причем история вновь отвела нам лидирующую роль первопроходца. С нас начнется формирование устойчивого многополярного мира, и если мы этого не сможем сделать в ближайшие годы, его может не быть вообще: наступит долгая однополярная зима для всех, кроме тех, которые выстроят этот мир под себя и поработят его в длительной, если не вечной, эксплуатации.
Повсюду можно встретить утверждения типа: «Россия – синтез Востока и Запада», – или вариации на тему «моста между Востоком и Западом». Это не просто не так по факту на протяжении длительной истории, а принципиально, онтологически не так. В действительности Россия не синтез Востока и Запада, а во многом – источник Востока и Запада. При этом Россия продолжает процесс саморазвития, предлагая миру оригинальные результаты и модели жизненного устройства. Именно здесь, внутри наших пространств, позднее названных Европой и Азией, зарождались, варились и формировалось народы, смыслы и взаимодействия между ними, которые потом превращались в обособленные формы. В этом смысле «мы» – это и русские, и тюрки, и проторусские, и прототюрки, и другие народы. Это наш общий этногенетический субстрат, от которого «всё произошло». Все мы «вышли из Византии», еще прежде – из империй-предшественниц, а в последний период – из «мира двух систем» – мира, появившегося на свет и ставшего результатом деятельности прежде всего России-СССР. В XXI веке мы вновь на пороге нового «великого переселения смыслов», их новой кристаллизации, их огранки и сияния, сохранения и распространения.
Поиск стратегии развития России ведется в разных направлениях: ищутся модели государственного устройства и экономики, анализируются угрозы внешние и внутренние. Среди всех этих аспектов существует и внешнеполитический – геополитический – вектор, теснейшим образом связанный с динамикой мировой экономики. Вопрос часто звучит так: каково место России в мире? И на этот вопрос дается множество ответов, содержащих в себе порой непримиримо противоречивые рекомендации. Да и сам этот вопрос, его смысл воспринимаются абсолютно по-разному – в зависимости от того, кем себя осознает отвечающий.
Если это деятель культуры, он вспомнит роль русской культуры в общемировом культурном пространстве, ее глубокую связь с европейской и мировой культурами. Не забудет он указать и на сложный симбиоз русской культуры и культур других народов России – симбиоз, формирующий многоцветное поле общероссийской культуры. Если ответ будет давать историк, он напомнит длинную и драматичную череду событий, происходивших на протяжении столетий внутри России и в поле ее взаимодействий с другими странами и народами, он попытается вывести из этого знания рекомендации по определению места России в современном мире. Если ответ будет давать экономист… Тут, однако, надо не упустить необходимость уточнений, поскольку экономисты отличаются друг от друга не только своими личностными характеристиками и предпочтениями, а самим предметом, называемым одним и тем же словом. Это у самых разных физиков есть одна на всех большая развивающаяся физика, у экономистов же повеселее: у каждого свои представления о том, что такое экономика, в чем ее назначение и предмет исследования, что является объектом ее управления, каковы цели этого управления и чему/кому они должны быть подчинены. Поэтому услышать ответ экономической науки на вопрос о «месте России в мире» никак невозможно, а вот ответы разных экономистов порадуют (скорее, удручат) разнообразием. И будут среди них захватывающие своей поэтической смелостью разговоры о геоэкономике и эффективном месте России в мировом разделении труда, о ее доле в «мировом доходе». Будут кажущиеся прагматичными рекомендации по слиянию/поглощению – хоть предприятий, хоть отраслей, хоть стран и народов – во имя устойчивой экономической эффективности в определенной сфере. Будут не просто мнения, а проекты по утверждению России в качестве выгодного экономически моста между А и Б, будут смотрящиеся вершинами человеческого ума, постигшего тайны мироздания, теории самых разных «циклов», которым, как смене времен года, подчинено развитие стран и народов, будут остросюжетные боевики о роли и сложном устройстве мировых финансов… Всего не перечислить, сюжетов хватит на много поколений исследователей и авантюристов, политических диверсантов и наивных глупцов. Экономика – как сумма накопленных знаний, умений и страстей, – несомненно, «сильнее, чем “Фауст” Гете».
Если ответ будет давать политик, то он, конечно, постарается сделать его эмоционально доходчивым – и оттого кажущимся понятным, но при этом вполне бессмысленным, как плакат-призыв. Политик постарается скрыть свои намерения или их отсутствие ссылками на историков, деятелей культуры, «простых тружеников», ну и, разумеется, экономистов. По своей общечеловеческой функции политик должен быть синтезатором, интегратором всех устремлений и чаяний. Он должен обладать целостным виˆдением и прокладывать надежный и точный путь к целям, осознаваемым как общие для тех, от имени которых и по поручению которых он и может считаться политиком. На деле так бывает редко.
Из всех упомянутых и еще большего количества неупомянутых аспектов поиска «места России в мире» есть вопрос о надлежащем взаимодействии России с другими странами. Взаимодействие может считаться надлежащим по разным основаниям. Если Россия (в лице тех, которые на данном этапе осуществляют функции стратегов) знает, чего она хочет, то выбор альянсов, их глубина определяются мерой соответствия этого взаимодействия осознанным целям. Если же в роли субъектов российской истории в силу «игры природы» оказались те, которые не осознают общих для всех целей или воспринимают в качестве таковых некие собственные интенции, то выбор и оценка альянсов и расхождений будут самыми неожиданными.
Когда основные цели сменяющих друг друга персон, влияющих на исторический выбор народа, сводятся к маскировке примитивных инстинктов алчных обывателей, к приданию им вида «научно обоснованных» или «исторически неизбежных», или еще как-то оправданных «стратегий во имя общего блага», ситуация становится ясной. Указанные выше действия и бездействия будут служить все тем же примитивным инстинктам алчных обывателей, рассевшихся по разным социальным стратам, ячейкам и уровням.
В последние два десятилетия возникла новая, ранее немыслимая постановка вопроса о взаимодействии России с другими странами. На языке вульгарном он звучала бы, например, так: «Под кого лечь?» На языке политкорректном эту мысль можно выразить иначе: с кем России вступать в объединения, коалиции, альянсы, чтобы… А вот тут вопрос снова раздваивается и разветвляется дальше. Чтобы – что? И здесь мы усматриваем набор не совпадающих друг с другом и с подлинными намерениями игроков целей.
Есть некий общий образ, общее размышление – как бы очевидное, а потому пригодное для действий без тщательных обоснований: надо быть большим и сильным, чтобы тебя не сожрали, не поработили. А стать большим и сильным можно, просто объединившись с тем, кто сам по себе большой и сильный и кому за это покровительство можно отдать что-то, что ему нужно. Однако, как писал Макиавелли, «неистинна та победа, которая добыта чужим оружием». Это путь, на котором более чем вероятно исчезновение, ассимиляция, растворение, диссоциация и т.п. народов России. Так, вся мощь и сила США принадлежат в том числе и членам племени уалапай, живущим в резервациях возле Гранд Каньона в Аризоне, что позволяет им, не опасаясь нападения на них – скажем, могикан или испанцев, – не беспокоясь о неучастии их народа в развитии очередного технологического уклада, просто пользоваться его благами и обслуживать туристов на Небесной тропе. Так, оставшиеся в живых тысяча с небольшим индейцев являются частью гигантского целого, бесспорного планетарного лидера – Соединенных Штатов. Можно и нам попробовать пристроиться к такому счастью.
В экспертном пространстве предложено множество альянсов России с другими странами и регионами – альянсов, иногда называемых векторами развития: «европейский вектор», «тихоокеанский вектор» и тому подобное. В основе этих подходов лежат представления о «центрах силы», или «полюсах». Такие «полюса» оцениваются с военно-политической, экономической и прочих точек зрения. В большинстве подобных сценариев роль России в проектируемых для нее блоках видится в лучшем случае равной, в большинстве случаев – ролью младшего партнера, причем чаще всего на условиях и по модели нероссийской стороны. Есть, однако, сценарии, в которых Россия рассматривается как самостоятельный центр сборки устойчивого военно-политического и финансово-экономического конгломерата стран и народов – конгломерата, играющего самостоятельную роль в мировом процессе, вступающего в равноправные отношения с другими «центрами силы». Важно отличать базисы подобной сборки и как следствие возможный состав альянса. Базисами сборки бывают:
И еще ряд базисов, сочетающих в себе различные подходы, в частности, такие проекты, как «Красная империя» и «СССР-2.0». В еще одной группе предлагаемых сценариев рассматриваются варианты большей или меньшей степени автаркии с опорой на собственные силы. Существуют и вполне экзотические идеи мистического ухода общества как целого в иную реальность, своего рода общенациональный эскапизм. Есть, наконец, сценарии, рассматривающие варианты распада России. При этом в одних сценариях распад видится как благо, как цель, в других – как неотвратимое несчастье. Благом распад считают «уменьшительные националисты», стремящиеся «сбросить балласт» и зажить, «как нормальное европейское государство». К распаду призывают также сепаратисты разных сортов. Столь примечательное разнообразие рекомендаций, исходящих от российского экспертного сообщества, свидетельствует не только о его могучем творческом потенциале, но и о вещах менее приятных: о расколе экспертного сообщества (и общества вообще) по глубинным основаниям и о размытости как критериев «надлежащей стратегии жизнедеятельности России», так и истоков, базиса формирования этих критериев. В России размышляют, в частности, о «социокультурном единстве» с Европой. А что об этом думает Европа? Едина ли она в своем виˆдении? Усматривает ли она в России нечто большее, чем просто потенциал расширения своего рынка сбыта? Хочет ли она сотрудничества во имя нашего развития, развития в нашем понимании? Или сохраняется алгоритм действующей модели капитализма: рост их производства и нашего потребления любой ценой – расширением рынков, запланированной поломкой изделий, возгонкой моды и даже неврозом обновления? Во всех этих вариантах Россия для Европы (да и для Запада вообще) – объект, а не равноправный субъект. Мы по-разному понимаем результат развития – и это важно осознавать. Развитие можно описать как движение общества к наиболее полному воплощению и практической реализации системы ценностей, вырабатываемых социумом на протяжении всего своего существования и осознаваемых как историческое предназначение. А откуда берутся эти ценности, почему они у разных народов разные?
В мире сосуществуют и конкурируют непосредственно друг с другом несколько моделей жизнеустройства. Они конкурируют в политико-экономической и военной сферах. Их конкуренция продолжается также и в сфере общественного сознания. Это и капитализм (в разных формах), и социализм (тоже в разных формах), и так называемый азиатский способ производства, и нечто под названием «буддийская экономика» и др.
Советский социализм не пережил собственного кризиса. Возможно, однако, что не пережил его не советский социализм как сумма идей, методов и принципов, а как государство, пытавшееся в меру отпущенных его политической элите возможностей и обретенных ею уровней понимания эти принципы и методы воплощать в жизнь. Надо тщательно и по возможности беспристрастно проанализировать и выявить подлинные причины краха государства: они лежат в базовых принципах или в ненадлежащей практике? Это пока не сделано. Сейчас в штопор вошел капитализм. И снова надо стараться осмыслить: это кризис суммы идей и методов или ошибки политико-экономической и духовной элиты западного мира в ходе их реализации? И задать те же самые вопросы. Неверны принципы жизнеустройства? Какие именно неверны, а какие следует считать верными? Что именно привело к гипертрофии алчности и эгоизма – а в результате к тому, что принято называть финансово-экономическим кризисом?
Оставив эти вопросы без ответа, пойдем вглубь. Являются ли эти кризисы независимыми или они – проявления некоего более общего кризиса? Будучи порождением и разными сторонами целостного Модерна, капитализм и социализм суть два разных ствола на общей корневой системе, и разошлись они в какой-то глубинной, фундаментальной точке, лежащей в базисе человеческого сознания. В чем это расхождение? И вытекает ли из этого несомненная жизнеспособность одного ствола и столь же неотвратимая нежизнеспособность другого?
Полагаем, что этим фундаментом являются этические императивы, порождающие множество этических систем. Выбор этической системы – племенем, народом, партией, государством – влечет за собой вполне определенный и ограниченный спектр возможных социально-политических и экономических систем.
Этические системы явлены нам в форме религиозных доктрин, вероучений или же светских, гуманитарных, секулярных кодексов. Христианство, опиравшееся на первичную этическую систему Нового Завета, довольно скоро стало дробиться и множиться, порождая различные вариации в форме католицизма, православия, протестантских учений. Та же участь постигла и остальные авраамические религии. В связи с этим затруднительно говорить об общих библейских ценностях, хотя как заповеди они существуют, скажем, в ветхо- и новозаветной литературах (не являющихся, однако, одинаково значимыми для всех христиан). Но заповеди могут быть лишь основой или даже неким малоэффективным символом этической системы общества. Этическая система общества не исчерпывается заповедями, это нечто гораздо более сложное, динамичное и плохо распознаваемое.
Общие ценности бывают у тех, у которых возникли общие цели. Цель – это главное, это то, что определяет ценности, выявляет их и выстраивает их иерархию. Одни общие этические ценности могут быть у протестантов определенного толка, другие общие ценности – у православных. Цели протестантов – я имею в виду глубинные цели, выраженные как в религиозных концепциях, так и в кодексах общественной нравственности, – не совпадают с целями католиков, а те, в свою очередь, не совпадают с целями православных и всех остальных. Если, скажем, православный этический базис апеллирует к коллективизму и социальной справедливости, к спасению души, считая эти ценности иерархически более значимыми, нежели индивидуализм и земной материальный успех, но и не отрицая, что и эти последние есть ценности, только обладающие меньшей значимостью, то здесь и лежит точка расхождения. Та самая точка расхождения, в которой начинается разветвление, формирование двух стволов, двух базисных основ жизненного устройства. Подобное своеобразие будет отливаться в отличающиеся социально-политические и экономические принципы существования государств, взявших себе в основание ту или иную этическую систему. Сказав о принципиальной взаимосвязи между целями и ценностями, подчеркнем, что наличие целей есть абсолютный императив существования народа с собственными, а не чужими ценностями. Именно эта мысль выведена в заголовок статьи, воспроизводящий фразу Виктора Гюго.
Определить основания для социокультурного единства на евразийском пространстве – значит выявить и сформулировать российские цели и соответственно ценности, а потом искать близких по целям и ценностям возможных партнеров для единения, союзничества или временного стратегического альянса. Важно то, что следует сперва осознать собственные цели и ценности в максимально возможной полноте и лишь потом подбирать подходящих союзников, а не устремляться за кем-то, у кого может быть обнаружена похожая на нашу цель или ценность. Сходство в таком случае рискует оказаться поверхностным и чреватым не просто потерей времени и эффективности сотрудничества, но и гибелью.
Выявление и обоснование «полного перечня» целей и ценностей, отвечающих стратегическим интересам России, – задача, остающаяся нерешенной. В рамках настоящей публицистической статьи хочется указать лишь на некоторые аспекты, которые следует учитывать, исследуя обозначенную проблему.
Отличием русского народа, его менталитета является устойчивая тяга к целостному осмыслению мира, собственного существования и предназначения. Важно осознать это как свойство менталитета народа, а не просто как наличие размышлений на эту тему у его отдельных представителей – философов, ученых. Такие отдельные представители встречаются у всех народов. Русские (не в этническом, а в расширительном смысле) обладают этим как коллективным качеством. Видимо, именно это имеют в виду, когда говорят о «мессианстве» русских, об их «всечеловечности», «имперскости», склонности к коллективизму, соборности. Целостность мировосприятия означает помещение самого себя в центр бесконечного мира, ощущение организменности бытия и взаимосвязанности всех со всеми. Обладающий таким мироощущением народ никогда не спросит: «Частью чего я являюсь?» – как могла бы спросить отрубленная от тела рука или нога. Он спросит: «Как устроен мой мир, кто в нем есть еще, как мы связаны?» Народы, лишенные подобного мироощущения, всегда будут стремиться к тому или иному «центру силы»: например, к «евроинтеграции», членству в НАТО или чему-то подобному. Народ, обладающий целостным мышлением, будет сам создавать «центр силы». При этом каждый гражданин остается сам по себе личностью и пребывает в своей сфере деятельности, то есть наша целостность мозаична и чувствительна к нарушению гармонии. Как только роль и место индивидуализма в обществе «зашкаливает», разрушает целостность – обеспечивая, быть может, при этом некую локальную «эффективность», как это началось с двумя за столетие заходами на развитие капитализма в России, – возникает социальный протест. Целое ощущается более ценным, нежели «эффективность» индивидуума или даже некоего проекта. То ли это свойство обеспечило способность русского народа жить в устойчивом симбиозе с другими народами, то ли длительный процесс научения жизни в тесном взаимопереплетении породил это свойство, но факт налицо. Многонациональная, многоконфессиональная и – добавим – обязательно политически и ценностно плюралистичная общественная среда повторяется из века в век, примеряя на себя различные политико-экономические системы. Важный вывод состоит в том, что по-другому, в статусе мононациональном, монорелигиозном, политически единообразном и т.д., народ русский существовать не может и не хочет. Не должен хотеть!
Самоидентификация (и внешняя идентификация) русского народа должна опираться не на один лишь этногенетический компонент, как у многих других народов. И не на один лишь религиозный компонент, что пытались ранее и пробуют сейчас сделать некоторые ревнители судьбы русских: «Быть русским – значит быть православным». Мало того, что у нас есть мусульмане и приверженцы многих иных религий, – огромная масса русских, и прежде, и сейчас живущих и творящих вне конфессиональной, православной среды, считающих себя неверующими, – тоже, несомненно, русские. Многие в связи с этим предлагают использовать слово «россияне» вместо «русские»: войдет ли это в плоть живого языка, приживется ли это словоупотребление, не нанося никому обид и ожесточений, – время покажет. Идентификатор русских лежит в сфере культуры, социальной психологии, в системе неких опорных, базовых ценностей и смыслов. Их надо искать, выявлять, формулировать, обсуждать, осмыслять – не останавливаясь ни на один день: это вечный динамический процесс саморефлексии. И в этом еще одно отличие русских: мы все время саморефлексируем. Нам это необходимо, без этого мы превратимся в нечто иное. Но нас не надо вгонять в простые статичные рамки – пусть даже и кажущиеся привлекательными – «тяга к коллективизму», «…к справедливости», «…к духовности», «…к нестяжательству» и проч. В нас есть всё это и всё иное. Мы – народ, содержащий в себе и индивидуализм, и коллективизм, и рациональное, и метафизическое: «Нам внятно всё: и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Мы во все времена могли и Богу молиться, и отрицать Его, и изобретать, и сочинять, и воевать, и разрушать, и строить… Мы – народ-система, целостный народ, «многофункциональный». Формировать «евразийский народ» или попросту быть им – наш естественный путь, имевший в прошлом немало достижений, в том числе в форме «советского народа». Нужно при этом вдумчиво сравнивать себя с другими народами, реализующими свое предназначение в форме национального государства, или в форме международной финансовой корпорации, или в форме военно-политической транснациональной системы и пр. Они живут так, мы – иначе. Мы – другие, у нас своя форма и своя суть. Нужно, однако, хорошо знать повадки всех живущих в «мировых джунглях» и выработать адекватную линию поведения в конкурентном естественном отборе. Важнейшим из вопросов самопознания народа является вопрос о его этической системе и ее корнях. Распространенный, но упрощенный до степени, близкой к ошибочности, взгляд на этику нашего народа отождествляет ее с христианской. Несомненно, христианство, а именно – православие, есть одна из самых важных, древних и устойчивых плит в основании национальной этической системы, но есть в ней и ислам, и светский гуманизм. Сегодня мы, к сожалению, больше думаем, говорим и проецируем в политическую жизнь существующие между этими «плитами» напряжения и различия, уделяя критически мало внимания той несомненной общности, которая только и может обеспечить национальное единство и целостность государства. Задача состоит в том, чтобы от этих корней произрастало общее могучее древо, а не несколько отдельно стоящих деревьев. Интеллектуальный и духовный сепаратизм опаснее своего следствия – политического сепаратизма.
Глубинные, находящиеся на уровне общественного подсознания нравственные оценки социальных явлений преобразуются в такие категории, как совесть и справедливость. Народное самосознание все явления оценивает с позиций: «по совести» – или нет, «по правде» – или нет. В этом важная отличительная особенность нашего многоликого народа. На пропагандистский обман и подкуп, на волю собственных низменных страстей отдается лишь небольшая часть народа. В массе своей, в своем «коллективном бессознательном» народ десятилетиями помнит несправедливость. И эта память, как рана на коллективной совести, болит и дает о себе знать до тех пор, пока не наступит утешение.
Фундаментально важным примером и источником наших эмоциональных и рациональных представлений о справедливости и их сложной динамике может быть вопрос о собственности. Собственностью можно овладевать как «по справедливости», так и иначе. Когда в 1917-м и в последующие годы осуществлялся отъем собственности под лозунгом «экспроприация экспроприаторов», с точки зрения многих людей это ощущалось и осознавалось как справедливое деяние, с точки зрения других – как преступление. В отношении, скажем, собственности на землю большинство населения считало естественным и справедливым, чтобы земля была «общей», также воспринимался как справедливый принцип, что «земля должна принадлежать тому, кто на ней трудится». Те, у которых собственность отнимали, с этими доводами не соглашались, в том числе и потому, что они свою собственность приобрели не в результате грабежа, а по наследству или на честно заработанные деньги. Нельзя забыть и формы, в которых осуществлялся передел собственности, – беззакония, убийства, изгнания… Время и пропаганда притупляли боль народа. Притупляли и обиду тех, которые собственности лишились, и совесть тех, которые совершали неправедные деяния. Основным утешителем было то, что новая, доселе неизвестная человечеству форма собственности – «общенародная» – несла в себе ядро справедливости. Не сделали, однако, важного шага по пути к утешению: не была дана нравственная оценка свершившегося, которая исходила бы не от «победителей» или «побежденных», не от «красных» или «белых», а от народа, преодолевшего этот раскол и осознавшего как общую трагедию, так и общие высокие цели. Но этого не произошло. Условно «красные» сгинули без покаяния. История не дала им этого шанса. А вместо примирения некогда экспроприированную, но затем «очищенную» в горниле «общенародного» существования собственность захватили и присвоили себе люди, не отягощенные вообще никакой моралью, но охваченные дьявольской алчностью. В мировую историю это вошло под названиями «перестройка» и «приватизация». Так, вместо исцеления и утешения на одну нравственную рану народа наложилась другая. И не будет исцеления и развития страны, покуда эта черная дыра нашей общей совести не окажется устраненной. И если «пересмотра приватизации не будет» – хотя бы нравственного, – не будет вообще ничего хорошего, страна будет корчиться в муках, все проекты не будут получаться, все благие помыслы станут оборачиваться или фарсом, или трагедией. Считая именно этот вопрос ключевым, выскажемся, однако, и в связи с другими частными вопросами, которые должны стоять в плане работ по спасению и развитию России, в том числе и в связи с формированием целостного «евразийского пространства».
На теоретическом уровне необходим существенный прорыв в научном познании того, что происходило в последние десятилетия в стране и в мире. Необходима и выработка научно-обоснованного виˆдения, плана жизнеустройства России в будущем. Мы пришли к тому состоянию наших знаний об обществе и человеке, когда необходимость уточнения старых понятий и разработка новых жизненно важна. Так, самая сильная во всей мировой истории политическая партия – КПСС – исчезла, почти мгновенно вновь превратилась в марксов «призрак коммунизма», в том числе и потому, что продолжала безотчетно цепляться за омертвевшие слова. К несчастью, мы, наш «политический класс» по-прежнему оперируем понятиями, содержание которых уже не отвечает изменившемуся миру. Среди них такие употребительные термины, как «рынок», «демократия», «социализм», «капитализм», «права человека», «свобода», «справедливость», «гражданское общество», «экономика», «гуманизм», «успех», «экономический рост», «инвестиции» и многие другие. Расплывчатость и многосмысленность этих понятий приводят к дезориентации общества, внимающего словам политических агитаторов и авантюристов. Сформирована самая настоящая мутная вода общественного сознания, лишившегося языка описания реального мира. Другим важным элементом теоретического базиса построения моделей развития является отсутствующая у нас система научных и научно-практических исследований проблемы стратегии существования страны. Подчеркнем, что отсутствуют не отдельные исследования или так называемые «экспертно-аналитические центры», а система научных исследований, интегрированная в единое целое со всей мировой наукой – как это давно и естественно имеет место в физике, химии, математике, технических науках. Строгое целенаправленное научное исследование, соотнесенное со всей системой научных знаний, находящееся с ней в режиме непрерывного взаимообмена, нельзя заменить публицистикой, политическими лозунгами, призывами и «экспертными оценками», сколь бы эрудированным ни был предлагающий их конкретный специалист. Политика должна опираться на науку, а не наука на политику. У нас же происходит именно так: научные силы работают на те или иные политические партии, пытаясь интеллектуально обслужить уже имеющиеся политические лозунги и стратегии. В результате в стране отсутствует научный дискурс по важнейшим проблемам бытия, поскольку «левые» не хотят дискутировать с «правыми» и наоборот. И не то что дискутировать, они даже печататься под одной обложкой друг с другом не желают. Но если нет научной дискуссии, то нет и научных результатов. Самое печальное состоит еще и в том, что те, которые должны быть заказчиками полноценных научных результатов, те, которые должны любой ценой заполучить научно обоснованную, выверенную и победоносную стратегию развития страны, не только не требуют и не обеспечивают непрерывной дискуссии для выявления наиболее достоверных результатов, а проводят наихудшую из всех возможных политик. Они действуют по принципу «разделяй и властвуй». Понятно, что речь здесь идет о высших органах власти. «Немножко поддержим “левых”, немножко поддержим “правых”, но дискуссия между ними нам не нужна. Нам нужно, чтобы они там булькали, но не бурлили», – видимо, подобным образом рассуждают те, которые должны были бы рассуждать иначе. Так повелось с самых первых лет перестройки, когда никакой дискуссии между экономистами не было: «Альтернативы рынку нет» – этот в высшей степени антинаучный лозунг заменил всё. К СМИ и во власть допускались только по принципу «преданности идеалам перестройки». А тех, которые пытались хоть что-то обсудить или отстаивали другую точку зрения, объявляли «недобитыми коммуняками», «совками» и вытесняли на информационную периферию. В результате от одной неполноценной среды научных общественно-политических исследований, лишенной дискуссий и исследовательской свободы в советский период, мы мгновенно перешли к другой уродливой среде, радостно переключившейся на лакейское обслуживание новых политических лозунгов. Изменить подобное положение сможет лишь властная элита, если поймет, что ей нужен полноценный научный анализ, а не поддержка «либеральной», или «консервативной», или какой-либо еще заранее верной доктрины.
На уровне практических действий и политики самым главным был и остается вопрос о власти, о властной элите. И как прежде, так и ныне, есть два способа решения этого вопроса – захват власти или ее перерождение. Чтобы всерьез рассматривать вопрос о захвате власти с целью последующего надлежащего развития России, необходимо иметь организованную политическую силу, владеющую правильным виˆдением ситуации и стратегических целей страны, обладающую необходимыми для этого ресурсами. Такой политической силы сейчас в стране нет, можно говорить лишь о наличии некоторых зародышей, а также о теоретической возможности выращивания этой силы, ее идейно-теоретического и организационного оформления. Обсуждение этой темы выходит за рамки статьи.
В русле статьи остается второй способ: влияние на действующую власть с целью изменения ее курса. Надежда на возможность такого развития событий основана на наличии в стране интеллектуальной среды, потенциально способной к разработке стратегии развития. До сих пор эта среда находилась в свободном плавании, власть не опиралась на ее возможности, рассматривая ее или как враждебную, или как оппозиционную, с которой можно и не считаться. Если проблемы власти, состоящие в первую очередь в том, чтобы оставаться именно властью, повлияют на ее маневрирование так, что иная интеллектуальная среда будет призвана к выработке стратегии, возникнет надежда на перемену курса в надлежащем направлении. По-видимому и к сожалению, только экзистенциальный выбор способен существенно повлиять на действия власти и пробудить в ней имеющиеся, но доселе дремлющие чувства любви к Родине и составляющему ее народу, равно как и чувство стыда перед народом за все, что она натворила. Завершая статью, вернемся к теме «евроазиатских альянсов». Прежде всего скажем, что дилемма «на Восток идти или на Запад» – ложная: никуда идти не надо, надо найти путь к себе, к России как центру и источнику исторического синтеза и точке последующего роста и развития человеческой цивилизации.
При этом единственной формой, оболочкой, обеспечивающей защиту и дальнейшее развитие нашего ценностного ядра, является государство – Россия. То, что это именно так, не нуждается в доказательстве после разрушения СССР и почти мгновенно последовавшей за этим сущностной трансформации жизни всех его бывших граждан, включая метафизику и базовые смыслы их бытия. Ясно также, что оболочка, форма разрушается и гибнет в результате и под воздействием изменившегося наполнения, сути, содержания. Поэтому сохранение и сбережение России есть не просто формальное сохранение государственности и всех ее признаков, но постоянная забота и конкретные действия по взращиванию содержания, смысла и целей ее существования, разделяемых большинством.
Говоря, в частности, о взаимодействии России и Европы – Евразийского и Европейского союзов, – отметим, что наш Евразийский союз пытается набирать силу и укрепляться, а их Европейский союз потрескивает под натиском очевидных противоречий и, возможно, пока не обладает необходимым метафизическим посылом к самостоятельной мировой роли. Тем не менее отдельные страны Европы в правильно выстроенных альянсах могут такой посыл в себе ощутить. Россия должна и может упорно налаживать и углублять прямые связи с отдельными членами ЕС. При этом надлежит апеллировать к их не всюду утраченному духу европейскости, отдавать дань за благотворное влияние европейской культуры на русскую, опираться на христианскую общность, пробуждать имперскую волю у тех народов, в которых она еще не угасла, предлагать совместные экономические проекты. Россия как более сильная, более страстная, более опытная и умелая должна первой делать подобные шаги, тем самым терпеливо, тактично, ненавязчиво и незаметно для них самих помогая европейским партнерам преодолевать страхи, отчуждения, предрассудки и отсутствие позитивного мистического опыта. Европа в глубине души давно хочет вновь быть Европой, а не суммой оккупационных зон. Многие страны и народы Европы воспряли бы духом и вернулись к самим себе, освобождаясь от американского диктата, но им нужна для этого смелость и поддержка извне. Россия может внести свой – возможно, решающий – вклад в этот уже идущий процесс.
На важные, как минимум – размышления, а как максимум – предварительные выводы, наводят результаты математического моделирования взаимодействия стран и народов Европы. В частности, модель эволюции мелких княжеств в крупные государства с последующей их экспансией. Это направление исследований получило название клиодинамика. К рассматриваемому вопросу имеет отношение учет факторов, способствующих или препятствующих объединению, слиянию и укрупнению сферы влияния народов. Наряду с очевидными природными факторами, разъединяющими народы (горами, морями и т.п.), существуют параметры, лежащие в ментальной сфере. Это различия языков, религий и иных свойств, называемых в целом информационными параметрами. Выявлена, в частности, степень влияния такого фактора, как система распознавания «свой–чужой», явно или неявно существующая внутри близких народов. Так, например, опознавание одних немцев другими как «чужих» (пруссаки и баварцы, католики и протестанты и т.п.) длительное время препятствовало объединению Германии. Когда этот фактор был преодолен – единство языка оказалось сильнее факторов различий, – Германия стала стремительно расширяться и вскоре перешла к экспансии, захватывая и поглощая другие страны и народы. Напомню, что речь идет не о фактах истории, а о математической модели, довольно точно описывающей происходившее в действительности. Когда экспансия модельной Германии достигла Москвы, в модели поведения СССР был увеличен параметр, описывающий степень ненависти к захватчикам, и параметр сплоченности советского народа. Модельная динамика немедленно отразила это, и линия фронта покатилась вспять… Эта модель, играя, казалось бы, скорее иллюстративную роль, тем не менее подтверждает исключительное воздействие нематериальных информационных параметров на поведение народов. Царящая сейчас в нашем обществе идеология отказа от идеологии, выдаваемая за плюрализм мнений и постмодернистское равенство ценностей, не является тем накаленным источником противоречий, которые порождают новые идеи, пути развития. Такая «негативная идеология» лишь ослабляют социум, снижая до опасного уровня параметр внутренней солидарности. И последнее – в этой статье, но не в теме, далеко не исчерпанной. Россия не станет ни новым «центром силы», ни «полюсом», если не выиграет в противоборстве «мягких сил». Если в сфере политики и экономики Россия мелкими, неуверенными шажками, но отвоевывает хоть некоторые нужные ей позиции, то в области пропаганды Россия – информационно оккупированная территория. Повестка дня всем СМИ задается извне, и в этом смертельная опасность. Россия обязана сформировать информационно-аналитический центр глобальной значимости, способный ежедневно формулировать собственную повестку дня, выдавать свою новостную ленту, производить интеллектуальный и эмоциональный отклики. Необходим не только информационно-аналитический, но и контрпропагандистский центр, без которого успешный интеграционный процесс невозможен. Борьба за его создание – а эта именно борьба! – должна, увы, вестись не с внешним врагом, а с внутренней, но работающей против интересов страны информационной машиной, авангард и основная ударная мощь которой состоит из телевизионных каналов свободного доступа. Основные эфирные каналы должны работать только на стратегические интересы государства, в чьей бы собственности они ни находились. Сегодня они работают против будущего России, и это не чья-то вражеская вылазка, а пропагандистская (стало быть, и стратегическая) концепция государства. Сегодня это – критически слабое место политики президента. Мы угнетены и порабощены не столько экономически, сколько ментально. Вот от чего надо освобождаться. Базисом сопротивления и единения должно стать в том числе и само осознание этого угнетения.
Сегодня Россия снова должна творить саму себя – новую, прежде невиданную. Она не должна становиться тем или иным повтором своих прошлых или чужих нынешних форм и образов. Нужна позитивная цель, упорядочивающая ценности. Хотя одного этого – недостаточно. Вот еще недавно была прекрасная, ясная цель – коммунизм. Она реально формировала и выстраивала определенную систему ценностей, форму и суть общественного устройства. Результат, однако, плачевный. Потому что цель не автоматически выстраивает систему ценностей, а посредством людей. А люди несовершенны, им свойственно ошибаться, ненавидеть друг друга, убивать… И здесь на помощь должны прийти… ценности, нравственные ценности. То есть взаимодействие и взаимовлияние целей и ценностей сложно, диалектично, подчинено нелинейным обратным связям: нет ценностей без целей, но и цели недостижимы без ценностей. Первая задача дня сегодняшнего – вырваться из интеллектуальных пут, удерживающих страну в гибельной трясине, на простор собственного творчества. Конечно, создание нового требует и таланта, и воли, и терпения, и любви. Этих качеств у тех, которые в России находятся у власти последние 20 лет, нет и не было. К власти и в околовластные «стратегические центры» пришли бездарные малообразованные подражатели-копиисты. Их влияние на стратегию и сегодня является определяющим и, как прежде, пагубным. Примитивное «как на Западе» до сих пор исчерпывает все содержание их взглядов. Есть, однако, и другой образ национального лидерства: быть сильным, оставаясь самими собой, не поступаясь тем, что осознано как предназначение народа и государства, им созданного. Это путь героев и титанов. Но их надо выращивать самим: они не выйдут «чредой из волн», не прилетят из космоса, не приедут из-за границы, не сойдут с горы после встречи с Творцом. Нужно огромное мужество, чтобы принять как руководство к действию убеждение: путь героев, способных к созиданию новой России и сберегающих при этом ее сокровенное, – путь единственный. Нужны былинная сила, смелость и доброта, потому что не «богом быть трудно» – трудно быть знающим дело делателем, созидающим новое и благое, опирающимся при этом на бескорыстную любовь к стране и ее народам. Часто люди повторяют: «Все по воле Божьей», – успокаивая себя в трудные минуты. На самом же деле вовсе не все происходит по воле Божьей! Бог неслучайно наделил человека свободой воли и возложил на него ответственность за свои дела и поступки, и не надо перекладывать эту ответственность на Господа Бога. Воля и сила даны человеку во благо, чтобы он созидал и строил счастливую жизнь. Но часто бывает и иначе – люди творят зло, а не добро. Так по своей воле отнимали жизни своих сограждан и их собственность, называя это экспроприаций и борьбой с эксплуататорами. Через некоторое время снова по своей воле отнимали собственность и обрекали на вымирание миллионы людей, называя это «приватизацией» и «борьбой за демократию». Сейчас такой тип морально опустошенных людей, воспроизводящийся в обществе с удручающей регулярностью, снова готовится к очередному этапу «приватизации», затушевывая истинные цели и скрывая трагические результаты своих прежних действий. Важная задача – вовремя распознать последствия и рассказать об этом, одновременно предлагая иные пути и цели. Поэтому сегодня самое главное – иметь эмоционально окрашенный образ результатов деятельности общества в целом и каждого в отдельности. Если общей цели у нас нет или у всех они разные – нет ни силы развития, ни умений, ни движения вперед, образуется лишь хаотическое блуждание толпы под влиянием любых факторов. Чтобы обеспечить развитие общества, а не его деградацию, чтобы строить счастливую жизнь, надо иметь соответствующую ясную цель. Причем эта цель и этот образ должны быть программой глобального масштаба, должны являться фундаментально новой парадигмой жизнеустройства, предложенной всему миру в качестве возможной альтернативы, которую следует реализовать, формируя один из «полюсов» многополярного мира. Вернуться назад |