“Интеллектуалы и власть” — тема, недвусмысленно отсылающая к проблематике, обозначенной Фуко и имеющая прямое отношение к тому социокультурному контексту, в котором впечатлившаяся крахом просвещенческих идеалов постмодернистская мысль вынуждена была поставить вопрос о собственном статусе. Речь идет о проблеме, если так можно выразиться, социального (или публичного) смысла философии и политического (в античном понимании как относящегося к “общему делу”) долга интеллектуала. После всех потрясений европейской культуры в ХХ веке тоталитарный тип власти вдруг оказался увязан с метафизическим типом мышления – нужно ли говорить о том, с каким подозрением Постмодерн относится теперь к претензии мысли на то, что она внимает трансцендентному Зову или Голосу бытия! Поэтому долг интеллектуала, как о нем говорят постмодернисты, это не послушное служение бытию, а радикальная критика. Не совпадать с собой (“вырвать субъекта у него же самого”) и не давать этого делать другим (в том числе и социальным институтам), быть всегда в оппозиции – в том числе и к самому себе – это другая сторона призыва Фуко “мыслить иначе”. Поэтому за тем, что, как правило, называют “левачеством”, скрывается не интеллектуальное хулиганство, а вполне просвещенческий принцип автономии, существенно подкорректированный самим трагическим провалом идей Просвещения в истории ХХ века.

Однако адресованный интеллектуалу императив занять критическую позицию в отношении властных структур также нуждается в обосновании. Это обоснование французская мысль находит, обращаясь, по крайней мере, к двум эпизодам из области истории: античной пайдейе и средневековому университету. Причем первый эпизод связан с формированием того культурного пространства, в котором оказывается возможен опыт самовластного управления собой (“техники себя”, “забота о себе”); второй же эпизод имеет отношение к появлению интеллектуала как особой профессии.