Миллионы жизней положили Россия и СССР за обладание крохотными клочками земли— Галицией, Прибалтикой, Крымом, Бессарабией, Южной Арменией, — чтобы в конце концов их бездарно потерять. При этом территории совокупной площадью в половину Российской империи и со стратегическим значением вдесятеро важнее босфорских проливов царский двор и генсеки добровольно отдавали англичанам, французам, немцам, американцам и прочим «друзьям». Аляска, Калифорния, Гавайи, Мадагаскар, Таиланд, Суматра, Новая Гвинея, Эфиопия, Ионические острова и даже Тобаго — эти и другие земли и сегодня могли бы быть нашими, но так ими и не стали. В чем же причина отказа России от заморских территорий — в слабости нашей внешней политики, предательстве правящей верхушки, отсутствии сил и средств на их удержание, боязни создания «альтернативной России» или сознательном отказе государства от экспансионистской политики?

За каланами
Самыми знаменитыми российскими заморскими территориями остаются Аляска и Калифорния. Хотя бы по накалу страстей, сопровождавших 100-летнюю жизнь колонии на американском континенте. Главной причиной отказа от Аляски и Калифорнии царское правительство официально называло фи­зическую невозможность их колонизации. Так, в середине XIX века русское население Америки составляло... 800 человек. Для сравнения: за те же 100 лет (с середины XVIII века) число американских и английских колонистов на западе современных США и Канады увеличилось до 3 миллионов.
Но самое интересное, что Россия и не пыталась освоить Аляску и Калифорнию, рассматривая их лишь как источник коммерческой наживы. Строго говоря, эти территории никогда и не входили в состав Российской империи, а являлись частной лавочкой «акционерного общества». Еще в 1798 году купцы Шелихов, Голиков и Мыльников основали Русско-Американскую компанию (РАК), на которую и были переписаны права на эти земли. РАК получила от Павла I монопольные пра­ва на пушной промысел, торговлю и открытие новых земель в северо-восточной части Тихого океана. Капитал компании был разделен на 724 акции по 1000 рублей каждая. Владельцем самого крупного пакета (370 акций) был Шелихов. В 1801 году акционерами компании стали Александр I и великие князья — им купцы за счет уменьшения своей доли бесплатно выделили по 20 акций. РАК заимела кроме «крыши» и другие атрибуты псевдогосударственности — кожаные деньги под названием «марки» и свой флаг.
До 1820-х годов РАК показывала сумасшедшую доходность. В 1811 году завхоз компании Баранов хвастался, что прибыль только от продажи шкур каланов составила 4,5 млн рублей —сумасшедшие по тем временам деньги. В донесении мажоритарному акционеру РАК Александру I завхоз писал, что за три года соотношение доходов и расходов компании увеличилось с 7:1 до 11:1. Этому росту прибыли способствовал сумасшедший спрос на шкурки каланов: их стоимость с 1790-х до 1820-х годов выросла втрое — со 100 до 300 рублей за штуку (на эти деньги можно было купить 20 соболей). Дошло до того, что чиновники в Москве и Петербурге отказывались брать взятки деньгами, а требовали только калана.
Каланы и сгубили РАК, а с ней и колонизацию Аляски и Калифорнии. История повторяется в России с завидной периодичностью: видя сверхприбыльность частной компании, госчиновники решили взять ее финансовые потоки под свой контроль. После смерти завхоза Баранова в 1818 году к руководству РАК пришли военно-морские офицеры. А в 1821 году в устав акционерного общества вообще было внесено положение, что отныне руководителями Русско-Американской компании должны быть только силовики. Первым их решением стало установление годового оклада офицеров-бизнесменов в 1500 рублей (в действующей армии получали в 10 раз меньше). Вторым — усиление эксплуатации коренных народов Аляски. Закупочная цена калана снизилась с 10 рублей до 5, а песца — с 1 рубля до 50 копеек. Это инициатива привела, во-первых, к почти полному истреблению каланов к 1840-м годам, во-вторых, к бунтам алеутов и прочих северных народов: зверя всего перебили, цена на водку выросла в два раза, плюс ко всему офицеры взяли моду захватывать среди аборигенов наложниц.
Особенно тяжелые отношения сложились у силовиков с двумя народностями Аляски — тлинкитами и хайда. Доходило до того, что бизнесмены из пушек с военных кораблей обстреливали все индейские поселения на берегу океана или рек. Либо нанимались эскимосы, верные русским поселенцам до самых последних дней пребывания колонии на Аляске, которые сжигали дома конкурирующих племен.
В конце концов прибыли РАК под руководством силовиков упали до минимума. В середине 1840-х годов компания попыталась зарабатывать на новых для себя видах бизнеса — добыче угля, китобойном промысле, даже на экспорте льда в Сан-Франциско. Однако производственная сфера в отличие от спекуляции требовала определенных знаний, а потому этот бизнес у компании не заладился.
Дошло до того, что РАК перевели на госдотации — 200 тыс. рублей в год, а также беспроцентные займы из казны. Например, при продаже Аляски США казна простила долг РАК в размере 725 тыс. рублей. Министр финансов России Рейтерн в 1866 году так обосновывал расставание с этой территорией акционерного общества «Русско-Американская компания»:
1) Компания (РАК) не достигла ни обрусения местного населения, ни прочного водворения русского населения;
2) РАК не способствовала развитию нашего торгового мореплавания;
3) РАК не приносит существенной выгоды акционерам и существует только благодаря значительной финансовой поддержке правительства.
При этом американцев еще пришлось долго уговаривать купить русскую колонию. Конгресс и сенат были против приобретения Аляски — у них хватало хлопот и со своими индейцами, а казна США после окончания гражданской войны была пуста. Энтузиастом покупки был только государственный секретарь Уильям Сьюард, в итоге поехавший в Европу за кредитами на Аляску (как известно, она обошлась американцам в 7,2 млн долларов). Сама эта покупка до открытия там золотых месторождений (а еще позднее и нефтяных) была крайне непопулярна среди американского народа, и в местных газетах ее тогда называли сьюардовской глупостью.
Надо отдать должное и русскому посланнику в Вашингтоне Стеклю, который провел среди американцев хорошую PR-кампанию. Например, взятки за создание «благоприятного информационного фона» были таковы: 30 тыс. долларов — владельцу вашингтонской газеты «Дейли морнинг кроникл»; 1 тыс. — редактору газеты «Алта Калифорния»; 10 тыс. — владельцу телеграфной компании «Вестерн юнион»  73 тыс. долларов составили взятки десяти членам конгресса. Сам Стекль за успешно проведенную операцию получил от Александра II 22 тыс. рублей и орден Большого орла.
Похожие мотивы заставили отказаться и от Калифорнии. К 1820-м годам колонистами тут был выбит почти весь морской котик, а на других дарах природы поселенцы так и не научились зарабатывать. Еще какое-то время калифорнийский Форт-Росс успешно занимался спекуляциями: менял аляскинские меха на китайский чай, контролируя в благоприятные годы 40% всего экспорта чая в Россию. Но когда иссяк аляскинский зверь, и от этой деятельности пришлось отказаться. Правда, Калифорния была продана вообще за 30 тыс. долларов, хотя и вложения в нее были минимальны. Например, Форт-Росс в свое время был приобретен у местных индейцев за «три одеяла, три мотыги, два топора, бусы и другие мелочи».

Не наш Тихий океан
У России была возможность закрепиться на Гавайях и других тихоокеанских островах. В самом начале 1800-х туда проник аляскинский завхоз Баранов. Острова поразили его изобилием продуктов и соли, и он наладил их экспорт оттуда в подконтрольные России территории, в том числе на Камчатку и на Амур. Так бы дело и ограничилось обменом еды на меха, но вот удача — в то время местные гавайские князьки затеяли междоусобную войну. Как настоящий европейский колонизатор Баранов воспользовался ситуацией и предложил одному из князьков не только меха, но и покровительство. В мае 1816 года один из местных царьков, Томари, официально принял русское подданство. В финансовом отношении приобретение обошлось РАК в сущие копейки: две шубы для князька и его жены, зеркало и пищаль. К 1821 году на Гавайях были выстроены наши форты, вооруженные пушками. С помощью российского оружия Томари победил своих соперников, и к 1822 году все Гавайи были русскими. К этому же времени русскими стали и Маршалловы острова.
В 1825 году был составлен первый русско-гавайский словарь. На Аляску шли корабли, груженные гавайской солью, сандаловым деревом, тропическими плодами, кофе, сахаром. Соль русские добывали близ Гонолулу, из высохшего озера в кратере старого вулкана. Дети местных вождей учились в Санкт-Петербурге, изучали не только русский язык, но и точные науки. Богател и король Томари (его к тому времени из князей произвели в короли). Но вот незадача: царский двор внезапно принял решение отказаться от столь ценных в экономическом, а главное, стратегическом плане территорий.
Одной из основных причин столь поспешного отказа от Гавайских и Маршалловых островов послужило восстание декабристов. Первым в Русско-Американскую компанию «как силовик» проник Рылеев. Более того, он стал руководителем канцелярии РАК в Петербурге. Кроме оклада в 10 тыс. рублей ему положили и статус мажоритарного акционера, вручив 10 акций компании. Консультантом туда же устроился Батеньков. Помечтать о создании «новой России» в Америке приходили в канцелярию по вечерам и другие декабристы. Рылеев и Ко даже написали мини-наставление руководителю РАК Гагемейстеру, в котором рекомендовали ему заботиться об образовании туземцев, их крещении, искоренении мужеложства, а под конец посоветовали завести театр. Еще одной их идеей было переселение поморов из Архангельской губернии на берега и острова Тихого океана — как людей, наилучшим образом подходящих на роль первопроходцев и колонизаторов.
Позднее о петербургской канцелярии очень кратко, но емко высказался Николай I: «То-то хороша собралась у вас там компания». После подавления декабристского восстания и обнаружения измены среди аляскинских «силовиков» царское правительство стало рас­сматривать любые потенциальные заморские территории под этим углом — возможно или нет создание там альтернативной России без мужеложства, со школами и театрами.

По вине дипломатов
Российскими могли стать острова Ява и Суматра. Первый и последний штатный консул России в Индонезии Михаил Бакунин в течение пяти лет (1895—1899) не раз вносил предложения об установлении непосредственных торговых связей между Россией и островным государством. А также ин­формировал Петербург о возможности совместной с голландцами колонизации Явы и Суматры (голландцы таким образом хотели завести союзника в борьбе против англичан в этом регионе). Он предлагал сделать здесь морскую базу, которая контролировала бы подступы к русскому Дальнему Востоку. Николай II отвечал Бакунину: «Дружба с Англией для меня важнее, чем эти дикие места». Как оказалось позднее, отсутствие такой базы было одной из причин поражения нашего флота при Цусиме, а англичане в войне с японцами никакой дружбы к России проявлять не стали.
Здравницей России, которой он стал сегодня, мог бы уже больше 100 лет назад быть Таиланд. Король Рама V в 1880 году заявил о своем желании заключить дружественный со­юз с Россией. К этому его подталкивала ускоренная ко­ло­низация англичанами и французами соседних территорий. Те же французы недвусмысленно давали понять Раме V, что пора бы и ему принять меч цивилизации. Поначалу Россия с живостью откликнулась на предложение короля Сиама. В 1888 году композитор Шуровский пишет музыку для гимна Сиама, в местные порты заходят русские военные корабли, сиамская молодежь из правящего клана направляется на учебу в военные училища Петербурга. В 1897 году в столицу России прибывает король Чулалонгкорн. Он везет секретный план вхождения Сиама в состав России в качестве доминиона. Романовы по­казывают сиамцу блистательный русский мир — театры, скачки, балет ««Коппелию» с Матильдой Кшесинской, в которую Чулалонгкорн влюбляется.
Пораженный приемом, он уезжает обратно в Сиам. А через три месяца присылает Николаю II шифрованное письмо с отказом от вхождения в состав России. Позднее, уже в 1920-х годах, Бьюкенен, посол Англии в России с 1911 года, признается в мемуарах, что это британцы ловко разрушили уже почти подписанный договор. Сыграв на восточной подозрительности к белым, англичане внушили королю Сиама, что весь клан и его в том числе тотчас же сошлют в Сибирь, а Таиланд станет не доминионом, а российской колонией.
Дипломатическая слабость — еще одна причина неудач России в деле приобретения заморских территорий. Наиболее наглядно это отразилось в так называемом «деле о Тобаго».
Еще в 1652 году курляндский герцог Яков завладел островом Тобаго у берегов Южной Америки. В течение 30 лет сюда переселились 400 курляндцев, а также были закуплены в Африке чуть более 900 негров-рабов. А годом раньше у местного князька были приобретены острова в устье реки Гамбии в Западной Африке (сейчас это островное государство Сан-Томе и Принсипи). Однако в 1661 году эти территории в двух полушариях перешли в пользование Англии: курляндский герцог фактически внес их как залог за кредиты.
Спустя 80 лет Курляндия вошла в состав Российской империи, а вместе с ней мы приобрели и тот самый долг англичанам. Екатерина II до 1795 года пыталась отсудить у британцев эти два острова. Но не вышло.

Остров Буян
Всем известно, что образ далекого неведомого острова (Ultima Thule) — универсальный компонент любого развитого национального мировоззрения. Образ этот может варьироваться от полного концептуального антипода родной страны, где все обязательно не так, по-другому, до ее, наоборот, тайного удаленного двойника — области побега, страны духовных исканий. Русская Ultima Thule первоначально — остров Буян, Беловодье, днепровский остров Хортица в Запорожье. С начала XVIII века это Мадагаскар.
Россияне предприняли две мощные попытки геополитического осмысления образа Великого острова. Петр I первым заболел идеей взять Мадагаскар под российское покровительство. Поводом стала просьба о монаршей поддержке со стороны пирата Каспара Моргана, объявившего себя королем острова. По свидетельству современников, «экспедиция готовилась в такой спешке, словно от этого зависела судьба государства».
В 1721 году при дворе Петра I появился шведский адмирал Даниэль Вильстер. Кроме того, что он выразил желание поступить на царскую службу, адмирал представил царю проект сверхсекретной экспедиции на Мадагаскар. Проект царю понравился, и началась подготовка к его реализации, к выходу в море готовились фрегаты «Амстердам Галей» и «Де Крон де Ливде».
В декабре 1726 года корабли покинули ревельскую гавань. Рейс был настолько засекречен, что кораблям предписывалось выходить в Атлантический океан не через Ла-Манш, а обогнув Британские острова. Корабли шли под английским и португальским флагами торговых судов. Не доверяя адмиралу-перебежчику, Петр приказал двум офицерам — капитанам судов — тайно следить за ним.
Но сильный шторм вынудил суда вновь вернуться в Ревель.
Провал первой попытки не обескуражил Петра, и для новой экспедиции готовились корабли «Принц Евгений» и «Кроссер». Но сборы затянулись, как царь ни торопил моряков, а затем смерть царя перечеркнула все планы. Так закончился первый русский «мадагаскарский проект».
В 1771 году венгерско-польский дворянин Мориц Август Беневский возглавляет побег 90 камчатских ссыльных (среди них было только 5 иностранцев, остальные — русские и казаки) и прибывает на Мадагаскар. Вскоре аборигены объявляют его своим королем. Интересно, что Беневский везде называет себя «курьером царя Павла Петровича» (за 25 лет до его интронизации). Однако затем Беневский переходит в французское подданство, передавая и свое королевство французской короне. Рассорившись с французами, он основывает республику Либерталию. Затем Беневский предложил Мадагаскар молодым тогда еще США. Все это время он вел переписку с Павлом Петровичем, а также представителями Мальтийского ордена.
В 1786 году Беневский был убит французами. После его смерти форт «Камчатка» возглавил Иван Устюжанинов. Однако и он вернулся в Россию в 1789 году. К 1795 году русская колония на Мадагаскаре перестала существовать.

Утопия на Папуа
Примерно такими же эзотерическим метаниями, но уже с поправ-
кой на капитализм, руководствовался Николай Миклухо-Маклай.
В советской историографии Миклухо-Маклая принято было рисовать добрым миссионером, отдавшим все силы, а затем и жизнь ради бедных папуасов. Добрым он по меркам XIX века и белого колонизатора действительно был, но что двигало его чувствами?
Начать с того, что Миклухо-Маклай был начисто лишен патриотизма —сказывалось воспитание матери-польки. С раннего детства естествоиспытатель мучительно искал себе новую родину (Россию до самой смерти он презрительно называл трущобой). В 16 лет наилучшим местом для проживания ему казалась Италия, в 22 года — Франция. В 18 лет Маклай покинул Россию и после этого более 8 месяцев подряд в ней не бывал. Поездив по Европе, он отмел эти варианты и разочаровался в европейской цивилизации вообще. Одной из причин был половой вопрос: только в Папуа он смог наконец-то удовлетворить свои желания, заведя несколько 9—10-летних «служанок» (по достижении 13—14 лет он отправлял их обратно в джунгли к родителям). Увлечение нимфетками не смогла остановить даже женитьба на дочери губернатора австралийского штата Новый Южный Уэльс.
И Папуа он рассматривал как свое личное владение, объявив себя Тамо-боро-боро — «божественным начальником» и, главное, получив подтверждение этому от туземцев. Блестящий авантюрист, он удачно водил за нос несколько мировых держав, умело играя на их противоречиях и обещая каждой из них вот-вот отдать территорию в качестве колонии. Россию, кстати, в этом перечне он рассматривал в последнюю очередь. Маклай с юности был фанатом Чернышевского. И в Папуа он хотел построить государство по заветам Рахметова. Фактически Город Солнца. Не беда, что человеческий материал подобрался не под стать народовольцам — в этом-то и видел свою цивилизаторскую миссию Маклай: довести папуасов до уровня сверхлюдей.
Сгубили его политические игры. Лавируя между Англией, Голландией, Францией и Россией, Маклай упустил из вида Германию. После того как в 1885 году на берегу залива Астролябии немецкий чиновник установил свой флаг, последователь Чернышевского признал свое поражение. Правда, он еще успел отправить гневную телеграмму Бисмарку и уведомил об этом императора Александра III.
«Мельбурн 9 янв. 1885.
Ваше императорское величество! Принужденный несправедливым захватом Германиею берега Маклая в Новой Гвинее, я послал сегодня утром телеграмму князю Бисмарку в Берлин, заявляющую, что туземцы отвергают германскую аннексию. Осмеливаюсь надеяться, что Ваше императорское величество одобрит этот шаг, и всепокорнейше прошу о даровании туземцам Берега Маклая российского покровительства, признав его независимым под моим началом».
Александр III ничего не ответил Маклаю. Умирать утопист приехал в Санкт-Петербург.

Вместо окна форточка
На протяжении 200 последних лет Россия добровольно отказывалась и от европейских и африканских владений. Мотивы были самые разные. В случае с Эфиопией в конце XIX века — чтобы не раздражать итальянцев и англичан. Мыс Ханко был подарен Сталиным Финляндии «по дружбе». Мальта и Ионические острова при Александре I— чтобы не возбуждать вольнодумство среди подданных.
Причем Ионические острова входили в состав государства в течение 8 лет. Они отошли к России в 1799 году, после победы над Турцией. Адмирал Ушаков сначала хотел использовать эти семь греческих островов просто как российскую военную базу в Средиземном море. Однако местные жители захотели большего — свобод. Сначала они потребовали выборности судей. Затем — сената. После — всеобщей амнистии. Закончилось все требованием предоставления конституции.
«Как видно, дойдут до всякого бешенства», — с негодованием писал Ушаков в депеше Павлу I. Более того, греческие свободолюбцы начали приезжать в Россию и будоражить местное население. Особенно отличился грек Каподистрия, будущий предводитель освободительной революции в Греции, друг Пушкина и декабристов. В 1806 году он в запальчивости предложил свои услуги по написанию конституции для России. Через год Александр I подарил Ионические острова Франции.
Российское государство, как мы видим, ВСЕГДА отказывалось от территорий, отделенных от метрополии морем и тем более океаном. Водные пространства были тем ограничителем, через который власть не могла надлежащим образом контролировать население. В итоге выгоды от «недопущения возможной крамолы» всегда перешивали другие плюсы — экономические, политические, стратегические. Еще в 1909 году английский историк Скрин писал: «Колонизация России имела характер бегства от государства. Но вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых в свое владычество. До конца 1890-х ходоки и организаторы мелких переселенческих партий приравнивались к политическим агитаторам и выдворялись на родину по этапу».
А Миклухо-Маклай на этот счет, как всегда, имел свое мнение: «Беззащитные всегда, неуверенные в себе и приниженные, русские люди никогда не имели никакой возможности ощущать себя высшей расой». Какая уж там колонизация, если белый человек не господин туземцу, а брат.