ИНТЕЛРОС > №15, 2008 > Лирика

Лирика


18 августа 2008

Лирика. Художник Сергей Крицкий

***
Город Алексин. Колоритный старик с богатыми наколками приносит растворимый кофе вместо заказанного эспрессо.
— Вы, знаете ли, не правы, — говорим мы, отставив чашки. — Мы не просили «Нескафе».
— Уважаю, — говорит он. — Уважаю ваш выбор, господа.
Через три минуты несет поднос.
Пьем.
Растворимый.
Некуда бежать.

***
В мае мы писали о тяжелейшей голодовке рабочих Лобвинского биохимического завода в Свердловской области (статья «Гибель гидролиза», «Русская жизнь», № 10). Из Лобвы пишут, что участники голодовки получили большую часть своей зарплаты за полгода, примерно половина работников, 200 человек — не получили ничего. Завод продан и закрыт, рабочим выданы трудовые книжки, денег нет по-прежнему. «... Люди в панике. Каждый день новость — то попытка самосожжения, то дорогу перекрывают, то хотят устраивать пикет перед домом правительства в Екатеринбурге. И на этом все заканчивается, так как только шум, а реально нет человека, который бы все правильно организовал. Написали и отправили во все места письма о помощи, на этом все заканчивается», — пишет мне одна из организаторов протестной группы. То же самое — в Красновишерске Пермской области, где с декабря по март проходила массовая голодовка рабочих целлюлозно-бумажного комбината: активы проданы, но бумажники денег не получили, в мае перекрывали федеральную трассу — толку нет.
Ни депутаты, ни министры, ни губернаторы не могут заставить собственника всего лишь заплатить долги по зарплате. Небольшие, не бешеные. Не могут — и все. Каждый собственник ходит под какими-то угрозами, но собственник, не платящий долги рабочим, вдруг вырастает в фигуру неприкосновенную, становится носителем каких-то сложных, тонких, уму неподвластных иммунитетов.

***
«Этакая Алла Пугачева от литературы. Человек, всю жизнь продававший Россию за деньги и претендовавшийна некую духовность, которой в нем было не больше, чем в автомобиле Дэу Нексия», — так почтил покойногоА. И. Солженицына как бы писатель Эдуард Багиров, автор бестселлера «Гастарбайтер» (почти плутовской роман о медных трубах подонка благородного кавказского происхождения). Что ж, закономерная смена вех. Гопота надела фрак, замажорилась подворотня, отмодулировала голос, отрастила себе духовности на целый «Запорожец». Из ехидного ли интереса («говорящую собачку любопытно поглядеть»), из глупого ли потребительского любопытства покупая книги этой прогрессивной генерации, мы сами окормляем ее, надуваем чистым воздухом этот гнилой пузырь. Осталось признать ничтожество Солженицына — и склонить голову перед литературным и человеческим величием Багирова, этим пронзительным фальцетом эпохи.

***
В старом ведомственном пансионате. Новую дачу построили всего-то пять лет назад, гениально воспроизвели самые подлые приметы советского казенного уклада: неистребимую больничность грязно-белой краски, запах мокрых обоев. Форточки должны быть тугими, розетки — рваными, ванна — ржавой, вилки — алюминиевыми, лампочка — по-тюремному голой. Я загадываю: для полного парка советского периода должно быть плацкартное, сыроватое белье — и, обнаружив его, сыроватое, серое, с вафельными полотенцами, испытываю мазохистское почти ликование.
Это не честная бедность, это преданность стилю, требующая не только любви, но и таланта. По цене — полновесные турецкие три звезды.

***
Долго гадали, что строят на месте бывшего детского лагеря недалеко от дачи (Тульская область). Красные кирпичные дворцы с арочными окнами — прямо-таки баптистские молельные дома, но отчего так много? Не выдержав, спросили у прораба-азербайджанца: что, мол, за храмовое строительство?
— Игра будет, сестра, — ответил он с мечтательной улыбкой. — Рулетка — знаешь?
— Казино?
— Лас-Вегас будет. Пионеры стали большие, теперь им надо в карты играть.
Вспомнилось кстати, что калининградская игровая сеть называется «Дон-Кихот».

***
Пляж на Оке, ломкая девочка абитуриентского возраста поет в золотистый мобильник:
— Говорю, на Лазоревом. Да ну, скучно, все чужие, и тебя ужасно не хватает. Роуминг зверский... Целую, везде, везде, везде.
— Блин, до чего ж ты тупая, — возмущенно говорит подружка. — На Лазурном!!! Это лето кастаньет на Лазурном побережье!!!
— Да ну, — сыто, благодушно отвечает та. — Из таких мелочей делать заморочку — он что, дурак?

***
На курортных форумах пишут — «10 минут хотьбы», «15 минут хотьбы», да так упорно и настойчиво, что через пару страниц начинает казаться: речь идет не о продолжительности маршрута, но о какой-то специфической южной похоти.

***
«Вновь я посетил» немедленно сменяется тоскливым «Не возвращайтесь к былым возлюбленным». Все заросли да пустыри. Васильки апухтинские исчезли как факт, на месте ржаного поля — роскошный луг с метровыми цветами-травами. Косить незачем и некому — умирающая деревня доумерла, рассыпалась, вросла в землю по горло; надгробьями стоят руины скотного двора и свинофермы; впрочем, летом в двух дворах живут дачники. Но над руинами, над черными провалами в чертополохе, над кладбищем гнилых досок будто флаг реет желтая, свежая, еще не застиранная дождями табличка: «Граница поста. Охраняется ВОХР», — и мы стоим как вкопанные, глазам не верим, в изумлении повторяем антикварное слово.

***
Первые арбузные развалы — у них репутация «нитратных», и покупают вяло, осторожно — ждут астраханских (или тех же ташкентских, которые уже можно будет назвать астраханскими). Печальный вечерний узбек вздыхает и пишет фломастером на бледно-зеленом боку арбуза, от которого отказалась покупательница: «Не бирут».

***
Интересуюсь у продавщицы CD, есть ли Анна Герман.
— Шансон за углом, — говорит она не без гордости, — а у меня — эстрада.

***
В Рязанской области судят чиновников за провал нацпроекта «Здравоохранение». Нарушения стандартные: нецелевое использование плюс выбор поставщиков без тендера. Потрясает доходность предприятия: на некоторые лекарства закупочные цены были завышены на 755 процентов! Условия для этого Клондайка, конечно, созданы самой структурой — воровство у больных и бедных стало не прецедентом, но функциональной обязанностью.

***
В Великом Новгороде — сенсация: 100-процентная явка призывников и ни одного уклониста. И ни одного заявления об альтернативной службе. Дело, конечно, не в какой-то там высокой сознательности или зверствах военкомата, — а скорее в том, что армия остается для большинства мальчиков из бедных семей местом, которое ничуть не страшнее окружающей реальности.
Знакомый работник военкомата говорил мне, что показатели призыва несколько улучшились с тех пор, как появились «откормочные лагеря» — фактически пансионаты, где призывников-дистрофиков откармливают, как гусей, до нужного веса. В российской провинции слишком много нефигурально голодающих, недокормленных детей — и в этом, кажется, залог сохранения армии, какой бы она ни была.

***
Еще один человек сгорел в Вечном огне — на этот раз в Пскове. Упал сам, но подозревают, среди прочего, и самоубийство. «Умер прямо в пламени», — сообщают из Пскова. Здесь удивителен масштаб огня — в большинстве российских регионов эта газовая вечность пригашена или вообще выключена, ее «включают» по большим праздникам, как праздничную иллюминацию; кроме того, совершенно утрачена культура ритуального поста и почетных караулов, — если огонь и греет, вокруг него, как правило, толпятся бомжи или подростки. Заглохшие вечные огни — довольно циничная иллюстрация к самой идее священной памяти, фундаментальной для советского сознания.


Вернуться назад