***
Признательная опечатка в новостной ленте: «Отметено постановление
о возбуждении уголовного дела в отношении главы администрации…» Как
глубоко, как верно: дела в отношении всевозможных «глав» именно что —
отметаются.
***
В рекламном проспекте гостиницы на Валдае: «В каждом номере — Новый
Завет». Сразу веет одноэтажной Америкой, протестантской провинцией.
Главная цивилизационная дихотомия — Евангелие и кабельное
ТВ с порноканалами — теперь оформилась и на благостной возвышенности
с ее дарвалдайскими колокольчиками, монастырями и синими озерами.
Командировочные, насколько мне известно, особенно не мучаются выбором,
и миссионерская литература воспринимается как необременительная деталь
интерьера.
***
Жители небольшого города Орска задолжали коммунальщикам двести
миллионов рублей за услуги, шесть семей уже выселены в общежития.
Сотрудники ЖКХ пытаются вести воспитательные беседы, увещевают, вникают
в каждую ситуацию, в связи с чем «полсотни учетчиков ежедневно обходят
около 30 квартир». Пятьдесят на тридцать — дивная пропорция, высокая
интенсивность. Сколько же синекур создает бедность, как щедро окормляет
надзорно-репрессивный ресурс! Вот поэтому знакомый юрист всерьез
советовал сыну задуматься о будущем судебного пристава. Уж на что,
казалось бы, невзрачная профессия — а через несколько лет, по его
словам, будет самой востребованной. Дело прочное, доброкачественный
кусок хлеба. «С икрой, ты хочешь сказать?» Задумывается. «Икра
нарастет, а масло — уже, уже…»
***
Задумываются они над своими словами? Комментируя эксперимент
в Ульяновской области (в патрульных машинах установлены банковские
терминалы), депутат Госдумы В. выдал благодушное: «Инспекторов ГАИ
пора избавлять от наличных денег». Вчера, значит, было рановато,
а сегодня уже можно. Звучит саморазоблачительно: вчера закрывали глаза,
а завтра, так и быть, откроем. Так же замечательно — застенчиво,
с альхеновским отзвучием — выразился милицейский начальник
на праздновании юбилея милиции в Петербурге: «Не все еще сделано для
благосостояния милиционеров». Обыватель знает, что для благосостояния
милиционеров сделано главное: система низких зарплат при широком
взяточном просторе. Но, оказывается, не все. Где-то, кое-кто, у нас,
порой. *** Душа в заветной лире: в Кирове повесили афиши концертов
покойной Кати Огонек. Немедленно вспомнилось — про поездного
воришку-донжуана: «И вот два сердца вдруг поймали стук колес,
И понеслись туда, в страну безумных грез». Ее звали Кристина Пожарская.
***
На ikd.ru отчаянное письмо жителей микрорайона «Проспект Вернадского»,
выселяемых из пятиэтажек. Унижения, беззаконие, беспредел: выселенных
людей вселяют в недостроенные и неоформленные квартиры; других и вовсе
пока никуда не вселяют, предлагают пожить у знакомых; с третьих, уже
новоселов, требуют коммерческий тариф за установку городского телефона
(7500 рублей вместо 720). Чем престижнее район, тем наглее чиновник —
золотые акры Вернадского ни минуты не должны простаивать. Вот поэтому
знакомый перешел из крупной нефтяной структуры на грошовую — во всех
смыслах — должность в жилищный отдел префектуры. Зарплаты хватает
на бензин и ремонт машины. «Но стимулы, — говорит, — но стимулы…»
***
Совершенно непостижим в своей абсурдности истерический общественный
резонанс от законопроекта «Об опеке и попечительстве», прошедшего
7 ноября первое чтение в Госдуме. «Чиновники хотят монополизировать
сирот и закрыть негосударственные приюты», — надрываются СМИ,
правозащитники, иерархи РПЦ и блоги всевозможного окраса (неслыханное
единение!). Законопроект не блестящий, но про негосударственные приюты
там нет ни слова, он вообще о другом. Дети (биологические и социальные
сироты) и так «монополизированы» государством, в стране нет сектора
частного призрения, а негосударственные (в подавляющем большинстве —
приходские) приюты — явление в значительной степени стихийное,
подвижническое, юридически пока не узаконенное. Как можно отнять
то, что никому не принадлежало? Генератор истерики — испорченный
телефон новостных лент. Ну да, опять: интерпретация документа важнее
документа, а пересказ главнее оригинала. Эта незадумчивость, эта
всегдаготовность стать объектом простейшей медийной манипуляции
по-настоящему пугает. Текст закона — в открытом доступе, но публика
привыкла жевать только пережеванное — и выдавать гражданские реакции
соответствующей ценности.
***
19 ноября в Санкт-Петербурге отмечали Всемирный день туалетов. Первой
тысяче посетителей приготовили остроумный, по замыслу инициаторов,
подарок — карту города с расположением туалетов (всего их в городе
более 500). Превосходная инициатива, особенно на фоне громадного
дефицита сколько-нибудь опрятных общественных сортиров в городе, — про
бесплатные и говорить не приходится. Туалеты на карте должны быть
маркированы по степени загаженности — если можно войти без содрогания,
то уже пять звезд, остальное по нисходящей.
***
Откуда такая нежность? В Псковской области 2 декабря весь общественный
транспорт будет работать бесплатно, чтобы граждане могли
беспрепятственно осуществить главную функцию своей жизни —
электоральную (другого от них не очень-то и хотят). То есть власти
признают, что оплата проезда — серьезная материальная проблема для
многих избирателей, могут и не справиться. Люди, по мнению властей,
захотят «прокатиться на халяву» и доберутся до участка. —
На трамвайчике-то? — Да хоть бы и на трамвайчике, — говорит коллега, —
если все эти поездки монетизировать, получится обезличенная
гуманитарка. А им все равно куда давать. Последняя фраза понравилась
мне своей двусмысленностью, однако вопросов не сняла.
***
«Ну если так — то ляжь и пой, дорогой Рома», — игриво говорит
радиоведущий. Слушатель Рома должен, по идее, ответить: «Сейчас ляжу»
или, по крайней мере, запеть, но вместо этого смущенно мычит. Он хочет
выиграть ортопедический матрас — и это уважительная причина любого
невозражения.
***
Парень садится в Бологом; у него льготный билет, в который не входит
стоимость постели. Доплачивать, однако, не хочет. Проводница, коротко
ворча, заставляет его разоблачить застеленное одеяло, сложить
постельное белье — и лечь на голый матрас. — Ангел, — прочувствовано
говорит он ей вслед. — Другая бы мента позвала или бы наорала. А эта —
ангел. Добрейшей души человек. Ни слова не сказала.
***
Как-то задело известие о смерти телеведущей Лидии Ивановой. Я часто
встречала ее в магазине или на остановке, где она ловила машину, —
белые брюки в слякоть, невозможные сомбреры, сиреневый грим театральной
густоты, бусы поверх дубленки — и каждый раз думала: значит, она так
и не уехала с пятого этажа своей хрущевки на Петровско-Разумовском. Она
была гордым и величественным фриком, цветастым слоном, сложенным
из печальных колыханий и шелестов, обожающей пенелопой своего жиголо, —
и так странно, что ее нет, словно во дворе срубили какое-то важное
дерево.