В Калуге никого ничем не удивишь

 

I.
А началось все, как обычно, с интернета. Просматривая всевозможные региональные ресурсы, обнаружил новость. Оказывается, совсем недавно, в сентябре этого года, в Калуге был заложен первый камень «многофункциональной рекреационной зоны Сити-парк г. Калуга». Площадь отведена под это дело колоссальная: одиннадцать с половиной гектаров на восточном берегу Яченского водохранилища. Общая стоимость проекта — более 4 миллиардов рублей (это, ясное дело, прикидки, на деле может выйти в несколько раз больше).

Начало «комплексного освоения территории» — апрель 2008 года. Что ж, вполне логично: по весне. Окончание строительства — 2012 год. Ну-ну. А впрочем, может, и успеют. «Подрядчики создадут не менее двух тысяч рабочих мест для калужан». Население Калуги — 340 тысяч. Но все равно рабочие места будут отнюдь не лишними. Планируемое ежегодное поступление в бюджет — около 300 миллионов рублей в год. Интересно-интересно, во что эту сумму превратит инфляция к 2012 году. Но главное, конечно же — сама концепция так называемого Сити-парка. А здесь планируется разместить «многочисленные кафе, рестораны, пляж, яхтклуб, гостиницы, ландшафтный парк, дискотеки, клубы, боулинг, бильярд, площадки для экстремальных видов спорта, павильоны искусств и ремесел, фитнес-центр, конгресс-центр, офисный центр, гипермаркеты товаров для дома и продуктов питания, супермаркеты спортивных товаров, мебели и электроники, аттракционы и виртуальный кинотеатр».

Мне это сразу же напомнило историю застройки нынешней Манежной площади. Сейчас уже мало кто помнит, с чего это все начиналось. А начиналось с проекта никому не известного архитектора Улькина, победившего в конкурсе полтора десятка лет тому назад. Список запланированных объектов в то время тоже изумлял. Наземная площадь, подземная площадь, а под подземной площадью — еще одиннадцать этажей, где должны были разместиться «Центр искусств» с выставочным залом, киноконцертный зал на 1000 — 1100 мест, рестораны, кафе, бары, буфеты, магазины, мастерские, Иверская столовая на 120 мест с бесплатными обедами для малоимущих. И так далее. В результате получилось множество бутиков и фуд-корт. Ау, бесплатные обеды! Мастерские, ау!

Мне представилось, как в городе Калуге, одном из моих любимых городов, сносят ценнейшую историческую застройку и устраивают там какие-то бутики и большой пресловутый фуд-корт. И если фуд-корт все-таки кто-то посещает, то бутики изо дня в день пустуют, одежда от кутюр в них обесценивается и покрывается грибком. Поскольку средний калужанин будет победнее среднего москвича. Увы.

II.
Звоню главному архитектору Калуги  А. Ефремову. — Сити-парк? Ну да, есть такой проект. То есть, проекта пока, собственно, и нет, а есть концепция. Да и концепции-то, по большому счету, тоже нет. Была создана организация ООО «Международный парк развлечений и туризма». — Как, простите? Я не успеваю записывать. — Ну, знаете, я с вами не могу по телефону обсуждать все это. Я занят. — Вот и замечательно! Давайте не по телефону. Договоримся о времени… — Сегодня я не могу. Вообще. — Тогда, может быть, завтра? Наконец, без особой охоты, Александр Александрович дал согласие на встречу.

III.
И вот я в городе Калуге. Изучаю рынок развлечений. Пытаюсь понять — нужна ли калужанину отдельная территория для игрищ, забав и покупок, или же не нужна.

Модная пивная «Обершвайн». Собственная пивоварня. Плюс всяческое импортное, в том числе и ягодное. Баварские и прочие колбаски. Рулька. Рулька стоит 295 рублей, но мне советуют за те же деньги взять «шведский стол», куда якобы тоже входит рулька. Слушаюсь. Беру. Подхожу к стойке. Обнаруживаю там порядка двух десятков блюд столовского характера. Есть и рулька, только это не простая рулька, а «порезанная». В металлической бадье валяются громадные куски свиного жира, и лишь в некоторых из них чудесным образом остались микроскопические мясные вкрапления.

Сижу. Пью ягодное пиво. Ковыряю свиной жир. Мимо меня проносят аппетитные такие сковородочки с горками дымящихся колбасок. Сам дурак.

Иду в кафе «Виктория» на улице Ленина. В дверях меня задерживает охранник в черной форме. — Извините, мест нет. — Но ведь полно столов свободных. — Да, но они все забронированы. — Так ни одной таблички нет по поводу того, что забронированы.

Появляется другой охранник: — Извините, места есть. Просто у нас только что была драка довольно серьезная. Еле разняли. Поэтому мы все сейчас немножечко неадекватные. Вам какой столик больше нравится? Этот? Или, может быть, вот этот?

Я обошел множество разных мест. Был в пивной «Погребок», где порция соленых огурцов стоит всего 40 рублей и где так накурено, что ничего вокруг не видно, а перед дверью в туалет спит на полу клиент, который так и не сумел дождаться, пока туалет освободится.

Был в баре «Ока», в котором сутки напролет слушают старые блатные песни в исполнении юной блондинки с микрофоном.

Был в кафе «Старый парк», где делают компот из сухофруктов и подают его в хайболах и с соломинками.

Был в кафе «Лель», где бутерброд с красной икрой нарочно обрезают по краям, чтобы икры казалось больше, а бутерброд, например, с семгой подают как есть.

Был в пивной по кличке «Белокаменная» на бывшей Облупской улице, где посетители играют на губных гармошках и гитарах, поют песни, а еще играют в шахматы — пока не напьются совсем уж враздуду.

Много где был. Могу теперь писать путеводитель по калужским заведениям.

IV.
Калужский досуг экстремален исторически. Не одно — так другое. Горожане к этому привыкли, принимают как должное.

Губернатор в городском собрании мог запросто кататься на закорках у дьякона. Извозчики на главной площади играли «в прянички»: кидали в пряники ножи, так, чтобы пряник разрубился пополам.

Одна из колоритнейших калужских достопримечательностей — виадук, перекинутый над Березуйским оврагом. Представьте себе глубочайшую, рваную, страшную трещину, прорезающую самый центр Калуги. В этой трещине течет ручей, растут деревья и кусты и даже ходят наиболее отважные туристы. А сверху — настоящий древнеримский акведук с арочками в два этажа. Конечно же, он был построен много позже — в 1780 году, но архитектору Никитину удалось добиться поразительного сходства с античными прообразами «Калужского моста».

Это сооружение, словно магнит, тянуло к себе калужан в минуту серьезных неприятностей, когда они считали свою жизнь практически законченной и оставалось только совершить последний шаг. До революции в Калуге была страшная традиция: с Каменного моста прыгали вниз влюбленные, которые не встретили взаимности. Жуткая смерть в Березуйском овраге завершала их жизненный путь. К счастью, эта традиция в прошлом.

Зато на смену ей пришла другая — более радостная, но не менее парадоксальная. В день свадьбы калужские молодожены обязательно приезжают на Каменный мост, останавливаются там минут на пять и бешено сигналят в автомобильные гудки.

Известна история о том, как еще до революции в Калугу приехал гастролер-дрессировщик, господин Бурчинелли со львом. Он клал в разинутую пасть своего воспитанника голову, чем заставлял екать сердца трепетных калужанок. Но ведь кроме калужанок есть еще и калужане. Один из них — конюх Семен Кузнецов — забузил: — Не верьте! Вас обманывают. Никакой это не Генрих Бурчинелли, а Юрка Буртыкин. А лев — вовсе не лев, а типа кошки, только великан. Сейчас я ему покажу.

И просунул руку в клетку. А лев, не будь дурак, начал ту руку пережевывать. Один студент, присутствующий при этом колоритном зрелище, скончался от разрыва сердца. Все остальные получили массу положительных эмоций.

А еще в Калуге жил некто М. Бялобжецкий — предприниматель и большой придумщик. Он добился монополии на вывоз нечистот из обывательских сортиров. Эти нечистоты Бялобжецкий сваливал на своем хуторе «Билибинка» в большие ямы, где они бродили, а затем полученный «пудрет» (название придумал сам изобретатель) шел в продажу: калужанам, да и жителям других губерний, требовались удобрения.

Эпидемия не разыгралась только чудом — Бялобжецкий создал для нее весьма благоприятные условия. Однако горожане не тревожились: спокойно пасли своих коров рядом с «Билибинкой» и радостно умащивали грядки замечательным «пудретом».

V.
Впрочем, прежде чем идти на встречу с главным архитектором, следует вооружиться более серьезной контринформацией. Чтобы знать, где тут подводные камни, что спрашивать во время интервью.

Где взять такую информацию? Конечно же, в музее. В Калужском областном краеведческом музее. Там сидят настоящие радетели истории своего города. Там новому проекту спуску не дадут.

Планы мои провалились с треском. Ирина Шмытова, зам. по науке, честно мне призналась, что услышала о Сити пару дней тому назад. Не то чтобы плохое услышала или хорошее — просто о том, что такой проект существует.

Олег Прошкин, возглавляющий отдел археологии, тоже не располагал какой-либо толковой информацией. Даром что член архитектурного совета города.

Другие сотрудники тоже оказались не в курсе.

Как и сотрудники других музеев и организаций, с которыми мне довелось увидеться. То есть все что-то, конечно, слышали, но никто ничего толком не знает. Вряд ли здесь дело в некой круговой поруке. Скорее всего, калужане и впрямь проявляют к событиям, связанным с Сити, более чем умеренный интерес. Даже те, кому это, казалось бы, положено по роду профессиональной деятельности.

Что поделаешь, у всех свои дела. А Сити? Что ж, пускай чудачат как хотят.

VI.
Кстати, насчет чудачества. Главным калужским чудаком можно считать великого ученого Константина Эдуардовича Циолковского. Именно такая репутация была у него в городе. Сам же он подобной репутацией только гордился.

«Отец космонавтики» писал в мемуарах: «В первые годы жизни в Калуге я проводил много опытов по сопротивлению воздуха и воды. Приборы устраивал сам — сначала маленькие, потом такие большие, что они занимали почти всю залу в моей квартире. Бывало, запрешься на крючок, чтобы не открывали и не нарушали правильности воздушных течений. Стучится письмоносец, а открыть дверь нельзя до окончания наблюдения. Письмоносец слышит мерный звон метронома и счет: 15, 14, 15, 15, 14 и т. д. И наконец-то отворяют дверь ворчащему письмоносцу! Одна родственница, увидав в квартире чудовище (аппарат воздуходува), сказала моей жене: „Когда он уберет этого черта!“ Некий батюшка даже заметил, что загажен святой угол».

Да ладно бы просто гордился — он сам эту репутацию старательно поддерживал: «Я любил пошутить. У меня был большой воздушный насос, который отлично воспроизводил неприличные звуки. Через перегородку жили хозяева и слышали эти звуки. Жаловались жене: „Только что соберется хорошая компания, а он начнет орудовать своей поганой машиной!“ (…) У меня сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки, пробивались молнией дыры, загорались огни, вертелись колеса, блистали иллюминации и светились вензеля. Толпа одновременно поражалась громовым ударам. Между прочим, я предлагал желающим попробовать ложкой невидимого варенья. Соблазнившиеся угощением получали электрический удар. Любовались и дивились на электрического осьминога, который хватал всякого своими ногами за нос или за пальцы».

И ладно бы все это происходило только дома!

«…Вздумал я сделать сани с колесом так, чтобы все сидели и качали рычаги. Сани должны были мчаться по льду. Потом я заменил это сооружение особым парусным креслом. По реке ездили крестьяне. Лошади пугались мчащегося паруса, прохожие ругались. Но, по глухоте, я долго об этом не догадывался. Потом уже, завидя лошадь, поспешно убирал парус».

Но дальше крика дело не дошло. Ведь калужане — экстремалы. И как бы оставляют право на экстрим за каждым жителем своего города. Не пронять их ни парусным креслом, ни водородным мешком, ни строительством «многофункциональной рекреационной зоны».

VII.
Итак, за 10 минут до назначенного времени я захожу в приемную главного архитектора Калуги. В этот же самый момент открывается другая дверь в приемную — собственно, дверь его кабинета. Открывается ровно настолько, чтобы увидеть приемную, но не увидеть меня. Я пока еще в дверях, только в других. В приемную не вошел.

Из кабинета раздается голос: — Ко мне никого не пускать! Я уехал!

Секретарша, говорящая в этот момент по телефону, понимающе кивает головой. Дверь в кабинет плавно закрывается и запирается на ключ. И в этот момент я вхожу в приемную.

Более дурацкой ситуации, пожалуй, не придумать. Секретарша продолжает разговаривать по телефону так, как будто бы меня и вовсе нет. Я стою прямо перед ней, гляжу на нее, но из вежливости не прерываю разговор.

Проходит пять минут. Десять. Пятнадцать. Я понимаю, что еще чуть-чуть — и выйдет так, что я как будто опоздал, что главный архитектор меня ждал-ждал, а потом как будто не дождался и принялся за более серьезные дела. — Мне назначено, — говорю я секретарше. — Вы же видите, я разговариваю по телефону! — возмущенно отвечает она.

Я пытаюсь смотреть на нее со значением. Время от времени с тем же значением озираюсь на дверь кабинета. Если за дверью раздается звук, пытаюсь со значением поднимать брови. И в конце концов меня впускают.

То ли проиграли. То ли сжалились. Но так или иначе — ситуация предельно сюрреалистическая. Во вкусе Константина Циолковского.

Передо мной Александр Александрович Ефремов, главный архитектор города Калуги. Высокий, нескладный, в очках. Очень симпатичный и очень интеллигентный человек. Совсем не монстр, как мне уже было представилось.

Мы начинаем разговор. — Скажите, а Музей космонавтики и могила Циолковского войдут в состав Сити? — Ну вот. Вы так сразу — войдут, не войдут… С вашим братом-журналистом надо осторожно разговаривать.

У меня и вправду есть два брата, правда ни один из них не журналист. Но имеется в виду, конечно же, другое, канонически интеллигентское, персиковское — «А нельзя ли, чтобы вы репортеров расстреляли?»

Разговор, однако же, завязывается. Да, есть решение. Проекта нет. И пока, по большому счету, не понятно, что там будет. Но будет хорошо. Безо всяких там а ля девятнадцатый век. Современная архитектура, современные технологии. Нечто динамичное.

Да, и торговля, да, и рестораны, да, и развлечения. Заодно улицу Кирова разгрузим, центр города. Сейчас там самые крупные магазины — а будут в Сити. А покупательская способность калужан? А пустующие рестораны и переполненные «погребки»? Не страшно. Ведь «Фольксваген» здесь построит свой завод. И «Вольво» — тоже. Появятся калужане со средствами. К тому же — иностранный менеджмент, ему ведь надо где-то отдыхать.

Одна беда — нет архитекторов. Калужские архитекторы не умеют проектировать в наших условиях. У нас все улицы пересекаются то под тупым углом, то под острым, а они мыслят только прямыми углами. Надо им кривых линеек дать, пусть тренируются. Впрочем, для Сити это не так важно. А насчет сноса исторической застройки — нечего там сносить. Сами посмотрите.

VIII.
И вот я еду берегом Яченского водохранилища. Действительно, пустырь. Безграничный, заброшенный, страшный пустырь. Едем мы медленно и долго — как дорога позволяет. Подъезжаем, наконец, к излучине Яченки и Оки. Здесь, на излучине — Музей космонавтики, парк имени чудака и затейника Циолковского с его могилой посредине, сквер имени трагически погибшего космонавта Волкова. Надеюсь, все это оставят. Ведь оно скорее будет приносить доход, а не вводить в расход. Ну, откроют в сквере летние кафе, ну, сделают в музее ресторан — не велика беда. Наоборот, приятно.

И появится в Калуге новая диковинка. В городе, центр которого пересекает глубокий и страшный Березуйский овраг с акведуком. В городе, в котором жили два самых загадочных русских ученых — Циолковский и Чижевский. В городе, который украшают уникальные торговые ряды готического стиля. В городе, в котором главным лакомством считалось клейкое, сдобное тесто, поедаемое в сыром виде (Борис Зайцев утверждал, что это лакомство «вряд ли кому, кроме калужанина записного, могло бы понравиться»).

В городе, в котором каждая нелепица и дикость смотрится на удивление органично. И в котором это Сити, пусть отчасти и рассчитанное на калужан будущего, а также на заезжих Хубертов и Гансов, ровным счетом никого не удивит.