∗∗∗

В рекламном заголовке «Похудение без лекарств» пропустили букву «д» — и рекламоноситель, тульская газета «Слобода», была оштрафована антимонопольной службой на 60 тысяч рублей. Газета возмутилась, подала кассацию в арбитражный суд и заказала лингвистическую экспертизу. Эксперт разделил возмущение газетчиков. Его главный довод — инкриминируемого слова в русском языке просто не существует. Он же предложил специалистам ФАС доказать «факт наличия в русской речи соответствующей лексемы».

Аргумент странный. Что за проблема такая — «нет слова»? Если надо — будет. Нет сомнения, что слово пойдет — или уже пошло — в обиход.

Живой как жизнь потому что.

∗∗∗

Ретро-фастфуд — тележка с сиропом и газировкой, пять рублей стакан (одноразовый). Пробуем — и соглашаемся: нет, совсем не тот вкус.

— А вы граненый стаканчик носите с собой, — серьезно советует продавщица. — Вот и будет как тогда.

В самом деле: без аксессуара вкус неполный.

Инженер с бумажного комбината рассказывал, как с колбасного заводика поступил заказ на бумагу оберточную — ту самую серую, рыхлую, пористую, в нее собирались фасовать докторскую колбасу. «Как тогда».

∗∗∗

На пустыре вблизи промзоны на машину почти прыгает молодая женщина с перекошенным лицом. Вокруг никого нет.

Тормозим, предполагая, что кому-то нужна помощь.

Женщина распрямляет лицо и требовательно кричит в окно:

— Купи телефон! Я сильно уступлю!

Из-под юбки ее материализуется подросток и начинает трясти телефоном — Nokia какой-то позапозапрошлогодней модели. Лихорадочно жмет кнопки, листает фотографии (в основном телки с порносайтов), бибикает.

Все это происходит в какие-то секунды.

Уезжаем без объяснений. В спину доносится склочное:

— Я сказала — уступлю, за двадцать тысяч отдам!

Подумала, что в общем-то нет особенной разницы в маркетинговых стратегиях цыганки с пустыря, сбывающей краденое, и крупных торговых центров. Главное — прыгнуть на капот, в мозг — и прокричать нашему жалкому рацио об уникальной возможности купить за рубль то, чему пятиалтынный красная цена.

∗∗∗

Повсеместные жалобы на школьную форму, причем и у самых благожелательных родителей уже нет иллюзий относительно корпоративного смысла этого новшества, все видят только экономический, и совсем голубиные бабушки важно рассуждают про откаты. Но и в самом деле: как показывает опыт предыдущих лет, форма нужна исключительно затем, чтобы ее купили. Потом можно поселить в шкафу навечно, разрезать, сжечь, утеплить садовое чучело (чучелу и впрямь к лицу) — главное, следующей осенью отдать несколько тысяч за новый комплект; из расцветок особенно уважаемы грязно-зеленая клетка и похоронного тона бордо.

∗∗∗

Катастрофа в Перми напомнила то состояние липкого, отвратительного страха, с которым каждый раз садишься в самолет — пожилую дребезжащую жестяную банку, — уговаривая себя, что и пилот не самоубийца, на аварийном не полетит, и вообще это бывает так редко, так редко.

Смотрела ролик — бульдозер крушит мемориальный Ту-134 на стоянке у ВДНХ. Кажется, если несильно ударить по эксплуатирующемуся воздушному судну — так же мгновенно развалится, обнажив сгнивший остов.

При этом цены на билеты — неподвластные разуму. Стоимость экономкласса в Иркутск в конце августа доходила до 75 тысяч рублей, и ничего, расходились.

∗∗∗

Женщина в поезде говорит: «Я думала — пусть служит, а теперь-то что мне думать, что теперь, дом продавать?» Она мать призывника, и еще месяц назад верила, что государство хоть как-то отвечает за свои слова и не посылает солдат-срочников в горячие точки. Дедовщины она не особенно боится, мальчик с шести лет занимался борьбой, но пули, но танка!

В разговоре сходимся на том, что настоящим финалом пятидневной войны должен стать суд или, по крайней мере, какие-то жесткие оргвыводы в отношении тех, кто отправил восемнадцати- девятнадцатилетних солдат-срочников в зону югоосетинского конфликта. Главная военная прокуратура внесла представление о незаконности привлечения срочников, однако комментарий главного военного прокурора: «Злого умысла не было, ввели с тактических учений» — не позволяет надеяться, что наказание будет более серьезным, нежели — и то в лучшем случае — отставка нескольких стрелочников. В списке погибших призывников — рядовой Кусарцев из Сердобска, 19-летний москвич Пасько и рядовой Алиев из Ростовской области, призванный всего-то семь месяцев назад. И женщина размышляет, сколько дадут за дом в деревне Калужской области, — пятистенок, знаете, все заросло, забор лежит... Ох, немного дадут, — военкому хватит на пару загулов в ресторане и, может быть, еще на два колеса.

∗∗∗

Борьба с «оборотнями в белых халатах» набирает обороты, однако идет в странном измерении. Гражданам хотелось бы слышать о процессах над врачами-хамами, из-за разгильдяйства которых погибают люди, над теми, кто вымогает деньги за жизненно важные операции, — однако судят в основном за продажу больничных. В Пензе три года условно получила врач, продавшая больничный за 500 рублей. За продление бюллетеня она запросила уже 800, нарушение конвенции о расценках страшно возмутило пациентку-покупательницу, и она обратилась в милицию.

∗∗∗

В Марий Эл судят молодого милиционера и его отца. У отца угнали машину, сын начал искать, нашел подозреваемых (один — несовершеннолетний). Папа и сын долго били и пытали подозреваемых, выбили признание — и после этого предъявили их родителям материальный счет. Оказалось — ошиблись. Ну, с кем не бывает.

Здесь интересно это кастовое чувство социальной неуязвимости, неприкасаемости. Сыночке всего-то 20 лет, до первой звезды на погонах еще расти и расти, а его отец уже считает себя обладателем всех охранных грамот. Головокружительное, должно быть, ощущение. В советской мифологии была лирическая функция «отец солдата», теперь — начальническая: «отец мента».

∗∗∗

Удивительные события в Архангельске. Дом настоятеля Свято-Ильинского кафедрального собора стоит на земле, которая еще три года назад была обещана бывшим мэром города Донским под строительство торгово-развлекательного центра (а что земля в законной собственности, ничего страшного: «ломали и не таких»). Семье священника много раз предлагали переехать в четырехкомнатную квартиру — отказывается; уговаривали и депутаты, и сын заместителя мэра, и застройщики, и риелторы, все — по чистой нечаянности, конечно же, — повязанные родством и свойством. Результат противостояния — четыре поджога за последние два года. Мэрия города помогла с ремонтом, но продолжает называть травлю священника «спором хозяйствующих субъектов».

Такое чувство, что сломан последний психологический барьер. До сих пор власти как-то удерживались от прямой и наглой агрессии в адрес священничества — ведь и у самого последнего чиновного свиномордия в подкорке сидит смутное, зыбкое «Господь накажет». За все остальное, может, и простит (позолотим купола в храме), но за изничтожение батюшки (тем более важного, сановного) — не простит точно. А теперь и этой опаски не осталось — величественный храм торговли и развлечений надвигается на православие. Новая титульная религия — Маммона в стеклопакетах.