С журналистской точки зрения главное в событиях 1968 года, пожалуй, заключается в том, что происходили они уже в век телевидения и массовых коммуникаций. Именно в это время человечество начинает жить информационной нормой, формируемой лентами мировых агентств. Так что, для начала, пожалуй, стоит перечислить примерные заголовки тогдашних топовых новостей, будивших обывателей в Америке, Европе, России. Как говорится, события одной строкой.

Продолжается противостояние двух мировых систем. Война американцев во Вьетнаме приносит все больше потерь. Вьетконговцы переходят в контрнаступление на юге страны. Предпринимаются первые попытки прекращения огня и переговоров Вашингтона с коммунистическими властями Северного Вьетнама. В США среди молодежи, не желающей служить в армии, растет пацифистское движение. Ведущие страны мира подписывают договор о нераспространении ядерного оружия. Франция проводит испытание своей первой водородной бомбы. Американский доллар окончательно становится главной мировой валютой, вытеснив золото как эквивалент в международных расчетах. Массовый спекулятивный обмен золота на доллары приводит к временной остановке торгов на Лондонской золотой бирже.

Колумбийский университет (штат Нью-Йорк) захватывают студенты, протестующие против расовой сегрегации и присоединения к университету Института аналитических исследований в области обороны — события длятся больше месяца. Студенческие волнения и забастовки рабочих приводят к политическому кризису во Франции, во время «Ночи баррикад» вырубаются деревья на знаменитых парижских бульварах. В отставку уходит премьер-министр Жорж Помпиду, однако на досрочных парламентских выборах сторонникам президента де Голля удается одержать победу с огромным перевесом по полученным голосам. В Западном Берлине происходят беспорядки после покушения на лидера местного студенческого движения. В Португалии в отставку уходит престарелый диктатор Антонио Салазар, в Бельгии — правительство.

Александр Дубчек становится первым секретарем ЦК компартии Чехословакии, президентом страны избирают Людвига Свободу, начинается Пражская весна: одним из первых решений чешских реформаторов в стране водится свобода слова. Вскоре после визита в Прагу советского премьера Алексея Косыгина принимается решение о вводе в Чехословакию войск Варшавского договора, членство в котором в этот момент прекращает Албания. В Польше происходят выступления студентов против политической цензуры. В Москве на Красной площади восемь диссидентов пытаются протестовать против советской интервенции в Чехословакию. В эфир начинает выходить программа «Время», в самиздате появляется первый выпуск «Хроники текущих событий».

Режим «черных полковников» в Греции издает новую конституцию, ограничивающую права граждан. Конференция католических епископов в Испании признает незаконным право рабочих на забастовки. Чрезвычайные полномочия для борьбы с якобы грозящим коммунистическим переворотом получает президент Бразилии. Взрывается бомба в советском посольстве в Вашингтоне. В Мемфисе (штат Теннесси) происходит убийство Мартина Лютера Кинга — в крупных городах США начинаются столкновения на расовой почве. Вскоре в результате покушения погибает сенатор, кандидат в президенты от Демократической партии Роберт Кеннеди. Президентом США становится Ричард Никсон. Баскские сепаратисты убивают начальника полиции в провинции Гипускоа. Двое арабов совершают нападение на израильский самолет в Афинах. По обвинению в терроризме осуждены тридцать человек в ЮАР.

В самом разгаре культурная революция в Китае — председатель КНР Лю Шао-ци исключен из коммунистической партии. Усиливается напряженность в отношениях между Индией и Пакистаном. В Иране в результате землетрясения погибает двенадцать тысяч человек. В Ираке к власти приходит светская прогрессистская партия «Баас». Принимается решение о создании Объединенных Арабских Эмиратов. Израиль одерживает победу над иорданскими войсками у озера Кинерет (Галилейского моря) и наносит удар по иракским военным базам. ООН признает независимость Науру, крохотного государства в Океании. Продолжается национально-освободительная борьба против колониального господства в Африке. В Великобритании бурно дискутируется вопрос об иммиграции из стран третьего мира.

Действительно, происшествий немало. В порядке общего контекста к событийному ряду стоит добавить рок-н-ролл, «Битлз», Романа Полански, хиппи, увлечение троцкизмом и маоизмом, движение феминисток, мини-юбки, рваные джинсы, стиль диско, марихуану, начало массового распространения контрацептивов. Появление (не только в СССР) районов типовой панельной застройки, автомобильные пробки на Западе, первые ЭВМ, синтетические материалы, искусственные пищевые добавки, увлечение научной фантастикой, мечты о космосе. Такова примерная медийная картинка описываемых событий. Теперь немного о трактовках.

Бунт после войны
Апологеты 1968 года из числа левых интеллектуалов любят говорить о глобальной революции, фактически сформировавшей современный мир, его устои, ценности, пристрастия. Дескать, и мода теперь — после 68-го — другая, и семья уже не та, и в сексе новые ощущения. Ну и, конечно, именно тогда произошло окончательное оформление современного типа государства, основанного на равенстве прав граждан независимо от пола, возраста и вероисповедания, с обеспечением обязательного набора социальных гарантий, как то: доступное образование, пенсии по старости и пособия по безработице. В свою очередь апологеты «старого порядка», как и положено в таких случаях, ищут следы заговора, а то и просто мистики. Возвращаясь, однако, к рациональному взгляду на действительность, стоит заметить, что у бурных событий конца 60-х существуют прецеденты, позволяющие говорить о преемственности и поступательности событий, происходивших в Европе и остальном мире на протяжении столетий.

Более-менее глобальные синхронные социальные кризисы случались и раньше. И каждый раз в них видели то ли заговор, то ли мистику. Судите сами: в 1648 году, сразу после окончания Тридцатилетней войны между католиками и протестантами, по всей Европе — от Лондона до Москвы — прокатилась волна политических потрясений, уличных беспорядков и насилия. В Англии это была революция, годом позже казнившая короля Карла I. Во Франции — Фронда, восстание городов против всевластия кардинала Мазарини, правившего от имени юного Людовика XIV. В Польше вспыхнуло восстание казаков под предводительством Богдана Хмельницкого, сопровождавшееся невиданным по размаху истреблением евреев Восточной Европы — воспоминания о «хмельницкес цайтн» смогли затмить лишь ужасы Холокоста. Хмельничщина стала одним из проявлений начинавшегося упадка некогда процветавшей Речи Посполитой. Наконец, в Москве, где, по странному совпадению с Парижем, от имени молодого царя Алексея Михайловича правил всесильный боярин Борис Морозов, вспыхнуло крупное восстание, в результате которого власти на несколько дней фактически потеряли контроль над городом. Только удаление ненавистного фаворита из столицы и созыв Земского собора позволили как-то успокоить уличные страсти.

Как тут было не воскликнуть: «Призрак бродит по Европе!» Произошло это, однако, ровно двумя столетиями позже. Да-да: знаменитый Манифест коммунистической партии, по необъяснимому совпадению, был выпущен в Лондоне в 1848 году. И снова вихри политических бурь пронеслись по континенту — словно циклон, вызывающий наводнения и прочие бедствия у Атлантического побережья и постепенно слабеющий по мере движения в сторону Уральских гор. Февраль 1848 года положил конец Июльской монархии, а заодно и остаткам Реставрации во Франции. Революционные события охватили германские земли (Германии как единого государства еще не существовало), революционные выступления в Вене и Будапеште чуть не раскололи Австрийскую империю. В турецких владениях взбунтовались Валахия и Молдавия — территория будущей Румынии. Пожалуй, только Россия Николая I сохраняла на этот раз спокойствие и стабильность, издавая высочайшие манифесты о противодействии революциям любой ценой и посылая войска в Венгрию на помощь австрийской короне.

Если исходить из столь широкого социально-исторического контекста, то 1968 год вполне укладывается в некую последовательность, определившую развитие Европы и остального мира на протяжении всего Нового времени. Тридцатилетнюю войну с известными оговорками можно было бы назвать «нулевой» мировой войной: впервые военные противостояния, которые локально происходили и в отдельных колониях, были вынесены за пределы Европы. События 1648 года историк Эрик Хобсбаум называет «кризисом середины XVII века». Это было время выбора нового уклада в экономике и общественной жизни. Модернизация, под которой следует понимать движение к современному обществу, основанному на свободе, частной собственности, предпринимательской инициативе, демократии и равенстве в правах, впервые становится устойчивым трендом хотя бы на незначительной европейской территории. Начало было положено Английской революцией и Биллем о правах, частная собственность и свобода предпринимательства признаны необходимыми и неотъемлемыми правами. Остальные страны континента так или иначе реагировали на объективный вызов времени, иногда диаметрально противоположно. В России, например, вполне демократическим путем, на основе требований средних городских и служилых слоев, было введено крепостное право, а Соборное уложение 1649 года стало своего рода антиконституцией, на столетия закрепившей в стране рабство и государственный произвол.

Следующий прокатившийся по Европе кризис — 1848 года — стал подведением итогов, «гамбургским счетом» Великой французской революции конца XVIII века. «Старый порядок», оживший вроде бы после победы над Наполеоном I (снова, заметим, общеевропейские наполеоновские войны) и организации Священного Союза европейских монархий, окончательно отправился в небытие. Марксистские историки называют это время периодом буржуазно-демократических революций, когда наряду с финансовой и промышленной элитой к участию в управлении государством в Западной Европе были допущены широкие средние слои. Демократия еще была цензовой, но в ее необходимости уже никто не сомневался. Промышленная революция определяет дальнейшее развитие европейской и мировой экономики. Россия по-прежнему шла своим путем, пока перевернувшая ее катастрофа начала XX века не положила начало новому мировому тренду — социальные права начинают претендовать на равное значение с политическими свободами. Именно этот фактор лег в основу третьего модернизационного кризиса, произошедшего после Второй мировой войны.

И наконец — 1968-й. Первое послевоенное поколение требует мира, любви и равенства. Всеобще избирательное право, равенство мужчины и женщины, европейцев и неевропейцев, защита интересов меньшинств, необходимость образования и качественной медицины признаются обязательными нормами. Промышленная революция давно завершена, население развитых стран проживает преимущественно в городах и имеет достаточный уровень образования, оно требует свободы выбирать собственный образ жизни. Если революционеры XVIII-XIX столетий мечтали о стирании границы между сословиями, то интеллектуалы 1960-х говорят о преодолении разницы между расами и полами. Так, в глазах многих сексуальная революция была призвана стать венцом освобождения человека, начавшегося с европейского гуманизма, продолженного Реформацией, Просвещением и эпохой социальных революций. Казалось бы, цели модернизации достигнуты. Модерн торжествует полную и окончательную победу. Строившаяся столетия Вавилонская башня почти возведена. Вопрос в том, что дальше.

С другой стороны
27 марта 1968 года во время тренировочного полета во Владимирской области разбился Юрий Гагарин. Первый космонавт Земли вполне мог бы стать образом той самой «глобальной революции». Происходя из бедной провинциальной семьи, благодаря образованию и трудолюбию он сумел стать известным всей планете. Чем не равенство социальных возможностей? Его любовные похождения достойны культовых фигур западной молодежной культуры. Чем не сексуальная революция? Его улыбка стала символом десятилетия. Как «Битлз», как Кеннеди, как Мэрилин Монро. И смерть Гагарина так же трагична и так же нелепа, как смерть большинства культовых героев его времени. Именно первый космонавт, пожалуй, ярче других символизировал всепобеждающую, как казалось многим, идею прогресса. Шутка ли — благодаря его полету человечество получило новую перспективу освоения Вселенной — теперь уже за пределами собственной среды обитания. Космические ожидания были важным интеллектуальным фоном 60-х, равно как разочарование в «покорении космоса» стало фоном общего разочарования последующей эпохи.

Странным образом Советский Союз, возникший на месте вечно отстававшей от европейских кризисов в развитии Российской империи, на этот раз в чем-то, хотя бы внешне, оказался впереди. Проблема равенства полов, свобода отношений, право на гражданский брак и развод — все это стало частью русской жизни еще в 1920-е годы. Последовавшее затем подмораживание нравов воспринималось даже с некоторым одобрением. Но все равно — за исключением квартирного вопроса препятствий для свободы частной жизни при Советах по факту не было. Более того, заявив, что «в СССР секса нет», власть фактически сделала эту сферу жизни единственной зоной свободы. Не случайно молодые кремлевские циники 60-х рекомендовали своим сверстникам — политическим бунтарям больше внимания уделять личной жизни: «Чем бороться за справедливость, лучше завести себе еще одну бабу!»

Многие другие требования западной молодежи формально были предметом гордости молодежи советской: всеобщее бесплатное школьное образование, высшее образование, доступное любому деревенскому пареньку. То, что при этом существовали негласные процентные нормы «по пятому пункту», знали далеко не все. Да и бороться с этим в условиях отсутствия публичной политической жизни можно было только на индивидуальном уровне: абитуриенты и студенты из зоны риска «учились на шесть», меняли фамилии и национальность в паспорте, а наделенные совестью преподаватели игнорировали «негласные установки». Равенство мужчин и женщин дошло до такого предела, что иногда советские гражданки сетовали: «Уж лучше бы меня муж содержал, как это было во времена бабушек».

Многих исследователей удивляет, почему диссиденты, возникшие тогда в СССР, изначально не собирались брать власть. На самом деле это вполне объяснимо. «Самая лучшая в мире» власть в Советском Союзе и так уже была установлена. Большинство диссидентов, как известно, не оспаривало социализм как системный выбор. Речь шла лишь об улучшении уже существующего и в основе своей правильного общественного строя. Вот еще бы «человеческое лицо» к нему приделать, и совсем будет хорошо. Разумеется, в действительности стремление к свободе и справедливости расходилось с реалиями советского государства не менее, чем в «капстранах». Однако советская система в 60-е годы была еще достаточно прочной. Точнее сказать, менее гибкой. Возможно, во многом благодаря поколенческому фактору. И на Западе, и в СССР в этот момент правили фронтовики, победители во Второй мировой. Но если генерал де Голль ушел с поста президента Франции в 1969 году, несмотря на убедительную победу своей партии на выборах, то полковник Брежнев оставался во главе своего государства до начала 80-х.

«Поколение отцов» в СССР оказалось слишком сильным и имело слишком много аргументов для того, чтобы оставаться у власти. Даже его консерватизм оправдывался опасностью резких движений, способных разрушить достигнутые достижения, в том числе в области относительных послаблений режима. Не случайно ввод советских войск в Чехословакию поддержали реформаторы в Политбюро, и прежде всего сам Алексей Косыгин, — слишком ранней показалась им Пражская весна, боялись, что это может вызвать куда более серьезные заморозки в Москве. Но главный аргумент — все-таки прошедшая война. Культ победы над нацизмом, установившийся во многом в брежневскую эпоху, служил едва ли не главной идеологической основой последних десятилетий существования советского режима. Любой советский начальник, будь то генсек, директор завода или заведующий лабораторией, мог всегда прекратить любой спор, отрезав молодому бунтарю: «Мы за вас кровь проливали!» Умение руководить «по-фронтовому» было востребовано в кадровом резерве. Сами же старики рассматривали период своего правления как передышку, данную их стране в бесконечной череде войн и катаклизмов. В итоге, строя новые Магнитки, прозевали наступление компьютерной эры. Их срок истек во второй половине 80-х, вскоре пала и та система, на страже которой они стояли.

Кому-то события 1989-1991 годов в Восточной Европе и бывшем СССР могут показаться возвращением к двадцатилетней давности поискам свободы. Однако на дворе стояла уже совсем другая эпоха. Падение костного, заскорузлого, мрачного Советского Союза, как ни странно, стало прежде всего падением одного из самых крупных модернистских проектов за всю историю Нового времени. И все более очевидный кризис сегодняшнего Запада во многом имеет ту же природу. Ибо тоже модернистский проект. Что-то ведь странное наступает, когда становится ясно, что сделать мини-юбку еще короче уже не получится. Благие цели вроде бы достигнуты, а счастья нет. Благополучные 70-е сменили жестокие 90-е. Свобода обернулась пустотой и страхом, прогресс — апатией, социальные гарантии — инфантилизмом, равенство — завистью и непониманием, борьба за мир — новыми войнами.

Только ветер с Востока доносит весть о новой силе. Новой или хорошо забытой старой? Сама эпоха европейской модернизации, начавшаяся во время и во многом благодаря упадку Азии, похоже, завершается новым ренессансом Востока. В этом апогей модерна 1968-го снова выглядит символично: именно тогда в Европе впервые начинается массовая мода на Восток. Буддизм, маоизм, начало исламизации черной Африки и афроамериканского населения США — все это родом из конца 60-х. И терроризм — как технология, блестяще заимствованная с Запада сначала борцами за «свободную Палестину», а затем воинствующим исламизмом в целом. Кто знает, как будет выглядеть 1968 год в трактовке аятолл.