ИНТЕЛРОС > №4-5, 2009 > Ниночка МихайловнаНиночка Михайловна01 апреля 2009 |
Есть в жизни женщины период, когда приходят беды, и многие, не сумевшие выработать в себе философского отношения к окружающему миру, становятся несчастными и злыми. Я определяю этот возраст так: 45-55 лет. Дело тут даже не в болезнях, а в осознании, что надеяться, собственно говоря, больше не на что. Муж бросил, сын пьет, дочкин сожитель — бездельник, денег не хватает. Впереди — пенсия. Женщины этого возраста работают там, где вам надо выписать справку, получить выписку, оставить заявление на ремонт стояка. Женщинам этого возраста хочется, чтобы вы томились в очереди, чтобы вы пришли после обеденного перерыва или на следующей неделе. — Сегодня принимать не будем: санитарный день. — В шестую комнату очередь не занимайте, у нас компьютер завис. — Женщина, освободите лифт! Он служебный, только для сотрудников поликлиники. Они не уважают пенсионеров: «И чего ходят? Сидели бы дома, отдыхали». Понятно, что терпеть не могут молодых и благополучных. Женщины этого возраста любят в «технический перерыв» пить чай с тортом. Стоишь перед окном в сберкассу, кассирши на месте нет, а за перегородкой, где меняют валюту, уже разливают чай и слышны голоса сотрудниц: «Ниночка Михайловна, вам с кремом отрезать или без?» Через пятнадцать минут из-за перегородки выплывает предпенсионная Ниночка Михайловна, ей не то что тортик — ей вообще нельзя есть после шести вечера. Я узнаю этот типаж и в транспорте, и на пляже, и в однодневной поездке в Финляндию. Эти женщины социально маркированы. Есть в получасе езды от Питера знаменитый Сестрорецкий курорт, ему больше ста лет. Туда ходит электричка, станция так и называется — Курорт, от Сестрорецка четыре километра. Финский залив, дорожки для «дозированной ходьбы», белоснежные скамейки для отдыха. В старинном здании устроен бассейн с минеральной водой. В прошлом году я часто ездила в этот чудесный бассейн: чисто, народу мало, через огромные окна видишь столетние деревья. Неделю назад начала сезон: взяла купальные принадлежности и поехала на вокзал. Сую в окошко справку, по которой имею право бесплатно ездить в пригородных поездах. По этой справке в прошлом году мне без звука выдавали бесплатный билет. — До Курорта и обратно, пожалуйста. — Без паспорта билет не выдам. — Я в вашей кассе по этой справке тридцать раз получала билеты. Что случилось? — Откуда я знаю, что это ваша справка? На ней нет фотографии. Может, вы ее украли. Тетка была из тех самых, непреклонных. Я достала университетский пропуск, с фотографией. — Вам сказано: паспорт. Пропуск — не документ. Пошла к начальнику кассового зала. Начальник пила растворимый кофе с плюшками. — Ваши кассирши отказываются выдать мне билет, хотя я целый год езжу с вашей станции по справке с тремя печатями. — Без паспорта не выдадут. — Но до сих пор выдавали! — Назовите, кто выдавал, и они будут строго наказаны. Пришлось купить билет за полную стоимость. Садясь в электричку, я пожелала всему коллективу кассового зала тяжелой менопаузы. В поезде мне сказали, что отныне, в связи с кризисом, электрички будут ходить только до Сестрорецка, а до Курорта подвозят автобусы. В Сестрорецке сразу отправилась на вокзал за обратным билетом. В обшарпанном деревянном павильоне с продранным линолеумом работала одна касса. Я показала свою заветную справку и приготовилась к очередному скандалу. Кассирша необъятных размеров взяла с полки две Учетные книги и стала, не спеша, вписывать туда мои ФИО, пол, возраст, льготы, место работы, стаж. Она заполнила графы сперва в одной книге, потом — то же самое — в другой. Компьютеров в Сестрорецке нет. Наконец, бесплатный билет был выдан. Без всяких паспортов. До начала бассейна оставался час. На автобусной остановке висело расписание: автобусы до Курорта ходят каждые пятнадцать минут. Простояв без толку полчаса, я поняла: автобус не придет никогда. Изредка пробегала по своим делам собака, и опять тишина. Я спросила одинокого гражданина с лопатой: — У вас тут автобусы ходят? Гражданин дико посмотрел на меня и прошел мимо. А я пошла быстрым шагом по мостовой, потому что тротуары были завалены снегом и льдом. По дороге мне попалось несколько граждан, кто с палочкой, кто с белой тростью, с которой ходят слепые. Они тоже шли по мостовой навстречу своей судьбе. Ни один автобус так и не попался мне на глаза. Сестрорецк! Жемчужина на побережье Финского залива, город, окруженный санаториями, профилакториями, домами отдыха. Еще полгода назад жизнь здесь била ключом. Сейчас — запустение и захолустье. Прибежала, запыхавшись, в Курорт. До начала плавания в бассейне оставалось пять минут. Тетя в белом халате преградила мне дорогу. — Предъявите справку от врача — в санатории работает ревизионная комиссия. — Справку я давно отдала вашей сменщице, ищите у себя в столе. — Мне никто ничего не передавал, без справки в бассейн не пущу. «Попробуйте», — сказала я и, отодвинув тетку, пошла знакомой дорогой в душ, представляя, как ревизионная комиссия будет выволакивать меня, намыленную, из-под струй. Плавая в минеральной воде, я думала: «Таких женщин — полстраны. Бороться с ними бессмысленно, их не уговоришь ни лестью, ни криком. Они боятся только своего начальства, которое состоит из женщин того же возраста и интеллекта». Назад, в Сестрорецк, пришлось опять переть пешком по мостовой. Шла больше часа. Смотрю — электричка уже стоит у перрона, до отхода осталось несколько минут. Я прибавила шагу, — ведь следующий поезд только через два часа. Передо мной выросла очередная тетка, на ее оранжевой куртке было написано «Перронный контроль». Без билета на платформу (обледенелые ступеньки и кучи нечистого снега) не пропускают. Какая-то бабушка умоляла пропустить ее, ведь по вагонам ходят контролеры и продают билеты, а в кассу она уже не успевает. «Не положено. Увидят — премию снимут. Раньше, бабка, надо было позаботиться». Изучать этот тип женщин я могла бы, не выходя из дома. Моей соседке по площадке Лене уже полтинник. Она работает в регистратуре поликлиники, и власть ее огромна. Кому захочет — оставит номерок к окулисту, не понравишься ей — месяц будешь обивать пороги, а к эндокринологу не попадешь. Иногда она заходит ко мне занять муку или подсолнечное масло, и все ей у меня не нравится. — Зачем тебе столько книг? Только пылищу разводишь, дышать нечем. — Вот ты заграницей бываешь, а ничего путного не привозишь — бриллиантики в уши или приличный сервиз. — Я вижу, ты французскую картошку купила. Не знаете, куда деньги девать. Лена овдовела несколько лет назад: муж допился до белой горячки и выпал из окна. На днях встретила ее в метро и не узнала: похудела, помолодела, сделала новую прическу. — Друга завела, на работе познакомилась. Дети — против, а я им сказала: имею право на личное счастье. Правильно я говорю? Вчера ехала в лифте, к себе на девятый этаж, с незнакомым дядькой. Коротконогий, толстопузый, без шеи. В руках дядька держал розовую гвоздику на длинном стебле. Смотрю: звонит в квартиру Лены, и она, веселая, нарядная, впускает его к себе. Вернуться назад |