Я проснулся оттого, что за окном пронзительно дудели. Праздники — время дудеть, особенно если вы шастаете по тихому переулку в воскресенье утром. Вопреки музицирующим демонстрантам я минут сорок цеплялся за последний сон — но к десяти часам, когда принялись еще и надрывно кричать, первое мая для меня все-таки началось.  

— Ми-ша! Ми-ша! где мой фо-тик?! Ну Мии-ша! – плаксиво отдавалось в окнах.  

Уйди в ад, целеустремленная девочка, да забери с собой Мишу; у меня нет ни малейшего желания видеть ваши флажки и плакаты, я хочу всего лишь выйти из дому, обойти все шествия стороной и поскорее юркнуть в букинистический магазин. Меня ждет суворинский справочник «Вся Москва за 1909 год».  

Но на пути между подъездом и магазином неизбежна топочущая, ликующая Тверская. Выход на нее из Глинищевского загораживает грузовик, рядом с которым красуются три мешка с какой-то строительной пакостью и два милиционера. Судя по спешному оживлению на лицах, они меня ждут.  

— А пройти как-нибудь нельзя? Я ведь здесь живу, — заискивающе начинаю я.  

— Паспорт покажите, — сварливо отзывается старший. Младшему уже не до того — он матерно ругается по рации.  

У меня нет паспорта. Точнее, он остался дома в кармане пиджака — а я недооценил необходимость выходить с паспортом в букинистический. Но будь я и во всеоружии, меня бы отправили ровно так же: важен ведь не сам документ, но прописка, а я числюсь по другому околотку.  

На ум приходит соседний двор — но сегодня там заперто. Еще одна арка, тридцатью шагами после, но возле нее тоже стоит охрана правопорядка и нехорошо смотрит.  

Приходится уходить на Большую Дмитровку, где уже приветливо галдят девочки с синими волосами (не ты ли курлыкала сегодня поутру, голуба?) и чей-то сиплый голос поет о том, как он поймал свою звездочку и будет ее любить, любить.  

Впереди у меня еще звонкий металлоискатель, за ним сразу обыск, дубинки и оцепление. Идти нужно быстро, иначе вызовешь подозрения, а паспорт остался дома — и это значит, что злить в этот торжественный день мне никого нельзя, иначе ветхий справочник Суворина останется без покупателя. И я честно стараюсь быть незаметным.  

Меня, считайте, и нет — вокруг одни форменные сержантские куртки, ровные ряды почти похоронных автобусов и асфальтовые катки вперемежку с мусоровозами, удерживающие прохожего от нежелательной возможности сделать шаг вправо, шаг влево. Праздник.  

И в этот момент в моей недовольной военизированными прогулками душе рождаются причитания. Те самые, что год за годом можно видеть в приличных газетах, те самые, которым предается интеллигентный человек, которого сильно обидели в метро.  

— Проклятое государство, — жалобно думаю я, осторожно обходя унылые милицейские шеренги. — Мерзкая полицейщина, здесь нельзя жить, свобода ушла, они снова насаждают «порядок». А мне не нужен порядок, и впридачу к нему дудящий Миша, которого зовут искать фотик под моим тихим окном. Мне нужен только букинистический магазин, открытый круглые сутки, и какой же все-таки негодяй был ваш реакционер Суворин, да как он только мог поддерживать в 1909 году этот тоталитарный режим, — произвели мои гневные мысли неожиданный поворот, ибо я подошел наконец к запертым по случаю Первомая дверям книжной лавки.  

Стряхнув с пальто остатки патриотизма, я уставился на неутешительное объявление при входе, даром что мегафон за спиной предлагал мне: граждане, не создавайте затор. Куда там. Едва замечая представителей внутренних войск, зачем-то вздумавших оттеснять народ с тротуара, я думал об одном. Я мечтал о мстительной свободе, что растопчет когда-нибудь этих сержантов с их металлоискателями, о гражданском обществе, что грядет, дабы навсегда удалить внутренние войска с Тверской. Дайте только срок.  

И тут я совсем некстати вспомнил, где и по какому случаю я это общество видел.  

Подруга задержалась, машина сломалась, общественный транспорт здесь еще не изобрели: именно так сонным декабрьским утром я пустился гулять по пригороду в глубине Новой Англии. «Биг дил, какие пустяки, — думал я по-английски, — неужто я не смогу отыскать дорогу к центру без помощи моей воюющей с автомобилем симпатии?» Тем более что в декабре в демократических странах — тепло.  

Но дорога меня не послушалась. Пугливо озираясь в поисках уличных указателей, я бесконечно долго пробирался мимо пустынных и беззаборных, открытых праздному взгляду дворов. Хозяев не было, правопорядок никто не охранял, зато на каждой лужайке стоял и подмигивал мне обвешанный фонариками олень. Большой и неживой, такие продаются в местных лабазах по 19.99. Олени молча поблескивали. Я мог сделать шаг вправо, шаг влево, вернуться назад под горку или отправиться вперед по направлению к шоссе — всюду царствовала ровная, благоразумная тишина, и на дверях не запертых на ключ домов красовались почти что похоронные венки. Кажется, я окончательно заблудился.  

Наконец из-за угла показался допотопно широкий «бьюик». Я бросился к нему; владелец колымаги, выгружая из багажника свои умильные приобретения (снова олени? а то и еноты, белки — не разобрать), добросовестно ответил на все мои мольбы. До центра еще далеко, чужие здесь не ходят, мне лучше вызвать такси. Завтра сочельник, а сегодня шопинг и семейный день, я напрасно не дождался той доброй леди, что обещала за мной заехать. Эти венки — не на похороны, кругом праздник; да, кстати, — откуда я такой взялся? Или я не отмечаю Рождество?  

Ужас в том, что подлинный, беспощадный порядок наступает, когда вам не нужно выставлять оцеплений. Когда асфальтовые катки и сержантские куртки излишни, ибо всякий маршрут ограничен заранее и добровольно. В этом смысле родная прописка с дубинкой — приметы не силы, но слабости, это пустяк по сравнению с тягостью мира, в котором вы сами себе и ОМОН, и кровавый режим, и охранка, и столп, и оплот. Уж лучше соседствовать с хаосом, дорогу которому до поры преграждают заборы, чем праздновать с оленятами, пристально глядя в глаза одиноким прохожим. Задача — не самому стать милицией, а уклониться. Зачем мне гражданское общество? — мне хочется только, чтоб не дудели и дали поспать.  

Не дадут. Девятого мая, в девятом часу — кто-то опять заорал за окном: Ва-ась, ты там где? Ва-ась, скорей! Хорошо хоть, что фотик на этот раз не затерялся. Хорошо, что без музыки. Да и суворинский справочник куплен — плевать, что закрыт магазин.  

Но Вася с Мишей и мертвых заставят проснуться.  

Я поспешно оделся и вышел к милиции, караулившей в конце переулка и уже завернувшей две робкие парочки. Те кое-как уяснили, что здесь вам не тут. Ну, а мне-то зачем нарываться? — вдруг сегодня пропустят, даже церберов всенародных гуляний можно попробовать взять на авось.  

— Нет прохода, — лениво сказал мне человек-гора в форме, облокотившийся на заграждение. — Не положено в праздник, идите в обход.  

И надменная, сонная власть отвернулась.  

Не пытаясь заспорить и не огорчаясь, я ушел восвояси. Пусть будет заперто. Я не создан для полной свободы.  

Я всего лишь хочу, чтоб порядок держался не мной.