ИНТЕЛРОС > №9, 2007 > Лирика

Лирика


04 сентября 2007
Художник Варвара Акатьева


***

В автобусе Тула-Москва слушаю разговор двух попутчиков, сидящих сзади. Они только что познакомились. Не слушать невозможно: попеременно воют то Таня Овсиенко, то Таня Буланова, им — в основном ей — приходится говорить громко и отчетливо, и мне в затылок льется аудиокнига, точнее, аудиосага с классическим среднерусским зачином (муж спивается) и карнегианским самовзводом (работаю над собой, второе высшее, главное — не раскисать!). Не успели выехать из города, я уже знала биографию молодой дамы и цены на недвижимость в промышленном пригороде Тулы.

Выговорившись, она спрашивает, чем он занимается.

— Облицовщик.

— Ой, такая профессия хорошая. Элита у строителей. Облицовщики всегда хорошо зарабатывали, и при Советах, и сейчас.

— Не, немного, — важно говорит он. — Пятьдесят тыщ. А у тебя?

Пауза. Борение честности и гордыни.

— Двадцать пять, — твердо говорит она.

Разве не прекрасна эта пропорциональность, эта иерархичность? Ровно вдвое меньше мужчины — формула идеальной жены.

***

Дачный сосед «подкрутил счетчик» — за четыре года при пышной летней иллюминации, прожекторах и электродуше набежало 40 киловатт. Садово-огородное товарищество гудит: западло нам, пенсионерам, платить за эту наглую, понимаете ли, молодую сволочь, пусть заплатит хотя бы по 150 рублей за каждый летний месяц. «Вы меня не разведете. Буду платить согласно показаниям счетчика, — надменно отвечает сосед. — За мой счет хотите нажиться? Не выйдет!» Пенсионеры начинают оправдываться: мы? нажиться? побойся бога! Расходятся обиженные, сосед идет включать иллюминацию.

***

Дочь-подросток читает «Империю ангелов» Бернарда Вербера: несколько детей в разных странах, их монологи — из живота матери, в младенчестве, раннем детстве, в школьном возрасте. Монологи русского ребенка: мать хочет сделать аборт, мать рожает его в запое, пьет и бьет, бросает на церковной паперти, ребенок в детдоме. Дочь недоумевает: «Разве это типично? Разве этого нет на Западе или у нас это на каждом шагу?» — «Это в каком-то смысле типичное представление, — начинаю я, стараясь избежать резкостей, — клише, стереотипы…» — «Ты не усложняешь ли? Может, писатель просто идиот?» — с надеждой спрашивает она.

***

Анна Александровна, 85 лет: копит не «гробовые», а «больничные». Болезнь по расходам не сопоставима с похоронами. Объяснение: «Дети лечить все равно будут, мебель, квартиру продадут, будут бомжи. Разве я допущу?» Дети уже пенсионеры, живут трудно, но не лечить родителей — такое же социальное падение, как и не устроить похороны. Правда, она надеется на «если смерти, то мгновенной», например, во сне, но не очень — ровесницы умирают и тяжело, и затратно. (Т. н. простая семья, «с устоями».)

***

Премьер Фрадков озабочен оттоком населения с депрессующего Дальнего Востока: «Пора уже, прошу прощения за старую терминологию, комсомольские стройки организовать, молодежь привлекать, стройотряды, может быть, руководителей, которые в Москве и Санкт-Петербурге сейчас, попросить выехать туда на несколько лет». Интересно, каким пряником поманят? Как раз семьдесят лет назад началось движение хетагуровок — коренная ленинградка Валентина Хетагурова, офицерская жена, призвала женщин на освоение края: «Девушки на Дальнем Востоке приносят в суровую и часто огрубевшую жизнь то, что облагораживает, поднимает людей, вдохновляет их на новые героические дела. Мы ждем вас, подруги!» Это был не только лирико-романтический, но матримониальный проект. А что сейчас? «Тысячи трудолюбивых китайских рестораторов ждут вас, подруги, для создания крепкого семейного бизнеса…»?

***

К Дню города из Москвы собираются выдворить всех нелегальных иммигрантов. Верится с трудом (их если не миллион, то десятки тысяч) — замах космический. Вместе с тем поражает бесчувствие той части столичной общественности, которая так неистово «я-грузинствовала» в октябре прошлого года и боролась против «геноцида грузин». Интернациональные, этнически не определенные нелегалы, оказывается, не вызывают ну совсем никаких эмоций.

***

В очереди читаю глянцевый журнал. Читательница Семенюк рассказывает о неприятном казусе с контрацептивным желе, оно как-то так неудачно разлилось и запенилось, пришлось мыться. Консультанты ласково журят читательницу за эксплуатационную оплошность. Мне вспоминается кипящая биомасса из советского блокбастера «Через тернии к звездам», где зарождаются новые, так сказать, люди.

На другой день вспоминаю об этом, глядя на двух подруг в кафе, возрастом хорошо за тридцать. Манерно пьют «Маргариту», стреляют глазами.

— Я перехотела рожать. Спиридонова — видела? — то на Кипр, то в Грецию. Загорелая вся, накачанная. Она, может, в Коста-Рику рванет, вернется — а я с коляской и жопа два метра. Как я ей в глаза посмотрю?

***

Депутат Пантелеев, справедливо возмущаясь завышенными авиатарифами, сравнил стоимость перелета в Екатеринбург с ценой перелета в Перу — около 1000 долларов. Все верно, только депутат имел в виду бизнес-класс, отчего его негодование мгновенно утратило статус общественной тревоги. Дело не только в отсутствии социального слуха (это беда слишком многих публичных персон), но и в том, что у «этих» просто не осталось иных реалий для описания обыденности.

***

Яблони, считавшиеся безнадежными, много раз вымерзавшие, в этом году выдали какое-то фантастическое количество яблок. Ходишь по саду, как по детскому «бассейну с мячами», — под ногами сплошь бело-розовые шары с бурыми отметинами. Словно природа рассчиталась безрассудно крупным оптом за десять неурожайных лет. Эти внезапные щедрости против воли укрепляют вечно гонимую нами надежду на то, что некоторая, в широком смысле, «жизнь» однажды вот так же восполнит многолетние недостачи — ну да, «в день, когда уже не нужно».

***

Лекарственный кризис становится в совсем изысканные позы. В аптеках Костромской области у льготников изымали вполне легитимные рецепты, которые по внутренним бюрократическим сложностям не вошли в «областную сводку». Это все равно что у больного лекарство изо рта вытащить. Тетке вместо энапа выписали двадцать флаконов валокордина.

***

Девочка осваивает уличную съемку: голуби, небо в лужах, листва после дождя — простенькие дилетантские банальности. Неясных лет продавщица (воды-и-мороженое), в чью сторону камера ни разу не повернулась, вдруг начинает склочно голосить, что она разрешение на съемку не давала, уйдите отсюдова. «Вы подозреваете, что за вами следят?» — уважительно спрашиваю я. «А вы хотите сказать, что я никому не нужна? Что мне много чести, что ли?» — «Отчего же. Вы очень интересная дама». — «Вот именно! И разрешение на съемку своего лица не подписывала, повторяю вам, уберите фотоаппарат!»

Убираем: это, может быть, не паранойя, а высокое, несгибаемое одиночество. Люди хотят, чтобы их хотели, и с этим ничего не поделаешь.

Евгения Долгинова


Вернуться назад