Все свои фильмы Кончаловский снимал о чужести человека у себя дома. О сомненьях байстрюка Лаврецкого, которому «сподручней оглоблей, чем на дуэли», в том, примет ли его Россия. Об иноприродности учителя Дюйшена дикой киргиз-кайсацкой степи и ее укладу. О возвращении домой дембелей, которых «не ждали», — царя Одиссея и морпеха Сереги Никитина. О доме дураков, собравшем под крышей всех фриков родного пейзажа: блаженного поэта с приговской бородкой, малахольную либералку в очках Новодворской и просто дурнушку, тихо помешанную на Брайане Адамсе. О познавательных рейдах американцев по чужой и неведомой Америке.

Он и на роль сталинского кинокрута с женой зазвал иноземцев не для бокс-офиса, а чтоб подчеркнуть нестыковку со средой.

За то его и недолюбливали, что внутри не по-хорошему модных тем — Сталин, Чечня, сибнефть, рок-н-ролл, лаковый дворянский ренессанс, теперь вот гламур — тянул свою сквозную неврастеническую линию нездешнести, отдельности, социального аутизма. Это напрягает, ан деваться некуда. Он и сам был везде чужой и обожал эпатировать угрюмую монокультурность дальних социумов. В Голливуде по старинке лез целоваться через стол. В бесстильной России встречал и провожал строго по одежке. Умыкнул из патриархального Казахстана невесту и пустил в ручей в одних косичках. Книжной, подчеркнуто светской публике с американским смаком поведал, по скольку раз ему давали все его актрисы.

Демонстративное безразличие к среде аукнулось и в кино. Несмотря на свободное плавание в трех средах — разночинстве, плебсе и евробомонде, — он вечно переоценивал их соединимость. Никто в мире не хочет смотреть про себя. Русским в массе безразлична дворянская классика и уборочная страда. Американцу плевать на свою болотистую мухосрань и пьющих маргиналов с плохими зубами. Европа, объевшись за 60-е волосатой молодежью, холодно приняла его опоздавшую на все праздники непослушания рок-оперу (хотя «Романс о влюбленных» как раз был позорнейшим гимном конформному бытию: армия, брак, завод, кефир, хоккей, которым совершенно не мешают гитара, хайр и мотоцикл). Фильмы, привеченные фестивалями, публика встречала каменным равнодушием. Народные шлягеры несла по кочкам интеллигенция.

Наконец родился фильм, который вряд ли понравится хоть кому-то.

Нет, тема, как всегда у этого автора, спросовая до неприличия. Одинешенька с чемоданом посреди зеленых проспектов лучшего города Земли и его ярмарки неженатых принцев давно стала звеном национальной мифологии, предвосхитив превращение русских в пятую кочующую нацию после ирландцев, китайцев, поляков и евреев. Москва — это большая лотерея, и человек в ней хозяин. Я смогу, я не заплачу. Перевернется и на нашей улице грузовик с пряниками. Эти лозунги настырной внутренней экспансии вот уже 40 лет согревают алчные сердца барышень из депрессивных регионов.

Однако историю воцарения Золушки в мире блицев, сомелье и обезжиренной простокваши Кончаловский, конечно, снял про себя, а не про жену родом из Новочеркасска (Юлия Высоцкая, если кто еще не в курсе, играет главную роль). Про горящий на любую блестку глаз в одноэтажной дыре и провинциальный говор с нахрапом в солнечном зазеркалье. Про свою зависть, и разочарование, и остаточный мещанский восторг от групповых фото «Я и…». Только этим объяснима глубоко антикоммерческая перекройка формулы «простушка в гламуре». За минувшие 10 лет все уже в подробностях выяснили, как штурмуют подиум прекрасные няни. Жвачная наивняшечка с открытой душой входит в мир фальшиво любезных педерастов и искренне злобных мегер и обнаруживает под ледяным панцирем Prada этику, профессионализм и доброе сердце. Кончаловский по этому лекалу снял кино о том, как жадная и пустая лохушка рвется в мир дряни и становится в нем своей.

Дрянь писана густыми мазками местечкового умника, твердо знающего, что за всеми безобразиями планеты стоит Березовский. За витриной — блат и кумовство, обман и интриги. Модные журналы за мзду публикуют портреты хавроний в золоте. Спонсор фэшн-шоу подгоняет на сцену тупую фефелу по просьбе ростовских братков. Аллигаторы черной металлургии раз в час разражаются монологами о том, сколь тяжел золотой телец. Кутюрье наперебой ссылаются на «Черный квадрат» Малевича — предмет завистливой ненависти всех Царевококшайсков («Господи, Я ЖЕ ТОЖЕ ТАК МОГУ!»). Главная забота дня — самолет с модельными дешевками до Куршевеля, причем непонятно зачем: все мужчины завитринья ходят расхлябанной походкой и лечат простату. Натуралы сохранились только в охране.

Хлянец, словом. Страшное место.

Зачем для такой картинки понадобилась сценаристка Смирнова, давний колумнист Vogue с обильными знакомствами в среде, — ума не приложить. Команда КВН сочинского политеха сбацает нечто подобное за полчаса. Уж шуточки про виагру явно из их репертуара.

Впрочем, новоприбывшая Элиза Дулитл ничем не прекраснее этой злачной клоаки, разве что меньше любит секс (почему, собственно?). Влюблена в Галкина. Трудится сводницей в элитном борделе. Учит рекламу сока «Я» («Где наслаждение — там Я!»). Даже в гриме Грейс Келли мечтает о школе стриптиза — «чтоб красиво по столбикам сползать». Всем тычет, машет руками и хочет детей от нефтяной вышки: «Казаки и не такие высоты брали».

И опять встает вопрос о целевой аудитории. Это для семьи Звездуновых-Дятловых, болеющих за землячку с гостинцами для Л. Якубовича? Какая-то она уж совсем… казачка набитая. Для стольцов, уставших от фрикативного «г» и деревенской привычки мыться по субботам? Многовато пафоса «все москвичи сво…». А может, это гранд-сатира на общество потребления? Для нее Кончаловский сам чересчур падок на сладкое. Он и в мемуарах, как сорока, всегда заметит на другом замшевый пиджак и кожаные штаны. Опустошенность фальшивым праздником в его исполнении как-то малоубедительна.

Просто у человека на старости лет испортился характер. Раньше он чужую среду любил, а теперь в ней доживает. Раньше с интересом снимал про грязь и коровьи лепехи: «Первого учителя», «Асю Клячину» и «Застенчивых людей». Теперь желчно ревнует новый мир, сравнявшийся с ним в элитности и размахе потребления. И помойка не в сласть, и в пентхаусе противно. И нам не брат, и узбекам чужой. Только и остается из жены Грейс Келли ваять по заказу тяжелых металлов. Тут уж рука набита на все сто. И мордочка. И стрижечка. И свет. И макияж.

Красота. Новый экспонат в галерею прекрасных Елен — к Аринбасаровой, Купченко и Кореневой.

Правы, правы тяжелые металлы.

«Пять баллов, — говорят. — Давай зачетку».