ИНТЕЛРОС > №6, 2009 > Сам пошел!

Сам пошел!


09 апреля 2009

Боксирующие мальчики. 1924

 

 

Тщательно срежиссированная обида может быть таким же упоительным занятием, как СПА, поездка в Тибет или, скажем, футбол. То обстоятельство, что за обиду не вызывают на дуэль, а значит — тушка, драгоценная теплая тушка, останется в неприкосновенности, позволяет обижать и обижаться вне всякой меры, напропалую. Обидой нынче считается почти все. Актриса обижается на режиссера за то, что он в ее присутствии похвалил другую. Светская леди обижается на светского хроникера за то, что он поставил ее фамилию после Цейтлиной: «Да как вы смели?» — кричит она. Завлиты театров обижаются на то, что критики хвалят не тех актеров, которые нравятся им. Администраторы обижаются на то, что мы вспоминаем об их существовании только в день премьер. Со мной 24 часа не разговаривала одна дама на том единственном основании, что я назвал Николая Второго «слабым царьком» — хотя, казалось бы, ну кто он ей, да и мне, честно говоря?

«Я ужасно, ужасно обижена», — говорит журналистка, впервые сдавшая текст в назначенный срок и обнаружившая, что он был обозначен раньше реального дедлайна. Обида совсем перестала быть чем-то существенным, важным, значительным, заслуживающим пересудов — и поэтому, только поэтому так нашумела история ссоры видного публициста М. с писателем и правозащитником П. Потому что накал страстей был такой, что даже и самые прожженные наблюдатели социума схватились за голову. Ситуация осложнялась еще и тем, что оба участника невиданной по сегодняшним временам ссоры были — каждый по-своему, конечно, — талантливы да еще и жили в одном подъезде, вместе постились и вместе разговлялись и вместе придумывали, как уменьшить коммунальные платежи — ну во всяком случае, моему воображению хотелось бы видеть именно такие сценки.

Но это — как «Неоконченная» Шуберта, одинокий утес среди ссор, у которых не было ни причин, ни развития, и от которых нет никакого внятного общественного толка.

С театральным обозревателем Донатом  Р. мы сидим на террасе бара, что напротив ИД «Коммерсант». Из ворот ИД «Коммерсант» выходит видный молодой человек, приветливо кивает театральному обозревателю и идет своей дорогой. «Что же ты его не пригласил за столик?» — спрашиваю я Доната. «Он не станет сидеть за одним столом с человеком, распускающим про него такие жуткие слухи». «Зачем же ты распускаешь их про него?» — спрашиваю я. «Не я, а ты», — отвечает Донат. «А как зовут этого молодого человека?» — я был в искреннем недоумении. «Дантон Миловский».

Тут уж я вообще расстроился: имя Дантон было известно мне из учебников истории, фамилию «Миловский» я тоже знал, поскольку ухаживал за Верой Миловской из параллельного класса, но вот имя и фамилию, стоящие рядом, я слышал впервые — и уже хотя бы по этой причине слухов распускать не мог. Довольно часто якобы «обидчик» оказывается в ситуации без вины виноватого. И это, конечно, хуже всего — потому что, не ведая за собой вины, очень сложно подобрать надлежащее искупление. Особенно если ссора произошла из-за неверно выбранного слова, упавшего на плохое настроение, и только.

В русском языке вообще много словечек, которые, при внешней своей незлобивости, содержат сильнейший отрицательный заряд, критическую массу «подколодности». К услугам злослова огромное количество лексических единиц, унижающих человеческое достоинство не на уровне содержания, а по форме. Особенно обидными бывают глаголы. «Выеживаться», «выкобениваться», «выдрючиваться», «телепаться» — по степени гнусности эти глаголы-гранаты могут соперничать разве что с «юмориной». Но иногда и самые обычные вроде слова способны нанести смертельную обиду. Мне стоило больших трудов помириться с лучшим другом, полгода не отвечавшим на звонки, мейлы и дружеские приветы, передававшиеся с разного рода Антонами Прокофьевичами мужского и женского пола при каждой удобной и неудобной возможности. А дело было так.

Мы, как заведено у друзей, обсуждали тщету бытия, что в нашем случае означало обмусоливание одного-единственного вопроса: отчего вся любовь нынче — за деньги, а если как бы бесплатная — так это обойдется еще дороже, чего уж там. Так как решением этой проблемы мы занимаемся лет шесть, и все без толку, ничего нового сказать было решительно невозможно, и я возьми да и напиши смс-ку: «Не пора ли тебе угомониться?» Теперь-то я знаю, что произошло в душе моего лучшего друга. «Ага, — подумал он, — мне советует угомониться, а сам, окруженный немыслимой красотой, будет нахлебываться джин-тоником в VIP-комнате „Птицы тройки“, и приглашать особо одаренных ехать на extended week-end в Переделкино?.. Ну, гадина».

Хотя я даже и не имел в виду столь оптимистичного сценария, и сам давно угомонился, и джин-тоника не пью, и весь extended week-end сводится к тому разве, чтобы напечатлеть хоть единственную безешку в белоснежную щеку твою — и руки под одеяло. Так два почтенных мужа, честь и украшение «Маки-кафе», поссорились между собою. Не захотели видеть друг друга, прервали все связи, между тем как прежде были известны за самых неразлучных друзей! И что прочно теперь на этом свете?

Чтобы наказать обидчика, Иван Иванович и Иван Никифорович снесли жалобы в поветовый суд. Сейчас в суд, конечно, идут только самые отчаянные люди. Жанр драк на лестничной клетке в редакции тоже подзабыт. Обратиться к правосудию теперь означает напостить гадость об обидчике в ЖЖ. При этом используется весь арсенал наблюдений, полученных за годы нежной дружбы, в момент ных откровений и частых пьяных озарений. И это, конечно, главное оружие блоггера. Потому что одно дело прочитать о себе такое: «Дорожкин — забавная экзотическая зверушка, которая смешно вертит мордочкой, крутит в лапках блестящие штучки и потешно что-то верещит похожим на человеческий голоском». Такие посты дарят возможность улыбнуться, столь редкую в наших свинцовых широтах. И совсем другое, когда твой близкий друг, вернее, подруга, теперь уже бывшая, делится следующим соображением: «При поверхностном знакомстве он производит довольно комичное (хотя может, в то же время и трагичное) впечатление человека, неспособного думать и говорить вообще ни о чем, кроме бабла и недвижимости, преимущественно чужих». Милая, где ж была твоя наблюдательность все десять лет, что мы дружили?

Однако, если кроме шуток, то здесь уже задето подлинное, существенное, важное, корневое — как если бы Иван Иванович публично указал на манеру Ивана Никифоровича загорать в натуре, оставляемую только на время приезда Агафии Федосеевны, и подверг ее, эту манеру, осуждению. Меж тем, если вступать в бесконечную интернет-тяжбу, все стороны конфликта могут найти неисчислимое множество обидных аргументов в доказательство своей правоты. «Ножки ее были коротенькие, сформированные на образец двух подушек», — в сущности, отличный готовый пост. Однако ужасно не хочется, чтобы кто-нибудь, заинтересовавшись нашей историей, вздохнул потом тяжко: «Скучно на этом свете, господа!» Вот и молчу, молчу, молчу.


Вернуться назад