ИНТЕЛРОС > №13, 2008 > Доброе имя

Доброе имя


08 июля 2008

I.
Первого мая в обед Владимир Ильич Белов, пенсионер шестидесяти восьми лет, поссорился с женой Нелли Ивановной.
С утра Нелли Ивановна ходила на рынок за продуктами к праздничному столу, принесла курицу, молодой картошки, помидоров, а Владимир Ильич вдруг на нее наорал, потом слово за слово, Нелли Ивановна спросила: «Может, мне вообще уйти?» — а Владимир Ильич распахнул перед женой дверь: «А вот и уходи!» — выставил Нелли Ивановну на лестницу и заперся в квартире.
Из-за чего поссорились — ни Нелли Ивановна, ни дети Беловых, ни соседи вспомнить не могут. Друзья Владимира Ивановича по гаражу (сами себя они называют «кенты» — не потому, что подражают тинейджерам, а потому, что называли так друг друга, еще когда сами были тинейджерами; все — ставропольчане, все ровесники, все дружат с детства, и гаражи у всех в одном месте — в кооперативе «Радуга»; свою «Ниву» Владимир Иванович продал три года назад, но в гараже продолжал тусоваться — там веселее, чем дома) рассуждают философски. «В наши годы, — говорит друг Белова Владимир Князев, — если с женой не поругаешься, это уже не жизнь. Только она откроет рот — а ты уже заранее знаешь, что она тебе скажет. Как тут на нее не наорать?»
Скорее всего, Нелли Ивановна к ссорам с мужем относилась так же: по крайней мере, не она, а ее подруга, в квартиру которой на одиннадцатый этаж она ушла, когда муж выгнал ее из дома, — именно эта подруга вызвала милицию, сообщив дежурному, что психически неуравновешенный (а что, нормальный, что ли — вон, жену выгнал; на учете в психдиспансере Белов, однако, не состоял) мужчина заперся в квартире и не дает жене, которая не хочет с ним жить, забрать вещи.
Через полчаса приехал участковый, позвонил в дверь, Белов ответил, что мусора — гады, и дверь не открыл. Тогда участковый начал бить в дверь ногой, а Белов выстрелил в дверь из охотничьего ружья.
Стрелял снизу вверх, участкового не задел, но испугал, — тот связался с дежурной частью краевого ГУВД и сообщил, что на Комсомольской — ЧП: вооруженный псих стреляет через дверь. Еще через полчаса на место прибыли наряд ППС, бойцы ОМОНа, бригада скорой помощи, муниципальная служба спасения и пожарные.

II.
«Первой шум услышала моя кошечка, — дверь квартиры пенсионерки Веры Ивановны Куксовой — строго напротив двери Беловых. — Прибежала и дрожит, скребется. Я открыла — мамочки мои, сколько народу. Я им говорю: ребята, вы бы зашли, покушали, чего стоять просто так. А они отвечают: подожди, мамаша, тут такое происходит».
Вера Ивановна, как и полагается настоящей соседке, особенно пожилой, много лет внимательно наблюдала за семейной жизнью Беловых и прекрасно знает, что ссорились они часто. «Он ужасно ревнивый был. Пойдет она с утра в поликлинику, например, вернется, — а он на нее орет: „Ты блядовала где-то!“ Иногда и кулаком по голове бил, иногда просто говорил, что убьет ее. А еще время от времени жаловался: „Ты слышишь? — говорил мне. — За мной следят!“».
Сумасшедшим, впрочем, своего соседа Вера Ивановна не считает. Проработав всю жизнь на мясокомбинате, Белов заработал профессиональную болезнь мясников — бруцеллез, постоянно мучился суставами и имел инвалидность второй группы. Постоянные боли сделали характер Владимира Ивановича исключительно скверным, но соседка, даже рассказывая о том, как Белов бил жену, утверждает, что человек он все-таки хороший.

III.
Прежде чем позвонить в дверь квартиры Беловых еще раз, милиция оцепила двенадцатиэтажку по периметру, пожарные перекрыли подачу газа по стояку, ведущему в квартиру, отключив при этом еще пятнадцать квартир, а потом подъехало несколько патрульных машин ГАИ, которые перекрыли движение автомобилей по улицам Комсомольской и Голенева (дом стоит на перекрестке). Все приготовления заняли примерно около полутора часов. Белов наблюдал за происходящим через окно и с балкона (на балкон он тоже выходил с ружьем, отсюда — сообщения информагентств о стрельбе по прохожим, хотя никакой стрельбы на самом деле не было, как и прохожих у оцепленного дома) и, очевидно, здорово испугался, потому что когда в дверь снова позвонили — уже не участковый, а омоновец в бронежилете, пенсионер сказал: «Не вздумайте ломать дверь, я подложил взрывчатку. Хоть и жалко мне людей, я все равно взорву дом».

IV.
К вечеру на место происшествия подъехали сыновья Белова, оба (даром, что отец ментов ненавидит) — силовики: старший Дима — офицер ФСБ из краевого управления, младший Славик — замначальника ГАИ в Невинномысске (час езды от Ставрополя). Поговорили с отцом через дверь, а потом по телефону и попросили коллег-силовиков ничего не предпринимать — отец и раньше часто скандалил, но каждый раз все решалось миром. За старшего на месте был начальник Ленинского РОВД подполковник Евгений Нуйкин, который сказал мужчинам, что никто ничего и не собирался предпринимать — главное, чтоб не стрелял. Сыновья сказали, что гарантируют — отец стрелять не будет.
С наступлением ночи оцепление ГАИ с перекрестка было снято, врачи, спасатели и омоновцы уехали, у дома осталась одна милицейская машина, на лестничной площадке милиционеров не было. Вера Ивановна Куксова рассказывает, что утром следующего дня, 2 мая, Белов выходил на лестницу — правда, с ружьем, — и говорил, что жена у него все-таки молодец — оставила ему курицу, которую он сварил, ест сам и кормит собаку Куколку (она действительно очень маленькая, хоть и не породистая). Поговорив с соседкой, Белов снова заперся в квартире и больше не выходил.

V.
Во второй половине дня ему позвонила Марина — психолог из службы спасения. Потом, в записке на имя начальника службы по итогам разговора с Беловым Марина напишет, что он произвел на нее впечатление адекватного человека — охотно пошел на контакт, стал рассказывать, что у него проблемы с женой, которая его не понимает, зато прекрасные сыновья, — когда рассказывал о них, даже расплакался. Потом сказал: «Прошу, уберите милицию, я ни в кого больше стрелять не буду». Марина пообещала передать эту просьбу подполковнику Нуйкину, а Белов ответил: «Марина, а ведь ты мне годишься в дочки. Я тебе желаю всего хорошего, будь счастлива, живи и радуйся жизни» — и бросил трубку.
В течение дня Владимир Ильич несколько раз разговаривал с сыновьями по телефону, просил привести к нему друзей по гаражу — друзья приходили, он впускал их в квартиру и спрашивал, что ему теперь делать. «Я говорю ему: Вовка, елки-палки, на хера ты стрелял? — вспоминает Григорий Максимович (фамилию он просил не называть), просидевший у Белова полтора часа. — А он отвечает: а на хера они дверь ломали? Я с ответом не нашелся, а он, видимо, заподозрил, что я по заданию милиции пришел, и он мне говорит: Гриша, ты, блин, к ним не пишись, они же все твари! Я даже обиделся. Вова, говорю, хоть я твоих сыновей и уважаю, к ментам я сам знаешь, как отношусь. Он обнял меня и говорит: ладно, придумаем что-нибудь».
В квартире Беловых, кроме охотничьего ружья в большом сейфе (сейчас Нелли Ивановна собирается его продавать, и сейф выставлен на лестницу), хранилось два нарезных ружья и пистолет Макарова — происхождение этого оружия туманно; скорее всего, его оставил у отца кто-то из сыновей — об этом косвенно свидетельствует и то, что в протоколах изъятия фигурирует только ружье, а по поводу остальных стволов никто ничего не знает — ни откуда взялись, ни куда делись. Друзья Владимира Ильича рассказывают об этом арсенале, считая его доказательством того, что Белов, если бы хотел, отстреливался бы гораздо дольше, но по людям он, по мнению друзей, стрелять бы не стал никогда — он и на охоте-то, когда они всем кооперативом ездили на озеро Маныч, гуся почти не бил, и, когда заканчивалась водка, начинал проситься домой. «Ему больше общаться нравилось, чем гуся бить», — говорит Владимир Князев.

VI.
В разговорах прошел второй день осады. Ночь прошла спокойно, утром Владимир Ильич позвонил своему другу Князеву (его в гаражах называют «ваше высочество»), почти дословно повторив вчерашний разговор с Григорием Максимовичем. После обеда позвонил в Невинномысск младшему сыну и сказал: «Славик, привези мне цитрамону, отдышусь и буду сдаваться». Сын зашел в аптеку, купил лекарство и около восьми часов вечера приехал к отцу, но к квартире его уже не пустили — на площадке толпились спецназовцы в касках и врачи скорой помощи, там же суетился Нуйкин. Людей в подъезде было еще больше, чем в первый день.
Дело в том, что в вечерних новостях — вначале на питерском «Пятом канале», а потом на НТВ — рассказали о ставропольском происшествии, и кто-то из федеральных начальников позвонил в Ставрополь и долго ругался: что, мол, там у вас происходит, немедленно заканчивайте, — и к квартире Белова снова стянули все экстренные службы.

VII.
Врач скорой помощи Кобзева, действуя по инструкции, вызвала на место происшествия спасателей — вызов от нее поступил в половине десятого вечера. «На лестнице за старшего формально был Нуйкин, но у него был такой вид, что ему только памперса не хватало, постоянно говорил: „Предполагаем труп, предполагаем труп“, — вспоминает один из спасателей. — Он районный милиционер, а спецназовцы все краевые, им на него всем плевать. То есть старшего на самом деле не было, решений никто не принимал, действовали наобум». Руководил спецназовцами двухметрового роста мужчина в штатском, который говорил, что надо штурмовать квартиру. Вначале у кого-то возникла идея пустить под дверь нервно-паралитический газ, и за газовыми гранатами даже послали милиционера, но оказалось, что они хранятся на складе за городом, а чтобы их получить по акту, нужно дожидаться начала рабочего дня, потому что на складе нет никого из материально ответственных сотрудников.

VIII.
Потоптавшись у двери еще с полчаса, двое спецназовцев стали бить в дверь прикладами автоматов. Белов выстрелил в дверь еще раз, потом попытался задвинуть дверь шкафом и стиральной машиной, но не успел; бойцы уже ворвались в квартиру, и пенсионер, отстреливаясь, убежал в комнату. Что было дальше — неизвестно, но секунд через десять один спецназовец выбежал на лестницу с простреленным бедром — он кричал: «Мать вашу, что же вы стоите, он же сейчас уйдет!», — потом из квартиры прозвучало еще несколько выстрелов, а потом вышел второй боец. «Всё?» — спросил у него Нуйкин. «Нет, сердце у него еще бьется», — ответил спецназовец, и остальные бойцы, оставив Нуйкина и спасателей на лестнице, вместе с врачом вошли в квартиру.
В шесть часов утра из квартиры вынесли труп Владимира Белова. Утром 4 мая пресс-служба краевого ГУВД объявила, что пенсионер покончил с собой.

IX.
В тот же день Нелли Ивановна Белова вернулась домой. К сороковинам сыновья заменили выбитую дверь, а дочь Веры Ивановны Куксовой побелила заново потолок на лестнице, зашпаклевав входные отверстия от пуль. Нелли Ивановна до сих пор носит траур, постоянно плачет и часто вспоминает мужа. О последней ссоре старается не думать, говорит только: «Не надо наши раны тормошить, родненький. Большое горе у нас случилось, и я во всем виновата». Но друзья Владимира Ильича зла на нее не держат, звонят ей, успокаивают. И, конечно, матерят милицию.
«Им же хочется в Рэмбо поиграть, — говорит Григорий Максимович, — а с настоящими террористами бороться — кишка тонка. Что ночью по городу страшно ходить — их не интересует, а пенсионера брать штурмом — это пожалуйста. Даже не извинились, что человека убили. А ведь еще бы день он просидел, элементарно еда бы закончилась — сам бы тихо и спокойно вышел. Он же сразу остыл, это и по разговору с ним было понятно», — и Григорий Максимович рассказывает анекдот про зайца, который спасается бегством от комиссии, кастрирующей тех, у кого три яйца: «они сначала отрезают, а потом считают». «Так и у нас: вначале хоронят, а потом разбираются», — комментирует Князев. «Знаешь что, корреспондент, — добавляет старик. — Мы очень тебя просим — верни Вовке доброе имя. А то его по телеку уже „ставропольским снайпером“ называют, по типу американских маньяков. А мы его с детства знаем, он не маньяк».
Я киваю — не из соображений политеса, а вполне искренне. Ну да, доброе имя. А какое, злое, что ли?


Вернуться назад