ИНТЕЛРОС > №16, 2008 > Любила и будуЛюбила и буду03 сентября 2008 |
I. 14 марта нынешнего года эта мадонна — 23-летняя Елена Зинягина, работящая, психически здоровая жительница Казани, положительно характеризующаяся по месту работы и жительства — обратилась Медеей. Следователи республиканской прокуратуры не могут вспомнить аналогичного преступления. О смерти сыновей, Романа Зинягина и Даниила Зинягина, она сообщила сама — согласно показаниям жителя улицы Пионерской Игнатьева, Лена, подруга его знакомого и соседа, пришла вечером, спокойная, ничем не взволнованная, и попросила разрешения позвонить. Он дал ей телефон и ушел досматривать хоккей. Лена позвонила в милицию и, уходя, спокойно «сообщила ему, что у нее проблемы, потому что она только что утопила своих детей». Милиционеры нашли мертвых мальчиков в пустой ванне (воду она спустила), в квартире — пластиковые бутылки из-под пива «Белый медведь» и несколько записок на тетрадных листах, написанных сразу после убийства. «Саша прости меня я убила своих детей ты прекрасно знаешь что я любила и всегда буду любить тебя». «Саша я убила своих детей ради тебя потому что я всегда любила и всегда буду любить». «Александр я тебя любила и буду любить ради этого я убила своих детей Зинягина». «Саша я убила». И последняя — самая непостижимая: «не смотря не на что».
II. Лена, однако же, нормально училась (в интернате о ней вспоминают как о спокойной, хорошей и старательной девочке), писала стихи, правда, с книжкой тетка никогда ее не видела. Когда поступила в Казани в швейное училище (профтехлицей), жила уже у одной из теток. В училище к ней отнеслись очень хорошо, обнаружили явную склонность к профессии, пообещали даже комнату, — но куда там, 16-летняя Лена встретила Дениса. Практически сразу они стали жить вместе — Лена словно выполняла какую-то биологическую программу, сойдясь с первым встречным, хотя надо заметить, что и среди первых встречных Денис был самым незавидным вариантом. Эти отношения не были браком — и не только потому, что юный отец сумел дать своим детям разве что отчество, даже не фамилию. Тетки, посмотрев на Дениса, сразу все поняли — и собрали Лене денег на аборт. Деньги она взяла, покивав головой, но через несколько месяцев появилась с животом — «обманула нас, зараза». Родился Рома, еще через год — Даня. Несмотря на все мрачные обстоятельства, здоровые, умные, подвижные мальчики — чего-чего, а здоровья у Лены было в избытке, хоть пиши с нее фреску «Торжество плодородия». Дениса все, не сговариваясь, характеризуют словом «никакой». Определенно говорят одно — пьющий, сильно пьющий, почти спившийся в свои 22 года. Без характера, без внешности... очень хотелось посмотреть на этого человека без свойств, но телефоны его безмолвствуют, дома никого нет, и даже соседи по семейному общежитию, куда я приехала, не смогли вспомнить, какой он — Денис: «Ну, какой-то такой... на улице пройдете — не заметите...»). Так или иначе, а к 2005 году сложилось такое распределение ролей: Лена работала на автомойке и на свою зарплату в 8-9 тысяч рублей (не самая низкая зарплата по казанским меркам!) содержала мальчиков, Дениса, его мать, тоже сильно пьющую даму, и бабушку. 29-летний Денис сидел с детьми — это давало ему моральный повод не работать. Он был, в сущности, безобидным и с детьми худо-бедно справлялся. (Спрашиваю, чем же питалось святое семейство до Лены-кормилицы? — да как обычно у деградантов: разменяли трехкомнатную квартиру, потом двухкомнатную, теперь комната в общаге, но и она, наверное, скоро уйдет). Лена работала много и тяжело, полтора часа добиралась домой, иногда пешком, поздно вечером. О детях заботилась изо всех сил, готовила, стирала, одевала, и следователь, и все родственники отмечают, что мальчики были неплохо одеты и в общем-то ухожены, у них были игрушки — тот материальный минимум, который появляется, когда есть хоть какая-то забота о ребенке. Детям помогали и родственники. В этом состоянии ей и встретился Александр Макаров — мужчина, преобразивший ее жизнь самым волшебным образом.
III. Саша — человек мужественной судьбы: в анамнезе — четыре судимости, из них три условных. Он взрослый, 1971 года рождения, сильный, с большим житейским опытом (который часто прокатывает за мудрость), он живет один в трехкомнатной квартире, он хорошо зарабатывает. Пьет, разумеется, но работает, профессионал, руки на месте. Наконец, Саша — мужчина с содержанием и с амбициями, он сказал ей: «Мне нужна жена с высшим образованием» и предложил готовиться в текстильный вуз («У нее была тяга к легкой промышленности»). Ну а самое главное — он сказал ей: «Двое детей? Ну и что. Поднимем». По-пацански так сказал. Весомо, убедительно. Лена перевезла детей, стали жить-поживать, добра наживать. Так длилось до ноября 2007 года. С роковым мужчиной Александром Макаровым мы встречаемся около ресторана. Несмотря на мои уговоры, он наотрез отказывается зайти в заведение, и я понимаю, что дело не только в спортивном костюме, в котором он возвращается с работы: вероятно, заведение кажется ему дорогим или просто надменным; ищем скамейку. Саша показывает фотографию Лены — он носит ее в барсетке, на фото у Лены счастливое, почти детское лицо — и сообщает, что в самое ближайшее время намерен жениться на ней.
IV. В сентябре 2007 года Елена пришла домой с детьми и сказала, что ошиблась, просила простить ее и принять обратно. Я согласился, и мы снова стали проживать вместе. Она сильно изменилась, стала очень нервной, озлобленной, в поведении детей я сильных изменений не заметил. Саша часто начал звонить на сотовый телефон Елене, после его звонков она собиралась и уезжала к нему, детей она не забирала, кажется, она его боялась. Бил ли он детей, я не знаю«. Из показаний Т. Д. Зинягиной: «Отношения между Еленой и Александром, можно сказать, были хорошие, но однажды был случай, когда Елена приехала в дер. Куюки с синяками на лице. К детям Александр относился, можно сказать, жестоко, были случаи, когда он избивал детей, из-за этого бабушка Елены сказала ему, чтобы он больше в деревне не появлялся». Из показаний Александра Макарова: «В октябре 2007 года у меня с моей родной сестрой и матерью произошел конфликт, и решили меня выписать из квартиры. Сестра написала заявление в милицию. Я сказал Елене: так как у меня два условных срока, меня могут арестовать, и Елене с детьми негде будет жить. О своих мыслях я сказал ей и предложил вернуться с детьми к Денису, так как он постоянно просил ее об этом. Елена подумала и вернулась. В декабре 2007-го она переехала обратно к Денису, но приезжала ко мне помыть детей. В этот период она продолжала работать, только перешла на автомойку на ул. Мусина, эту работу нашел я». Следователь Айдар Хадиуллин объяснял: мать и сестра писали заявление об избиении — Макаров склонен к рукоприкладству. Но даже и в этих обстоятельствах предложение вернуться обратно в ад, намерение отдать женщину ее бывшему мужу говорит о чем угодно, но не о любви. Были стационарные отношения, стали амбулаторными: семья как-то просто перешла в режим свиданий, да и для них требовался странный, унизительный предлог — «помыть детей». — Саша, — спрашиваю, — что же все-таки произошло осенью 2007-го? Вы разошлись? Александр отвечает изысканно: — Вы, конечно же, знаете о моем небелом и непушистом прошлом... — Знаю. — Я говорил ей: дай срок, дотянем до лета, когда снимут судимость последнюю! Чтобы меня не посадили снова, чтобы с матерью не обострять, давай поживем отдельно, подожди, все будет, так я ей говорил. Она согласилась. (Судимость, о которой говорил Александр, с него сняли, но в январе он получил новую, четвертую. «Начистил рыло тут одному», — объяснил он, не вдаваясь в подробности). Нет, неубедительно! Но Саша твердо стоит на своем: он любит ее, она любит его. Они скоро поженятся. Она вообще никого не убивала. Ее подставили, твердо говорит Саша и смотрит мне в глаза. Он был единственным, кто не отказался от нее. Вся родня отвернулась (только тетка Татьяна по первости привезла какие-то вещи в изолятор), он один добился свидания. А кто про него говорит? Эти люди!? Эти люди, так называемая родня, которые бросили ее, предали, теперь клевещут на него, что он якобы бил детей! Да он, да никогда, да кто они вообще такие, — Сашин голос кривится от благородного негодования.
V. — Знаете, как судья его допрашивал? «Вы были судимы? Какая статья? Двести шестая. А ранее вы были судимы? Сто двенадцатая. А ранее? Какая статья?» Вот так все четыре статьи перечислил. А потом к адвокату поворачивается: «Вы чувствуете? Все статьи с угнетением личности. И вот это, говорит, важно, а не то, что у нее не было спортивного костюма». Адвокат защиту построила на том, что у Ленки в интернате не было спортивного костюма, что ж, у нас тоже не было! Однако все мы выросли людьми! В материалах допроса Елены указана ее мотивация: «В последнее время ей стало трудно воспитывать детей, у нее даже возникла мысль о том, чтобы отдать их в детский дом, останавливала мысль о том, что им там без нее будет плохо. Войдя в ванную, ей стало жалко детей, в голове у нее помутилось, возникла мысль, что им не надо мучиться. Она взяла старшего сына Романа рукой за горло...» — Она — клятвопреступница! — взрывается Татьяна Дмитриевна. — Когда мы узнали, что Сашка бьет детей, было ясно уже, что опасность. И у нее было такое: смотрит на детей и вздыхает: ах, как жалко детей. Ах, как жалко! Мы ей сказали: ты это, не смей! Но мы-то думали, что она их бросит, как ее мать бросила в свое время. Но бросит, не убьет! Она нам всем, бабушке тоже, клятву дала: нет, я клянусь, с детьми ничего не случится, при нас вот при всех клятву дала! Не случится! Не случилось! Татьяна Дмитриевна плачет. Она вышла на побывку из онкологической клиники и мечется между сыном, тоже попавшим на операцию, и 80-летней матерью в Куюках, которая после гибели мальчиков совсем слегла, «обезножела», и надо поднимать ее, в деревне как жить без ног? Мальчиков похоронили там же, в деревне, забирала из морга и хоронила она, Денис не участвовал, а Сашу не позвали. Вся деревня пришла на похороны, и из соседней деревни тоже пришли, плакали все. И сейчас кто-то всегда кладет на могилки свежие цветы.
VI. Из материалов обвинительного заключения: «В этот момент она находилась в состоянии алкогольного опьянения, но свои действия контролировала. Периодически она входила и выходила из ванной. Внезапно у нее помутилось в глазах, и ей показалось, что это делает не она. Затем она схватила одной рукой за шею старшего сына Романа, другой держала его за ноги, чтобы он не мог сопротивляться, и погрузила его головой в воду и отпустила, когда он перестал подавать признаки жизни». Это было на глазах у младшего, Дани, и, судя по небольшой кровавой ране на лбу, он уже сопротивлялся. Поэтому с Даней пришлось повозиться чуть дольше. Наверное, он плакал, вырывался, просил пощады на своем трехлетнем языке; впрочем, здесь уже воображение отказывает, и человеческие слова заканчиваются. Потом она писала записки с объяснениями в любви, спустила воду в ванной и пошла звонить в милицию.
VII. В тот день он был на работе непривычно долго — с 7. 30 до 23 часов, пока за ним не приехала милиция; впрочем, у него железное алиби. Макаров сначала намекает, а потом уже прямо говорит, что он подозревает в убийстве Дениса, не дай бог встретит — «разорву пополам, так и будет», и я догадываюсь, что Елена любит его не только за мачистские (в ее представлении) качества, но и за творческое, так сказать, мышление, за специфический артистизм; представляю, какое оглушительное впечатление произвел на нее этот невысокий щуплый парень — особенно после аморфного Дениса. (Я закуриваю, протягиваю пачку, но Александр с презрением смотрит на «Мальборо» и говорит, что курит только «Кэмел» без фильтра, когда друг шлет из заграна, или вот «Приму», — и достает «Приму»). Допускаю так же, что эти разговоры могут кого-то убеждать, и возможно, и в самом деле за Макаровым бежала по переулку, как он рассказывает, настойчивая журналистка и вопрошала: «Кто это сделал?» — и он ответил ей: «Подумай, раз такая умная», — весь такой загадочный, такой тонкий мужчина, как не увлечься? На суде Елена снова во всем призналась — как говорится, под тяжестью улик. Верховный суд республики Татарстан приговорил Елену Зинягину к 17 годам лишения свободы. Лена не хотела подавать на обжалование, но Саша настоял, и она отправила «кассачку в Москву». Это тоже пронзительный документ: Зинягина просит учесть ее «положительные характеристики» и проявить снисхождение. Положительные характеристики — больше ей нечего сказать в свою защиту. На днях пришел ответ: дело Зинягиной будет рассматриваться в Верховном суде в середине сентября.
VIII. И если двойное детоубийство и в самом деле было не помешательством, но инструментом для осуществления матримониального замысла, — то замысел вполне себе удался. Возлюбленный снова с ней — по крайней мере, душой и сердцем. А душевная близость для женщины — это все. Может быть, Верховный суд учтет ее тяжелое детство, сиротство и положительные характеристики, и ей несколько сократят срок, а потом выпустят по УДО, — во всяком случае, Макаров обсуждал со мной срок в 6, 5 лет как вполне себе реальный. — С другой стороны, — задумчиво говорит он, — шесть с половиной лет для женщины — это вечность. И я не думаю, что все эти годы — после марша Мендельсона под тюремными сводами — он будет жить в аскезе. Он рассказывает, что они давно уже присмотрели домик в ее родной деревне. И еще рассказывает, как она любила детей, как они пошли на рынок покупать ей сапоги, а она увидела детские курточки, заплакала и сказала: «Прости, Саш, не надо мне ничего, я лучше детям куплю», — и купила одежду детям. Это очень важный эпизод, считает Саша, его никак нельзя игнорировать. Татьяна же Дмитриевна рассказывает, что Лена очень обижена на отвернувшуюся родню и пишет безответные злые письма. Я, мол, живая, я здесь, не этапирована, а вы, где же вы, милые родственнички? — Она Оксане, сестре, из тюрьмы прислала стих: «Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собаки». Что-то там еще такое было — собаки, шакалы... — А бокалы были, для рифмы? — Были бокалы, были! — Разбитые, целые?.. Вернуться назад |