I.
Круглосуточный продмаг у шлагбаума пограничного перехода Куничина гора на границе Российской Федерации и Эстонской Республики — весьма популярная торговая точка, как, впрочем, и всякий магазин на границе, разделяющей государства с разным уровнем цен. Очередь в этом магазинчике движется быстро, покупают все одно и тоже — два блока сигарет и две бутылки водки. Покупают и идут через шлагбаум пешком. По ту сторону границы — оптовые склады, построенные специально для того, чтобы российские челноки продавали им дешевые сигареты и водку из магазина у шлагбаума.

Впрочем, это история не про челноков, а про геополитику. Куничина гора — это самая окраина города Печоры, грязного и запущенного, но в целом очень симпатичного (прежде всего — благодаря безумно красивому Псково-Печорскому Свято-Успенскому монастырю) русского городка, основанного в 1473 году. Печоры — центр Печорского района Псковской области, а Печорский район — может быть, самая спорная (наряду с Южными Курилами) территория России.

2 февраля 1920 года в Тарту министр иностранных дел Эстонии Яан Поска и представитель молодой Советской республики Адольф Иоффе подписали советско-эстонский мирный договор. Согласно договору, Россия отказывалась от каких-либо прав на территорию бывшей Эстляндской губернии, признала независимость Эстонии, распустила дивизию Эстонских красных стрелков и выдала Эстонии из своего золотого запаса 11 тонн золота. Кроме того, в состав Эстонии были включены территории на правобережье реки Наровы, в том числе Ивангород и Печорский край, ранее входивший в состав Псковской губернии. Так русский город Печоры стал эстонским городом Петсери.

Прошло двадцать лет, Эстонию вместе с Латвией и Литвой включили в состав СССР, Петсери стал райцентром в Советской Эстонии, потом была война, а сразу же после войны уже в рамках Советского Союза была проведена административно-территориальная реформа, в результате которой Печорский край был передан Псковской области РСФСР. Городу вернули русское имя, эстонское население было частью перемещено в Эстонию, частью — в Сибирь, Печоры снова стали русскими.

В сентябре 1991 года Госсовет СССР признал независимость Эстонии в границах Эстонской ССР. Через три месяца Советский Союз распался окончательно, и Россия и Эстония начали готовить к подписанию договор о государственной границе. Переговоры шли почти пятнадцать лет и закончились в мае 2005 года подписанием договора, признающего границы в их нынешнем виде. В сентябре того же года Россия отозвала свою подпись, поскольку эстонские власти отказывались ратифицировать договор до тех пор, пока Россия не признает границу, установленную Тартуским договором — то есть с Печорским районом в составе Эстонии. Договор не ратифицирован до сих пор.

 

II.
Что Россия не согласится передать Эстонии Печорский район — это было понятно сразу, еще в 1991 году. Но эстонские власти в те годы всерьез рассчитывали на присоединение к своей стране бывшего города Петсери и его окрестностей и, чтобы получить дополнительное, кроме Тартуского договора, основание для изменения границ, практически сразу же после вывода из Эстонии российских войск (это было в 1993 году) решились на оригинальный трюк, который спустя несколько лет Россия повторит в Абхазии и Южной Осетии. Жителям Печорского района начали раздавать эстонские паспорта.

Ситуация выглядела еще более парадоксально, если учесть, что в те же самые годы с серьезными трудностями в получении эстонского гражданства столкнулись русские жители самой Эстонии — большая их часть так и осталась в категории «неграждан». В Печорском районе все было по-другому — бывший глава администрации района Федор Коханов говорит, что даже когда в Пскове еще не было эстонского консульства, выдачей эстонских документов (здесь их называют «синими паспортами») в Печорах занимались какие-то частные лица — от местных жителей не требовалось ничего, кроме прописки в районе. Подпольные паспортисты (Коханов считает, что им платило зарплату эстонское правительство) сами ходили по домам, собирали анкеты, а потом раздавали паспорта. Впрочем, история про этих паспортистов вполне может быть городской легендой — по крайней мере, все жители Печор, имеющие синие паспорта, говорили мне, что получали их, как полагается — в консульстве (псковский филиал петербургского консульства Эстонии занимает первый этаж хрущевской пятиэтажки на улице Народной в нескольких минутах ходьбы от псковского кремля), а людей, которые ходили с анкетами по домам, никто не помнит.

Что бесспорно — первыми обнаружили проблему пограничники на Куничиной горе, которые обратили внимание, что почти ни у кого из тех, кто — пешком или на машине — пересекает границу, в российских загранпаспортах нет эстонских виз. При этом эстонские пограничники почему-то таких людей через границу пропускают.

 

III.
Этой весной центр общественных связей российской ФСБ распространил заявление, в котором выражал озабоченность ситуацией в Печорском районе. В заявлении было сказано, что людей с эстонским гражданством в Печорах — минимум 10 тысяч, они работают в том числе в органах власти и в милиции, и, опираясь на этих людей, Эстония может «прибегнуть к реализации своих устремлений в экономической и политической экспансии в отношении территории РФ».

— Мне кажется, они погорячились, — глава Печорского района Сергей Васильев с начала года пережил несколько федеральных проверок по эстонскому вопросу и поэтому заметно нервничает, когда его спрашивают о людях с синими паспортами. — Какого-то засилья людей с двойным гражданством в районе нет, а перед выборами в районное собрание мы проверяли каждого кандидата на предмет синего паспорта. Проверка показала, что все чистые. Да и вообще — какие бы ни были у людей паспорта, я не думаю, что речь может идти об угрозе безопасности. Что такое Россия и что такое Эстония — особенно сейчас, после Южной Осетии? Ну что за фантазии?

У самого Васильева эстонского паспорта, по его словам, нет, и он ему не нужен, потому что у него есть годовая шенгенская виза — глава района часто ездит в командировки. Законодательство Псковской области не предусматривает статуса освобожденного депутата законодательного собрания, а глав районов избирает не народ, а депутаты из своих рядов, поэтому Васильев, кроме того, что он глава района, еще и главный инженер завода «Еврокерамика» — печорского градообразующего предприятия, производящего керамическую плитку из местной красной глины. Большая часть рабочих завода — узбеки-гастарбайтеры с зарплатой три тысячи рублей в месяц.

— Катастрофически не хватает рабочих рук, — говорит глава. — Безработица — нулевая. В строительстве недостаточно людей, в дорожном секторе, в коммуналке. Понятно, что заработки не самые высокие, и я прекрасно понимаю тех, кто хочет работать в Эстонии. Мне кажется, если люди с двойным гражданством у нас и есть, то это именно те, кто ездит в Эстонию работать. Поэтому решение проблемы я вижу так: нужно создавать более благоприятные условия для жизни, чем на той стороне. Тогда сами эстонцы будут просить выдать им наши паспорта.

 

IV.
Строго говоря, создать более благоприятные, чем в Эстонии, условия для жизни в Печорском районе достаточно просто — во-первых, надо снести весь город (кроме, пожалуй, монастыря) и построить вместо него что-нибудь новое, во-вторых — выселить из города всех людей, отправив половину на принудительное лечение от алкоголизма (в Печорах какое-то совсем неприличное количество пьяных — я приехал в город рано утром, и на газонах и скамейках уже валялись нетрезвые жители спорной территории), а половину — еще куда-нибудь. Первый встреченный мною эстонский гражданин (он даже показал паспорт — обложка у паспорта действительно синяя) — мужчина лет шестидесяти с золотыми зубами и в тренировочных штанах, — пил пиво, сидя на крыльце дома, в котором, судя по мемориальной доске, когда-то (даты на доске нет) жил врач-терапевт Фома Кириллович Акимов. Мужчина просил называть его Николаем, он — военный пенсионер из Таллина, в Печорах живет с 1995 года, родился вообще в Казахстане, но его предки жили в этих краях — в районном архиве Николай получил справку, согласно которой его дед не просто жил в Петсери, но еще и был капитаном эстонской армии. По словам Николая, получить синий паспорт можно только при наличии доказательств прямых родственных связей с теми, кто жил в районе в период его принадлежности Эстонии. Если есть соответствующая справка, получение паспорта обойдется в сто рублей с какими-то копейками.

— Я, — говорит Николай, — могу без визы поехать отдыхать, куда хочу. Хочу — в Испанию, хочу — во Францию. Денег, правда, нет, но чувство все равно приятное.

 

V.
Николай — это редкий для Печор тип: о своем эстонском гражданстве он рассказывает охотно, не таясь. Чаще всего местные жители стараются наличие синего паспорта скрыть — после заявлений ФСБ, московских комиссий и прокурорских проверок по городу ходят слухи, что у обладателей синих паспортов скоро будут проблемы. Если бы люди знали, чем закончилась прокурорская проверка, они бы, наверное, не волновались, потому что проверка закончилась ничем.

Прокурор Печорского района Александр Сергеевич Хлопков в Печоры приехал из Нижнего Новгорода по распределению после юрфака. Это совсем юный прокурор (я даже спросил его, сколько ему лет, — он покраснел и ответил, что к проблеме синих паспортов это не относится), и поэтому, когда он рассказывает о колоссальном объеме работ, сделанных в рамках проверки, ему сразу и безоговорочно веришь — слишком уж положительный парень.

— Проверка по фактам, изложенным в заявлении ФСБ, — рассказывает положительный парень, — началась в мае и продолжается до сих пор. С помощью оперативных методов мы уже исследовали проблему гражданства у муниципальных служащих и сотрудников правоохранительных органов. Проверка показала, что ни у одного из них эстонского гражданства не было и нет.

Я спрашиваю, в чем заключаются эти оперативные методы. Прокурор с тем же энтузиазмом отвечает:

— Мы провели анкетирование среди всех сотрудников районной администрации, отдела внутренних дел и прокуратуры. В анкете содержались вопросы о наличии двойного гражданства. Положительных ответов не зарегистрировано.

Я спросил, не допускает ли Александр Сергеевич, что кто-то из опрошенных наврал.

— Если наврал — значит, негодяй, — улыбается прокурор, а потом снова краснеет. — Других способов проверки у нас нет. Само по себе наличие паспорта — это не преступление.

 

VI.
В очереди за сигаретами и водкой в магазине у Куничиной горы — человек десять, все пенсионеры. Бабушку, которая купила два блока синего «Винстона», зовут Надежда Тихоновна — настоящая такая бабушка, в сером платке и кедах. Я поймал ее у шлагбаума и спросил, есть ли у нее эстонская виза.

— Откуда же у меня виза? — удивилась Надежда Тихоновна, выдав тем самым в себе эстонскую гражданку. — Виза — она тридцать пять евро стоит, у меня таких денег нет. У меня пенсия две тысячи. Сейчас схожу в Эстонию, сдам сигареты, выручу сто рублей. Иначе бы умерла с голоду. Я же не потому хожу в Эстонию, что до денег жадная, а потому что на жизнь не хватает, одна живу.

У псковских — интересный говор. В принципе, русская речь у всех правильная, местная особенность всего одна, но зато очень заметная — если в слове подряд идут буквы «д» и «н», то здесь говорят «нн». То есть Надежда Тихоновна на самом деле сказала — «жанная», а не «жадная».

 

VII.
Я разговаривал со старушкой, а сам косился в сторону обменного пункта. Обменный пункт — это «жигули» первой модели со значком доллара на лобовом стекле. За рулем — мужчина кавказской внешности (очевидно, меняла), рядом с ним, у машины — русский парень лет тридцати (крыша?). Пока я разговаривал с Надеждой Тихоновной, оба внимательно смотрели на меня, время от времени о чем-то переговариваясь. И когда старушка ушла за шлагбаум, я уже точно знал, что сейчас мне предстоит общаться с этими приятными людьми.

— Молодой человек! — это парень, который у машины — мне. — На секунду.

Я подошел.

— Вы здесь что делаете?

Я объяснил. Парень достал из кармана удостоверение:

— А я — действующий сотрудник Федеральной службы безопасности. Мне кажется, вы хотите взять интервью у нашего начальника.

Не могу сказать, что я как-то особенно хотел общаться с местными чекистами, но парень меня и не спрашивал — посадил в свою машину и привез в районное управление ФСБ. Местная Лубянка выглядит очень уютно — двухэтажный особняк, стены увиты плющом.

— И без вывески, — заметил я.

— Вывеска с другой стороны, — успокоил меня мой спутник, закрывая за нами железную дверь.

Самое смешное, что начальник печорского ФСБ Олег Спирин действительно дал мне интервью.

— Пятнадцать лет мы долбили Москву — происходит ползучий захват района, — говорит Спирин. — Русские в Эстонии завидуют нашим — там же строжайшая система испытаний на гражданство. Экзамен по языку, экзамен по эстонской истории и прочий бред. Даже если сдашь все, тебе скажут: «Ви не-то-сто-ойни». А здесь давали даже азербайджанцам. Человек приехал со своих гор, не знает вообще такого слова — «Таллин», а ему в зубы эстонский паспорт — на! Был случай, когда где-то в Альпах на курорте поймали двух кавказцев. Они там какой-то дебош устроили. Эстонские паспорта. Был дипломатический скандал, Эстонию пригрозили исключить из Шенгена, с тех пор стало чуть-чуть строже. Но строгость уже не нужна — в районе 50 процентов населения с синими паспортами. Понятно, что у нас не будет, как в Осетии, но все равно — проблема-то есть. Весной Клебанов (полпред президента в Северо-Западном округе) комиссию прислал. Приехали, и как в армии: «Разобраться как следует и наказать кого попало». Построили всех, Васильев вон до сих пор трясется. А крайней сделали начальницу паспортного стола: «Зачем вы им загранпаспорта выдаете? Не выдавайте». То есть эти дядечки из полпредства какую-то чушь говорят.

Еще, по словам Спирина, местная молодежь с синими паспортами уходит служить в эстонскую армию.

— Там, конечно, хорошо — восемь месяцев служба, никакой дедовщины, условия гораздо комфортнее, чем у нас. Но это их не отмазывает от службы в российской армии, так что я даже не понимаю, зачем они там служат.

Я спросил — может быть, они просто патриоты Эстонии? Чекист замахал руками:

— Политики здесь вообще никакой нет. Я точно могу сказать — 99 процентов синих паспортов получены ради халявных виз. Это же прикольно — поехать в аквапарк в Тарту или на праздник в Таллин, просто так, без визы. Ну и сигареты, конечно. Раньше еще бензин возили, но сейчас цены сравнялись.

Как бороться с эстонской паспортизацией, Спирин не знает.

— Сейчас вызовешь человека, спросишь: есть эстонский паспорт? Он скажет: нет. Ты ему: да ведь наши люди видели тебя переходящим границу, а визы у тебя нет. Он в ответ: врут! Наговаривают! — и все, и ничего ты ему не сделаешь. Законы у нас несовершенны.

 

VIII.
Понятно, что эстонские танки, защищающие права эстонских граждан в России по примеру российских танков, защищающих российских граждан в Южной Осетии, — это утопия, и если Печорский район когда-нибудь действительно отвалится от России, это произойдет совсем не потому, что у половины его жителей (по версии Федора Коханова — чуть меньше, 10 тысяч из 23,8 тысяч жителей) — эстонские паспорта. А может, и не произойдет. Но сравнение Печор с Осетией интересно хотя бы как частный случай двойных стандартов — тех самых, которые мы так не любим.