ИНТЕЛРОС > №29, 2013 > Уличный стиль и его значение в послевоенной Японии

Хироси Наруми
Уличный стиль и его значение в послевоенной Японии


23 октября 2013

Хироси Наруми (Hiroshi Narumi) — преподаватель в Университете искусств и дизайна в Киото. Он занимается исследованием социологии моды, средств массовой информации и популярной культуры. Автор монографии «Культурная история моды XX века» (A Cultural History of 20th Century Fashion) и редактор изданий «Уличный стиль 1945-1995» (Street Style 1945-1995), «Мода и тело» (Mode and Body) и «Косплей сообщество» (The Cosplay Society).

 

Улицы Токио — свидетели яркой субкультуры, имеющей долгую исто­рию. Субкультура зачастую вызывала у публики любопытство (впрочем, быстро угасающее) и провоцируемые средствами массовой информа­ции приступы паники, однако редко служила объектом сколько-нибудь серьезных научных исследований. Несмотря на то что субкультура представляет собой важный источник сведений о роли и функциях ко­стюма в городском пространстве, она не привлекала особого внимания социологов и теоретиков моды. Целью данной статьи является анализ японской молодежной субкультуры в послевоенный период — мод­ных стилей как таковых, а также локаций, связанных с их появлением.

Вначале мы используем метод семиотического анализа для сравне­ния японской и британской субкультур. Несмотря на географическую удаленность Японии и Великобритании друг от друга, а также обще­признанные огромные «культурные различия» между двумя страна­ми, сравнительный анализ дает удивительный результат: британская и японская субкультуры в значительной степени сходны в том, что ка­сается их смысловой и семиотической организации.

Затем мы исследуем взаимосвязь между субкультурой и публичным пространством. Присутствие субкультурных стилей на улицах города может привести к символической борьбе с доминирующими культур­ными феноменами. Однородность — это требование, предъявляемое на каждом уровне существования и каждому индивидууму, пребыва­ющему в рамках общественного пространства. Нонконформистский внешний облик зачастую интерпретируется как скрытая угроза для социальных норм. Поэтому очень важно рассматривать субкультуру и уличный стиль с точки зрения моды, идентичности и локации.

Для семиотического и компаративного анализа используется под­ход, разработанный Центром современных культурных исследований (Centre for Contemporary Cultural Studies, CCCS) Бирмингемского уни­верситета (Великобритания), ныне известный как метод «британских культурных исследований». Полезной основой для изучения субкульту­ры служат такие работы, как «Сопротивление посредством ритуалов» (Resistance through Rituals, 1976 (Hall & Jefferson 1976)), под редакцией Стюарта Холла и Тони Джефферсона и «Субкультура» (Subculture, 1979) Дика Хебдиджа, посвященные изучению культурных практик молодежи в Великобритании в 1970-е годы. Как мы впоследствии про­демонстрируем, особенности субкультурного стиля в Японии, по- видимому, описываются с помощью понятия «субкультурного брико- лажа» (Clarke 1976: 177). Хотя не каждое положение теории британских культурных исследований можно непосредственно использовать при изучении японской субкультуры, теория, определяющая субкультур­ный стиль как сигнификативную практику и борьбу символов, а не просто как акт потребления, представляется в данном случае весьма полезной. Анализ сигнификативных практик и борьбы символов ста­нет отправной точкой нашего исследования японской уличной моды.

 

Молодежные кланы (дзоку)

Следует задаться вопросом: «Наличествуют ли в Японии феномены, соответствующие идее „субкультуры" в смысле, придаваемом этому понятию в Европе и Америке?» Единого определения субкультуры не существует. Как правило, субкультура (в Японии именуемая сабукару) имеет непосредственное отношение к популярным медиафеноменам — комиксам, поп-музыке, телевидению и журналам — и их поклонни­кам. С другой стороны, субкультура связана с молодежной культурой и девиантными социальными группами — как их традиционно при­нято называть в рамках теоретической социологии.

Для описания молодежных субкультур и уличной моды японские средства массовой информации использовали понятие «клана» (дзоку). В рамках этого подхода преимущественное внимание уделялось не столько медиафанатам, сколько молодым людям, придерживающим­ся девиантного образа жизни и поведения. Впервые этот термин ис­пользовал журналист Охиа Соичи, описывая богатых молодых людей, появившихся в городах послевоенной Японии, в 1956 году. Они вели специфический, девиантный, гедонистический образ жизни. Охиа на­звал их «кланом солнца» (таийо-дзоку). С тех пор средства массовой информации использовали понятие «клана» при упоминании о каж­дой вновь образовавшейся молодежной субкультурной группировке. Например, банды мотоциклистов (во многих отношениях напомина­ющие британских рокеров и «гризеров»), появившиеся в Японии во второй половине 1950-х годов, получили название «каминари-дзоку», что значит «клан грома» — намек на шум и общественное недоволь­ство, которые вызвала их езда на мотоциклах.

В данной статье мы намерены сопоставить понятия субкультуры и клана; следует подчеркнуть, однако, что необходимо сохранять кри­тическую дистанцию и помнить, что кланы — это, в конечном ито­ге, группы молодых людей, образ жизни которых привлек внимание средств массовой информации. Клан, или дзоку, — это искусственно сконструированный способ презентации молодежной культуры. В Япо­нии, как и в Великобритании, медиасредства играют ключевую роль в формировании субкультуры. Во многих случаях кланы ассоциируют­ся не с культурой, а с девиантным поведением и преступностью. Как подчеркивает Дик Хебдидж, «в нашем обществе присутствие молоде­жи осознается лишь в том случае, если оно становится проблемой или рассматривается в качестве таковой» (Hebdige 1988: 17). В то время как репортажи в средствах массовой информации предоставляют сведе­ния о существовании, моде, поведении и характеристиках различных субкультур, они в то же время реконструируют их в соответствии с до­минирующими идеями средств массовой информации. «Девиантная» молодежь становится видима, лишь привлекая внимание властей и под­вергаясь акту маркировки (Thornton 1995: 119).

В статье рассматриваются пять японских субкультур: роппонги-дзо- ку, миюки-дзоку, харадзюку-дзоку, футен-дзоку и босо-дзоку. Каждый из этих кланов, или дзоку, можно классифицировать по времени их формирования, а также по их сходству с британскими субкультура­ми. С точки зрения стиля роппонги-дзоку, миюки-дзоку и харадзюку-дзоку отличались подобием аутентичного кода, напоминающего британскую субкультуру «мод», в то время как футен-дзоку, исторически и в отношении стиля, корреспондируют с движением хиппи конца 1960-х годов1. Позднее, в 1970-е годы, появились босо-дзоку — банды мотоциклистов, обнаруживающие семиотическое сходство с британ­ской панк-субкультурой. Каждый из этих кланов привлекал присталь­ное внимание средств массовой информации. Для реконструкции ос­новных характеристик этих субкультур мы рассмотрим материалы, посвященные группировкам молодых людей в книгах и журналах2.

 

Консюмеризм и мода в начале 1960-х годов

В первой половине 1960-х годов в нескольких главных районах Токио об­разовались три основные субкультурные сообщества: роппонги-дзоку, миюки-дзоку, харадзюку-дзоку, получившие свои имена в соответствии с названиями территорий — квартала Роппонги, улицы Миюки в рай­оне Гинза и района Харадзюку. Эти названия субкультурам присвоили средства массовой информации. Причиной появления официальных обозначений и пристального внимания прессы послужили характер­ные для молодых людей черты внешности и поведения, символизиро­вавшие зарождение культуры консюмеризма.

В начале 1960-х годов Япония оправилась от разрушительных по­следствий Второй мировой войны; началась знаменитая эпоха «высо­кого экономического роста». Страна достигла определенного уровня экономического процветания и вошла в небольшое число «развитых стран», а в культурном отношении американизировалась. В послево­енные десятилетия страна жадно впитывала и импортировала все, что ассоциировалось с «западной» моралью, образом жизни и предметами потребления. Их традиционные японские эквиваленты были отвергну­ты: неразрывно связанные с ужасами прошедшей войны, они облада­ли негативной коннотацией. Прозападный консюмеризм и город­ская культура уже существовали в мегаполисах в 1920-е годы. С конца 1950-х годов они стали неотъемлемой составляющей жизни японских городов, послужив основой развития местных субкультур — практи­чески в то же время, что и в Великобритании.

Представители субкультур роппонги-дзоку, миюки-дзоку, харад- зюку-дзоку придерживались сходного стиля в одежде. Мужчины, как правило, носили костюм или пиджак с рубашкой и хлопчатобумаж­ными брюками, а также американскую повседневную одежду — джин­сы и футболки (The Across 1995: 80-95). Они аккуратно стригли воло­сы, часто приглаживая их с помощью помады или крема. На каждой из границ стилистического спектра различались два разных модных типа: стиль Лиги плюща (Ivy style) и континентальный стиль (Heibon Punch. June 15, 1964).

В отличие от мужской моды, стиль, которого придерживались девуш­ки, не обладал столь же яркими отличительными признаками. Молодые женщины обычно предпочитали модные «евро-американские» платья. Девушки клана миюки-дзоку носили длинные расклешенные юбки с лентами на поясе, туфли на низком каблуке или сандалии. Девушки из харадзюку-дзоку предпочитали мини-юбки и брюки, украшенные цветочным принтом. Мини-юбка и цветочный орнамент, предположи­тельно, восходили к лондонской моде «свингующих шестидесятых», однако в целом костюм появился под влиянием медиаобразов амери­канской моды. Представителей миюки-дзоку можно было узнать по характерным аксессуарам — пеньковым мешкам из-под кофе, извест­ным как сумки футен. Кофе импортировался из-за рубежа и ассоци­ировался с модными напитками и стильными кафе-барами, поэтому пеньковые мешки служили знаком принадлежности к западной куль­туре. Сумки-футен, о которых старшее поколение пренебрежительно отзывалось как о вещах грязных и уместных лишь в гардеробе бродяг, представляли собой один из немногих аксессуаров, спонтанно зародив­шихся в контексте субкультуры (Mabuchi 1989: 127-128).

Описанный выше молодежный стиль можно охарактеризовать как разновидность дендизма. Его отличали две особенности. Во-первых, дендизм предполагал разрушение устоявшегося в Японии представ­ления о маскулинности. В 1960-е годы по-прежнему бытовало убеж­дение, согласно которому мужчины не должны уделять чрезмерное внимание внешности. Как правило, мальчики и за пределами школы продолжали носить форму. Дендизм и мужская мода подрывали тра­диции нормальной, респектабельной практики бытования мужского костюма. Молодые люди из миюки-дзоку тщательно следили за своим внешним видом — вплоть до озабоченности точной, до сантиметра, дли­ной брюк (Heibon Punch. June 15, 1964). Денди представляли собой пол­ную противоположность официально признанному идеалу мужского поведения. Кроме того, их существование служило свидетельством вла­сти консюмеризма. В 1960-е годы японская швейная промышленность была относительно плохо развита. Американская повседневная одеж­да, включая джинсы, стоила дорого, а потому не всегда была доступна даже представителям старшего поколения. Несмотря на то что модный стиль Лиги плюща, как представляется, выглядел в большей степени конформистским, нежели вызывающим, предпочитавшие его молодые люди вызывали у окружающих чувство антагонизма и зависти. В этом отношении описанный стиль напоминал британский стиль «мод».

«В отличие от вызывающе бесцеремонных „тедди-боев", образ при­верженцев стиля „мод" был более изящным и сдержанным: они но­сили вполне консервативные костюмы респектабельных тонов, были подчеркнуто опрятны и аккуратны. „Моды", как правило, коротко стригли волосы, поддерживая безукоризненную форму „бобрика" с помощью „невидимого" лака, а не заметного крема, излюбленного бо­лее мужественными рокерами. Незаметно разрушая традиционную связь между означающим и означаемым, „моды" меняли традицион­ный смысл „воротничка, костюма и галстука", доводя аккуратность до абсурда» (Hebdige 1979: 52).

Занимая сам по себе «правильное» место в традиционной сарториальной парадигме, костюм может стать метафорой вызова, брошенно­го дресс-коду, в том случае, если подчеркнуто противоречит предпо­ложениям и ожиданиям по поводу того, каким образом этот костюм следует носить. В том, что касается дендизма и консюмеризма, стиль «мод» имел много общего с японскими субкультурами (Melly 1970: 150).

Представители японских «кланов» первой половины 1960-х годов своим поведением и образом жизни также напоминали приверженцев движения «мод». Они проводили выходные в ресторанах, кафе и мод­ных бутиках или отправлялись в танцевальные клубы, где назначали свидания или проводили время с друзьями (Mabuchi 1989). Впрочем, в некотором отношении кланы отличались друг от друга. Если миюки-дзоку — которые, как правило, были немного младше — собирались на улицах в дневное время, роппонги-дзоку и харадзюку-дзоку разъ­езжали на автомобилях и в ночное время. Харадзюку-дзоку зачастую устраивали автомобильные гонки по городским бульварам, к неудо­вольствию жителей (Shukan Asahi. November 25, 1966). Роппонги-дзоку, впрочем, просто добирались на машинах до своего района, Роппонги, куда в то время было трудно доехать на общественном транспорте3.

Успешно завершившееся или предпринимавшееся изгнание субкуль­тур с облюбованных ими территорий связано с политикой простран­ства. Все три места обитания кланов находились в центре Токио, хотя довольно далеко друг от друга. Эти районы представляли собой круп­ные коммерческие и развлекательные зоны, предназначенные скорее для одиночек-взрослых, а не для семей, подобно районам лондонского Вест-энда. Кроме того, каждая из занятых кланами территорий пред­ставляла собой пространство, ранее официально связанное с процессом взаимодействия с западной цивилизацией и культурой. В послевоен­ный период штабные помещения американской армии размещались в Роппонги, а их резиденции находились в Харадзюку. Здесь же от­крылся ряд ресторанов и бутиков западного типа для обслуживания иностранной клиентуры. Квартал Гинза и примыкающая к нему улица Миюки сегодня составляют один из старейших коммерческих центров Токио. В начале XX века он располагался вдоль городского бульвара, оформленного в европейском стиле. Территория Гинзы была призва­на служить «окном» в западный мир (Yoshimi 1987: 170). В 1960-е годы квартал был перестроен и превращен в символ современной Японии в рамках масштабной программы городского перепланирования и архи­тектурной подготовки Токио к Олимпиаде 1964 года (The Across 1995: 88). В журнальных публикациях, в кино и телевизионных программах это пространство уже долгое время служит репрезентацией созданно­го японцами образа западной культуры.

По мнению властей, молодежные субкультуры выглядели неуместно в этих городских локациях. Жители Харадзюки объединялись и требо­вали изгнать из района харадзюки-дзоку с их шумными автомобилями и неблагопристойным поведением, включая манеру публично цело­ваться и шататься по улицам ночью (Shukan Taishu. December 1, 1966). Миюки-дзоку, собиравшиеся на улице Миюки, выглядели опрятно, од­нако все равно вызывали недовольство местных жителей, поскольку их сумки-футен были не только грязными, но и служили знаком потен­циально девиантного поведения (Shukan Josei. July 10, 1963). (На самом деле, присутствие миюки-дзоку вредило бизнесу владельцев местных магазинов (The Across 1995: 88).) Хотя вестернизированные локации несомненно привлекали к себе молодых людей, в итоге они оказыва­лись изгнаны из мест, находившихся под пристальным вниманием об­щественности. Таким образом, субкультура обнаруживала свою связь с престижными районами города.

 

(Продолжение читайте в печатной версии журнала)


Вернуться назад