ИНТЕЛРОС > №29, 2013 > Уличный стиль и его значение в послевоенной Японии Хироси Наруми
|
Хироси Наруми (Hiroshi Narumi) — преподаватель в Университете искусств и дизайна в Киото. Он занимается исследованием социологии моды, средств массовой информации и популярной культуры. Автор монографии «Культурная история моды XX века» (A Cultural History of 20th Century Fashion) и редактор изданий «Уличный стиль 1945-1995» (Street Style 1945-1995), «Мода и тело» (Mode and Body) и «Косплей сообщество» (The Cosplay Society).
Улицы Токио — свидетели яркой субкультуры, имеющей долгую историю. Субкультура зачастую вызывала у публики любопытство (впрочем, быстро угасающее) и провоцируемые средствами массовой информации приступы паники, однако редко служила объектом сколько-нибудь серьезных научных исследований. Несмотря на то что субкультура представляет собой важный источник сведений о роли и функциях костюма в городском пространстве, она не привлекала особого внимания социологов и теоретиков моды. Целью данной статьи является анализ японской молодежной субкультуры в послевоенный период — модных стилей как таковых, а также локаций, связанных с их появлением. Вначале мы используем метод семиотического анализа для сравнения японской и британской субкультур. Несмотря на географическую удаленность Японии и Великобритании друг от друга, а также общепризнанные огромные «культурные различия» между двумя странами, сравнительный анализ дает удивительный результат: британская и японская субкультуры в значительной степени сходны в том, что касается их смысловой и семиотической организации. Затем мы исследуем взаимосвязь между субкультурой и публичным пространством. Присутствие субкультурных стилей на улицах города может привести к символической борьбе с доминирующими культурными феноменами. Однородность — это требование, предъявляемое на каждом уровне существования и каждому индивидууму, пребывающему в рамках общественного пространства. Нонконформистский внешний облик зачастую интерпретируется как скрытая угроза для социальных норм. Поэтому очень важно рассматривать субкультуру и уличный стиль с точки зрения моды, идентичности и локации. Для семиотического и компаративного анализа используется подход, разработанный Центром современных культурных исследований (Centre for Contemporary Cultural Studies, CCCS) Бирмингемского университета (Великобритания), ныне известный как метод «британских культурных исследований». Полезной основой для изучения субкультуры служат такие работы, как «Сопротивление посредством ритуалов» (Resistance through Rituals, 1976 (Hall & Jefferson 1976)), под редакцией Стюарта Холла и Тони Джефферсона и «Субкультура» (Subculture, 1979) Дика Хебдиджа, посвященные изучению культурных практик молодежи в Великобритании в 1970-е годы. Как мы впоследствии продемонстрируем, особенности субкультурного стиля в Японии, по- видимому, описываются с помощью понятия «субкультурного брико- лажа» (Clarke 1976: 177). Хотя не каждое положение теории британских культурных исследований можно непосредственно использовать при изучении японской субкультуры, теория, определяющая субкультурный стиль как сигнификативную практику и борьбу символов, а не просто как акт потребления, представляется в данном случае весьма полезной. Анализ сигнификативных практик и борьбы символов станет отправной точкой нашего исследования японской уличной моды.
Следует задаться вопросом: «Наличествуют ли в Японии феномены, соответствующие идее „субкультуры" в смысле, придаваемом этому понятию в Европе и Америке?» Единого определения субкультуры не существует. Как правило, субкультура (в Японии именуемая сабукару) имеет непосредственное отношение к популярным медиафеноменам — комиксам, поп-музыке, телевидению и журналам — и их поклонникам. С другой стороны, субкультура связана с молодежной культурой и девиантными социальными группами — как их традиционно принято называть в рамках теоретической социологии. Для описания молодежных субкультур и уличной моды японские средства массовой информации использовали понятие «клана» (дзоку). В рамках этого подхода преимущественное внимание уделялось не столько медиафанатам, сколько молодым людям, придерживающимся девиантного образа жизни и поведения. Впервые этот термин использовал журналист Охиа Соичи, описывая богатых молодых людей, появившихся в городах послевоенной Японии, в 1956 году. Они вели специфический, девиантный, гедонистический образ жизни. Охиа назвал их «кланом солнца» (таийо-дзоку). С тех пор средства массовой информации использовали понятие «клана» при упоминании о каждой вновь образовавшейся молодежной субкультурной группировке. Например, банды мотоциклистов (во многих отношениях напоминающие британских рокеров и «гризеров»), появившиеся в Японии во второй половине 1950-х годов, получили название «каминари-дзоку», что значит «клан грома» — намек на шум и общественное недовольство, которые вызвала их езда на мотоциклах. В данной статье мы намерены сопоставить понятия субкультуры и клана; следует подчеркнуть, однако, что необходимо сохранять критическую дистанцию и помнить, что кланы — это, в конечном итоге, группы молодых людей, образ жизни которых привлек внимание средств массовой информации. Клан, или дзоку, — это искусственно сконструированный способ презентации молодежной культуры. В Японии, как и в Великобритании, медиасредства играют ключевую роль в формировании субкультуры. Во многих случаях кланы ассоциируются не с культурой, а с девиантным поведением и преступностью. Как подчеркивает Дик Хебдидж, «в нашем обществе присутствие молодежи осознается лишь в том случае, если оно становится проблемой или рассматривается в качестве таковой» (Hebdige 1988: 17). В то время как репортажи в средствах массовой информации предоставляют сведения о существовании, моде, поведении и характеристиках различных субкультур, они в то же время реконструируют их в соответствии с доминирующими идеями средств массовой информации. «Девиантная» молодежь становится видима, лишь привлекая внимание властей и подвергаясь акту маркировки (Thornton 1995: 119). В статье рассматриваются пять японских субкультур: роппонги-дзо- ку, миюки-дзоку, харадзюку-дзоку, футен-дзоку и босо-дзоку. Каждый из этих кланов, или дзоку, можно классифицировать по времени их формирования, а также по их сходству с британскими субкультурами. С точки зрения стиля роппонги-дзоку, миюки-дзоку и харадзюку-дзоку отличались подобием аутентичного кода, напоминающего британскую субкультуру «мод», в то время как футен-дзоку, исторически и в отношении стиля, корреспондируют с движением хиппи конца 1960-х годов1. Позднее, в 1970-е годы, появились босо-дзоку — банды мотоциклистов, обнаруживающие семиотическое сходство с британской панк-субкультурой. Каждый из этих кланов привлекал пристальное внимание средств массовой информации. Для реконструкции основных характеристик этих субкультур мы рассмотрим материалы, посвященные группировкам молодых людей в книгах и журналах2.
Консюмеризм и мода в начале 1960-х годов В первой половине 1960-х годов в нескольких главных районах Токио образовались три основные субкультурные сообщества: роппонги-дзоку, миюки-дзоку, харадзюку-дзоку, получившие свои имена в соответствии с названиями территорий — квартала Роппонги, улицы Миюки в районе Гинза и района Харадзюку. Эти названия субкультурам присвоили средства массовой информации. Причиной появления официальных обозначений и пристального внимания прессы послужили характерные для молодых людей черты внешности и поведения, символизировавшие зарождение культуры консюмеризма. В начале 1960-х годов Япония оправилась от разрушительных последствий Второй мировой войны; началась знаменитая эпоха «высокого экономического роста». Страна достигла определенного уровня экономического процветания и вошла в небольшое число «развитых стран», а в культурном отношении американизировалась. В послевоенные десятилетия страна жадно впитывала и импортировала все, что ассоциировалось с «западной» моралью, образом жизни и предметами потребления. Их традиционные японские эквиваленты были отвергнуты: неразрывно связанные с ужасами прошедшей войны, они обладали негативной коннотацией. Прозападный консюмеризм и городская культура уже существовали в мегаполисах в 1920-е годы. С конца 1950-х годов они стали неотъемлемой составляющей жизни японских городов, послужив основой развития местных субкультур — практически в то же время, что и в Великобритании. Представители субкультур роппонги-дзоку, миюки-дзоку, харад- зюку-дзоку придерживались сходного стиля в одежде. Мужчины, как правило, носили костюм или пиджак с рубашкой и хлопчатобумажными брюками, а также американскую повседневную одежду — джинсы и футболки (The Across 1995: 80-95). Они аккуратно стригли волосы, часто приглаживая их с помощью помады или крема. На каждой из границ стилистического спектра различались два разных модных типа: стиль Лиги плюща (Ivy style) и континентальный стиль (Heibon Punch. June 15, 1964). В отличие от мужской моды, стиль, которого придерживались девушки, не обладал столь же яркими отличительными признаками. Молодые женщины обычно предпочитали модные «евро-американские» платья. Девушки клана миюки-дзоку носили длинные расклешенные юбки с лентами на поясе, туфли на низком каблуке или сандалии. Девушки из харадзюку-дзоку предпочитали мини-юбки и брюки, украшенные цветочным принтом. Мини-юбка и цветочный орнамент, предположительно, восходили к лондонской моде «свингующих шестидесятых», однако в целом костюм появился под влиянием медиаобразов американской моды. Представителей миюки-дзоку можно было узнать по характерным аксессуарам — пеньковым мешкам из-под кофе, известным как сумки футен. Кофе импортировался из-за рубежа и ассоциировался с модными напитками и стильными кафе-барами, поэтому пеньковые мешки служили знаком принадлежности к западной культуре. Сумки-футен, о которых старшее поколение пренебрежительно отзывалось как о вещах грязных и уместных лишь в гардеробе бродяг, представляли собой один из немногих аксессуаров, спонтанно зародившихся в контексте субкультуры (Mabuchi 1989: 127-128). Описанный выше молодежный стиль можно охарактеризовать как разновидность дендизма. Его отличали две особенности. Во-первых, дендизм предполагал разрушение устоявшегося в Японии представления о маскулинности. В 1960-е годы по-прежнему бытовало убеждение, согласно которому мужчины не должны уделять чрезмерное внимание внешности. Как правило, мальчики и за пределами школы продолжали носить форму. Дендизм и мужская мода подрывали традиции нормальной, респектабельной практики бытования мужского костюма. Молодые люди из миюки-дзоку тщательно следили за своим внешним видом — вплоть до озабоченности точной, до сантиметра, длиной брюк (Heibon Punch. June 15, 1964). Денди представляли собой полную противоположность официально признанному идеалу мужского поведения. Кроме того, их существование служило свидетельством власти консюмеризма. В 1960-е годы японская швейная промышленность была относительно плохо развита. Американская повседневная одежда, включая джинсы, стоила дорого, а потому не всегда была доступна даже представителям старшего поколения. Несмотря на то что модный стиль Лиги плюща, как представляется, выглядел в большей степени конформистским, нежели вызывающим, предпочитавшие его молодые люди вызывали у окружающих чувство антагонизма и зависти. В этом отношении описанный стиль напоминал британский стиль «мод». «В отличие от вызывающе бесцеремонных „тедди-боев", образ приверженцев стиля „мод" был более изящным и сдержанным: они носили вполне консервативные костюмы респектабельных тонов, были подчеркнуто опрятны и аккуратны. „Моды", как правило, коротко стригли волосы, поддерживая безукоризненную форму „бобрика" с помощью „невидимого" лака, а не заметного крема, излюбленного более мужественными рокерами. Незаметно разрушая традиционную связь между означающим и означаемым, „моды" меняли традиционный смысл „воротничка, костюма и галстука", доводя аккуратность до абсурда» (Hebdige 1979: 52). Занимая сам по себе «правильное» место в традиционной сарториальной парадигме, костюм может стать метафорой вызова, брошенного дресс-коду, в том случае, если подчеркнуто противоречит предположениям и ожиданиям по поводу того, каким образом этот костюм следует носить. В том, что касается дендизма и консюмеризма, стиль «мод» имел много общего с японскими субкультурами (Melly 1970: 150). Представители японских «кланов» первой половины 1960-х годов своим поведением и образом жизни также напоминали приверженцев движения «мод». Они проводили выходные в ресторанах, кафе и модных бутиках или отправлялись в танцевальные клубы, где назначали свидания или проводили время с друзьями (Mabuchi 1989). Впрочем, в некотором отношении кланы отличались друг от друга. Если миюки-дзоку — которые, как правило, были немного младше — собирались на улицах в дневное время, роппонги-дзоку и харадзюку-дзоку разъезжали на автомобилях и в ночное время. Харадзюку-дзоку зачастую устраивали автомобильные гонки по городским бульварам, к неудовольствию жителей (Shukan Asahi. November 25, 1966). Роппонги-дзоку, впрочем, просто добирались на машинах до своего района, Роппонги, куда в то время было трудно доехать на общественном транспорте3. Успешно завершившееся или предпринимавшееся изгнание субкультур с облюбованных ими территорий связано с политикой пространства. Все три места обитания кланов находились в центре Токио, хотя довольно далеко друг от друга. Эти районы представляли собой крупные коммерческие и развлекательные зоны, предназначенные скорее для одиночек-взрослых, а не для семей, подобно районам лондонского Вест-энда. Кроме того, каждая из занятых кланами территорий представляла собой пространство, ранее официально связанное с процессом взаимодействия с западной цивилизацией и культурой. В послевоенный период штабные помещения американской армии размещались в Роппонги, а их резиденции находились в Харадзюку. Здесь же открылся ряд ресторанов и бутиков западного типа для обслуживания иностранной клиентуры. Квартал Гинза и примыкающая к нему улица Миюки сегодня составляют один из старейших коммерческих центров Токио. В начале XX века он располагался вдоль городского бульвара, оформленного в европейском стиле. Территория Гинзы была призвана служить «окном» в западный мир (Yoshimi 1987: 170). В 1960-е годы квартал был перестроен и превращен в символ современной Японии в рамках масштабной программы городского перепланирования и архитектурной подготовки Токио к Олимпиаде 1964 года (The Across 1995: 88). В журнальных публикациях, в кино и телевизионных программах это пространство уже долгое время служит репрезентацией созданного японцами образа западной культуры. По мнению властей, молодежные субкультуры выглядели неуместно в этих городских локациях. Жители Харадзюки объединялись и требовали изгнать из района харадзюки-дзоку с их шумными автомобилями и неблагопристойным поведением, включая манеру публично целоваться и шататься по улицам ночью (Shukan Taishu. December 1, 1966). Миюки-дзоку, собиравшиеся на улице Миюки, выглядели опрятно, однако все равно вызывали недовольство местных жителей, поскольку их сумки-футен были не только грязными, но и служили знаком потенциально девиантного поведения (Shukan Josei. July 10, 1963). (На самом деле, присутствие миюки-дзоку вредило бизнесу владельцев местных магазинов (The Across 1995: 88).) Хотя вестернизированные локации несомненно привлекали к себе молодых людей, в итоге они оказывались изгнаны из мест, находившихся под пристальным вниманием общественности. Таким образом, субкультура обнаруживала свою связь с престижными районами города.
(Продолжение читайте в печатной версии журнала) Вернуться назад |