ИНТЕЛРОС > №32, 2014 > Марьяж блан

Юлия Демиденко
Марьяж блан


07 августа 2014

Юлия Демиденко — искусствовед, заместитель директора по научной работе Государственного музея истории Санкт-Петербурга, автор ряда статей по вопросам костюма и моды, в 2004-2005 годах — автор и ведущая программы «Мода на все» на 5-м канале СПбТВ, куратор выставок «Память тела» (в соавторстве с Е. Деготь, 1999­2003: Санкт-Петербург — Нижний Новгород — Москва — Красноярск — Вена — Хельсинки) и «Мода и социализм» (Москва, 2007).

 

Этим выражением во Франции обозначают вовсе не пышную белую свадьбу, а... фиктивный брак, увы, столь распространенный в наши дни. И все же оно как нельзя лучше подходит к истории того, что в ан­глоязычном мире принято называть white wedding, но уже безо вся­кого подтекста. Ведь и почти все увлекательные рассказы о происхож­дении белоснежного платья невесты, которые так любят публиковать глянцевые журналы и перепечатывать в своих каталогах и буклетах свадебные агентства и фирмы — производители свадебной одежды, не более чем фикция — легенда, миф.

Рождение моды на белый наряд невесты приписывают инициативе то английской королевы Виктории, то австрийской императрицы Сисси, то каким-либо другим родовитым особам, чьи имена упоминаются в Готском альманахе, однако так ли это на самом деле?

Утверждают, что состоявшееся в феврале 1840 года бракосочета­ние принца Саксен-Кобург-Готского Альберта и британской коро­левы Виктории положило начало новой моде, захватившей сперва аристократические, а затем и другие социальные круги Европы и Америки. Невеста была в «простом» платье из белого шелкового сатина (атласа), что представляло собой разительный контраст расшитым драгоценными каменьями туалетам царственных особ предыдущей эпохи. На простоте этого туалета настаивают позднейшие исследователи, между тем стоит заметить, что гладкий атлас был почти сплошь покрыт драгоценным кружевом, которое в течение шести месяцев делали сто кружевниц, сва­дебная вуаль состояла сплошь из каталонских кружев, а поддерживало ее на голове довольно сложное сооружение, включавшее не только вено­чек из флердоранжа, но и жемчуг и перья. Добавим к этому многочис­ленные драгоценности: бриллиантовые серьги, брошь с бриллиантами и сапфиром и, наконец, подаренное принцем Альбертом обручальное кольцо в виде золотой змейки с изумрудными глазами, а также белые атласные туфли, произведенные компанией Gundry & Sons. Они мало отличались от бальных туфель той поры, напоминавших современную балетную обувь. Как почти всегда с царствующими особами, считает­ся, что все это великолепие Виктория, не отличавшаяся ни утонченным вкусом, ни умением носить туалеты, придумала сама.

Но если в число достоинств королевы не входили также изысканная красота и точеная фигура, то ей с избытком хватало энергии и напо­ристости настоящего рекламного агента, так что королевская свадьба превратилась в церемонию, прогремевшую по всему миру. Конечно, огромную роль сыграла только что появившаяся фотография, возмож­ности которой были использованы на сто процентов: многочисленные фотографии с Викторией и Альбертом, с одной Викторией, одним Аль­бертом, с Викторией стоящей, Викторией сидящей, Викторией анфас и Викторией в профиль обошли весь мир1. Так что исследователи счи­тают английскую королеву еще и родоначальницей жанра свадебной фотографии. Все прочие новации пышной королевской свадьбы, как то бутоньерка принца Альберта, флердоранжевый венок или свадеб­ный торт, сменивший традиционный ритуальный хлеб, на поверку оказались таким же мифом, как и якобы первое в истории белое сва­дебное платье.

Многочисленные выставки свадебной моды, с 1980-х годов прохо­дящие в музеях по всему миру2, демонстрируют женские костюмы са­мых разных цветов — синих, красных, желтых и даже черных; выстав­ленные в витринах сохранившиеся подвенечные наряды 1830-1850-х годов то и дело оказываются то в цветочек, то в полоску. А вот эталон, навязывавшийся модными гравюрами, которые сопровождали едва ли не каждый выходивший в Европе журнал или альманах, с 1820-х го­дов был одним — безупречно белое платье с безупречно белой фатой3.

Тогда же были сформулированы и требования мужской свадебной моды, касавшиеся по преимуществу сорочки и жилета — главных предметов мужского франтовства. Их украшали разнообразными вышивками, узоры или сюжеты которых были тесно связаны с моти­вами брака, взаимной любви и т.д. С учетом получившего широкое распространение «языка цветов» вышивка сорочки или жилета ландышами и незабудками (традиционными символами любви), наряду с инициалами невесты или совместным вензелем новобрачных, пре­вращалась в велеречивое послание, обещавшее избраннице любовь и верность до гроба. В это же время начала складываться и сложная система свадебных аксессуаров: веера, вуали, туфли, белье и перчатки, букеты, бутоньерки и венки, наконец, подобающие случаю ювелирные украшения, из которых до сегодняшнего дня дошло лишь одно — об­ручальное кольцо4.

Популярность королевских особ в демократическом XIX веке была велика как никогда, а последующая политика королевы Виктории столь успешна, что всё, окружавшее эту в общем не очень-то красивую женщину, приобретало для публики особую привлекательность, отчего и родился миф об изобретении ею как белого свадебного, так и черного траурного туалета. Между тем королева Виктория не была даже первой английской королевой, выбравшей для своего бракосо­четания этот цвет.

Одной из первых невест, выходивших замуж в белом, была француз­ская королева Анна Бретонская, впрочем, она же и первая, на ком исто­рики костюма зафиксировали черный вдовий наряд. И, видимо, имен­но этот последний немало способствовал рождению белой свадебной моды. По смерти своего супруга Карла VIII в 1498 году королева надела черное платье с белым поясом-веревкой, напоминавшее монашеское одеяние5, которое по прошествии времени сменила на традиционный для французских королев белый траур. Меньше чем через год перед ней возникла перспектива вызванного династической необходимостью нового брака — с Людовиком XII. При вступлении в этот союз невеста была в том же белом вдовьем наряде: обязательный траур по мужу полагалось носить не менее двух лет. Между тем французские историки костюма полагают, что именно это обстоятельство и способствовало рождению белого свадебного платья: в подражание королеве мода на белый подвенечный наряд распространилась среди французской аристократии уже на рубеже XV-XVI веков.

Вслед за ней всеобщее внимание в 1558 году привлекла к себе уже ан­глийская претендентка на трон — Мария Стюарт, в белом выходившая замуж за французского дофина, будущего Франциска II. Был ли этот выбор ее собственным или же, что скорее, ее свекрови Екатерины Ме­дичи и итальянских или французских художников, привлекавшихся к оформлению придворных торжеств, история умалчивает. Однако Мария Стюарт создала из случайности традицию — первым браком дело не ограничилось, а второй, как и у Анны Бретонской, пришел­ся на период траура по умершему Франциску, так что на брачной церемонии она вновь была в белом. Это, несомненно, произвело впе­чатление на публику, привыкшую к тому, что знатные и богатые дамы выходят в день своей свадьбы в роскошных цветных, нередко красных, платьях, расшитых золотыми и серебряными нитями и драгоценными камнями. Эти парадные платья стоили так дорого, что нередко именно с них начинались длинные списки приданого, передававшиеся жениху при заключении брачного договора.

И тем не менее уже в XVIII столетии многие монархини надевали на свадебные церемонии платья не столь яркие, хотя по-прежнему бога­тые и блестящие в прямом смысле этого слова. В конце концов и Ека­терина Великая, будучи еще принцессой Софией Ангальт-Цербстской, венчалась в платье из серебряного глазета, богато расшитого серебря­ной и золотой нитью. И только в XIX веке белая свадебная мода сфор­мировалась окончательно и, как казалось, бесповоротно.

Несмотря на богатые народные свадебные традиции, в город­ском быту долгое время не было не только специальной одежды для бракосочетания, но и вообще каких-либо ритуалов и торжеств, связан­ных с вступлением в брак6. Вот как описывал свадьбу Аполлинарии Виельгорской (Веневитиновой), состоявшуюся в Петербурге 13 фев­раля 1843 года, французский художник Орас Верне: «Вся церемония продолжалась один час. После благословения все общество перешло в апартаменты, где каждому подали по большому бокалу шампанско­го. И мужчины, и женщины должны были выпить вино до дна. По обы­чаю, для счастливого супружества надобно опорожнить не менее двух бутылок. После сего император, исполнявший роль посаженого отца, поехал с иконами вперед, к дому новобрачных, а за ним последовал и весь кортеж. Государь уже ждал молодых у дверей, и они, прежде чем войти, простерлись перед ним ниц. Затем опять подали шампанское, и все раздавали кульки с конфетами, мороженым и проч. Вот в чем, собственно и состояла свадебная церемония» (Верне 2008: 56).

Понятно, что в таких случаях не было никакой необходимости в осо­бых туалетах. Свадебным служило просто нарядное, богато украшен­ное платье, оно не было фетишем, не сохранялось в качестве семейной реликвии, а напротив — использовалось и после бракосочетания как парадная одежда. Сшитое таким образом платье нередко служило хо­зяйке, даже из весьма обеспеченных слоев населения, всю жизнь. «У ма­тери за всю ее жизнь было всего одно вечернее платье. Сшито оно было как подвенечное, в 1848 г., но затем добротный без износу шелковый штоф выдержал целых сорок лет, подвергаясь бесконечным перешиваниям, чисткам, а то и перекраске [...] в том вечном платье мамочка положена в гроб и в могилу», — вспоминал Александр Бенуа (Бенуа 1993: 69-70). Подобная практика многочисленных переделок свадеб­ного туалета значительно облегчалась еще и тем, что традиционное подвенечное платье обязательно имело длинный шлейф — фактиче­ски огромный запас той же ткани, необходимый для перешивания.

В конце XVIII — начале XIX века белый, в подражание древним римлянам и грекам, точнее, искаженным представлениям об антич­ном костюме, почерпнутым из античных мраморов, сделался одним из нарядных цветов. Вошедшие в моду подлинные античные камеи и прически, не случайно называвшиеся «Агриппина», «Тит» и проч., оттенялись летящими туниками бальных платьев. Эта мода на цвет оказалась удивительно живучей. «Мужчины и женщины разделились на две группы и — одни в белом, как невесты, а другие в черном, как сироты», — писал об этой эпохе Альфред де Мюссе в своем знамени­том романе «Исповедь сына века», появившемся в 1836 году. Из этой фразы следуют как минимум две вещи: первая — это популярность и повсеместность белых женских платьев, вторая — уже в 1810-е годы очевидный для всех обычай наряжать невест в белое.

Есть основание полагать, что невесты 1800-1810-х годов использова­ли для свадебных торжеств моду нарядных, то есть бальных платьев, а сентиментальные и романтические увлечения эпохи придали белому цвету бальных туалетов целый шлейф дополнительных смыслов и зна­чений, уже весьма далеких от подражания Психеям. Именно в это вре­мя начинают складываться представления об особом значении белого платья и вуали невесты как предметов, символизирующих девствен­ность и непорочность, молодость и чистоту7. Чуть позже и, видимо, не без влияния протестантизма на тот же свадебный костюм наложились и религиозные смыслы, те же самые, которые сопровождали платье для конфирмации.

Одновременно к середине XIX столетия получило широкое рас­пространение венчание в церкви — свадьба из интимного семейного праздника превратилась в публичный спектакль, а роскошные декора­ции храмов потребовали и соответствующих костюмов. Сформировав­шиеся к этому времени каноны мужского парадного платья были не столь красочны, но женское платье давало невиданный простор фан­тазии хозяек и портних. Можно даже сказать, что именно в это время появляются зачатки свадебной индустрии, призванной обслуживать новые потребности и вкусы.

Широко растиражированные изображения молоденькой Виктории в пышном белом атласно-кружевном платье со шлейфом предложили образец, следовать которому было и престижно, и приятно, и возмож­но — XIX век отменил все сословные ограничения на самые разные проявления роскоши. Счастливая семейная жизнь Виктории и Альберта, в которой лишь недавно стали сомневаться записные скептики, создавала еще и дополнительный повод для подражаний — как отме­тишь свадьбу, так и проведешь жизнь.

Картина «Неравный брак», написанная Василием Пукиревым спу­стя 22 года после пышной королевской свадьбы и через год после кон­чины принца Альберта, демонстрировала не просто живучесть новой моды, но и четко указывала на положение престарелого жениха, спо­собного потратить целое состояние на «королевский» туалет невесты: крытое кружевом атласное платье цвета слоновой кости, кружевную фату и веночек из флердоранжа.

Венчание в платье из белого атласа вплоть до 1910-х годов считалось образцом хорошего вкуса. Затем его вытеснили более легкие ткани — муслин, крепдешин, шармез, шифон и т.п. Однако и в это время «вик­торианское» атласное подвенечное платье оставалось «самым стильным, корректным и элегантным» (Уменье 1914: 171). В угоду моде менялись его фасон, отделка и аксессуары, однако считалось, что делать для вен­чания слишком модный туалет — это дурной тон. Неизменными для подвенечного туалета оставались шлейф (длина его и фасон могли ва­рьировать довольно сильно) и вуаль — из шелкового тюля или, пред­почтительнее, из настоящих ручной работы кружев: бельгийских, ан­глийских, французских.

Хороший тон строго регламентировал украшения и цветы: допу­скались только кружева и иногда жемчуг; с началом нового века букет в руках сменил букетик, приколотый к корсажу; на смену флердоран­жу пришли белые розы, а к 1910-м годам вместо венка из флердоран­жа к прическе стали прикалывать лишь пару цветков. Тогда же уста­новился обычай надевать с подвенечным платьем совершенно белые корсет, белье, чулки и обувь. В середине 1910-х годов «писком» свадеб­ной моды стала «маленькая сумочка, украшенная цветами из той же материи, что и платье», обычно — подарок родителей невесты дочери. Считалось, что она заменяет собой букет, который прежде непремен­но подносил девушке шафер.

Впрочем, свадебная мода подразумевала и жесткую регламентацию туалетов гостей. К мужчинам мода была, как всегда, снисходительна, но женщинам она не спускала промахов: «Приглашенные дамы долж­ны быть в парадных туалетах; визитный туалет, хотя бы и очень эле­гантный, недостаточен. Длинные шлейфы. Закрытые корсажи. Шляпы должны быть очень нарядные, украшенные перьями, эгретками или дорогими фантези. Несколько драгоценных вещей. Белые шведские перчатки. Мать невесты надевает скромный, незаметный туалет, даже и тогда, если она еще молода. Но она может надеть: хорошие круже­ва и ценные вещи. Подруги всегда в коротких платьях, и одеваются каждая по своему вкусу: в розовое, голубое, белое, светло-лиловое.

Большая шляпа, отделанная цветами, или перьями, почти обязатель­на» (там же: 173). Отметим, что и в наше время, почти не оставляющее современницам никаких возможностей надеть настоящую дамскую шляпу, именно шляпа остается непременным атрибутом для пригла­шенных на свадебную церемонию в большинстве европейских стран.

После введения в последней трети XIX века во многих европейских странах процедуры гражданской регистрации брака начали четко разделять бракосочетание и венчание и, соответственно, костюмы для светской и церковной церемонии. В России гражданская реги­страция поначалу применялась главным образом для раскольников, которым был закрыт общепринятый церковный обряд, однако до­вольно быстро к ней стала стремиться и нигилистически настроен­ная молодежь и научная и художественная интеллигенция, придер­живавшаяся атеистических взглядов. И если подвенечный наряд был исключительно белого цвета, то церемония бракосочетания предпо­лагала визитный туалет как для невесты, так и для приглашенных дам, и непременный головной убор, без которого вообще невозможно было показаться на людях. В XIX веке туалет для регистрации брака делали из «официального» черного (реже — фиолетового и сирене­вого) шелка, а с наступлением нового столетия — из тканей светлых тонов: «Туалет невесты светлый, но не слишком бросающийся в гла­за. Цвета светло-серый, бэж, — самые подходящие [...] Туалет должен соответствовать времени года; зимой выбирают более темный и менее легкий. Большая шляпа, отделанная страусовым пером» (там же: 171). Все это, впрочем, касалось лишь модниц, прочие просто выбирали любой приличный туалет.

Свои правила существовали и для повторного брака: вдовы и разве­денные не носили белого, кремового или розового и тем более — вуа­ли. Их уделом были лиловые и серебристо-серые тона, кружева и эле­гантные шляпы. Такие же требования предъявлялись и к костюмам приглашенных на церемонию дам.

После октября 1917 года с закрытием церквей и борьбой за но­вый быт белые подвенечные платья постепенно вышли из обихо­да. Одним из первых декретов советской власти был подписанный в декабре 1917 года декрет о разводе, открывший эру новых семей- но-брачных отношений. Многочисленные разводы и новые союзы девальвировали ценность брака как такового, а вместе с ним и по­этическую красоту обряда с символизировавшим жертвенность и невинность туалетом невесты. Взамен вводились «комсомольские» и «красные свадьбы»: «Молодые со значками, шарфами красными опоясаны, цветы в красном, гости с черемухой, перевязанной красными ленточками» (Брыкин 1927). Юридическое признание в 1926-1944 годах нерегистрированного брака и вовсе сделало необязательным следование каким-либо традициям. А раз не было свадеб, то не было и свадебных костюмов, что пришлось весьма кста­ти в стране, переживавшей экономические трудности. Свадебные платья стали редкостью, замуж выходили в единственном не то что нарядном, а просто — приличном платье. Появлявшиеся за рубежом нелепые слухи про полное разрушение семьи и коммунистическую общность жен в Совдепии были отражением крайней невнятности брачного законодательства и, соответственно, обрядовости.

Ситуация изменилась лишь после войны, когда введение обяза­тельной регистрации брака привело к возрождению, за неимением каких-либо иных, дореволюционных традиций с непременным белым платьем и фатой, теперь переместившимися в пониженный социаль­ный регистр. Особенно популярны они оказались в консервативной крестьянской среде. В период послевоенной разрухи и отсутствия са­мого необходимого те, у кого были деньги и связи, могли позволить себе перешитые трофейные наряды или кусок белого парашютного шелка на платье, все прочие должны были довольствоваться остатка­ми довоенных гардеробов.

Между тем в Европе происходили свои, весьма интересные процессы. Цветные свадебные платья и костюмы, получившие распространение в 1920-1930-е годы, к концу 1930-х вновь уступили место традицион­ным белоснежным шелковым туалетам — благодаря кинематографу в мире началась эпоха Великого Белого, так эффектно смотревшегося на черно-белых фотографиях и на экранах кинотеатров.

Конец 1940-х — 1950-е годы в Европе были периодом возрождения высокой моды, а уже с конца десятилетия началось подлинное рожде­ние прет-а-порте. Парижские кутюрье Пьер Бальмен, Жак Фат, Жак Эстерель начали придумывать модели для серийного производства, а в 1956-м был проведен первый салон прет-а-порте в Париже. В разряд одежды прет-а-порте перешли и свадебные платья. В готовом свадеб­ном платье Vichy rose из коллекции Жака Эстереля в июне 1959 года к тому моменту уже скандально знаменитая молодая и прогрессивная Брижит Бардо вышла замуж за актера Жака Шаррье.

Но и отечественная легкая промышленность набирала обороты, что позволяло расширять ассортимент и снижать цены. На рубеже 1950­1960-х годов и в СССР швейная промышленность начала осваивать свадебный ассортимент, так что платье для бракосочетания теперь — впервые! — можно было купить в обычном магазине. В 1960-е годы по­явились свадебные платья фабричного производства, главным образом из искусственных тканей: кружевного полотна, капрона, гипюра и аце­татного шелка традиционного белого цвета. В новых видах продукции особенно активно использовались новые виды тканей, появившиеся в результате бурного развития химической промышленности, кото­рая в это время стала одним из приоритетных направлений народно­го хозяйства. В 1958-1963 годах среднегодовой прирост капитальных вложений в химическую промышленность в три раза превышал такой прирост по всему народному хозяйству. За 15 лет (с 1950 по 1965 год) производство химических волокон в СССР увеличилось в 17 раз. Впро­чем, удачные фасоны встречались не часто, цены были высоки, а нуж­ных размеров, как правило, не хватало. Так что появление в магазинах свадебных платьев вовсе не исключало все прочие виды их изготовле­ния, из которых на первом месте все равно оставался индивидуальный пошив у профессиональной портнихи или же просто дома.

Навыки по рукоделию самой невесты, ее ближайших родственниц или подруг нередко оказывались решающими. В то же время возникали серьезные проблемы с тканью: материал белого цвета в свободной про­даже был редкостью. К тому же и уровень благосостояния большинства советских семей был по-прежнему невысок. Достать модный капрон, купить дорогой натуральный крепдешин и крепшифон могли далеко не все, так что в ход шли и простыни, и занавески, и даже медицин­ская марля. Белый цвет и фасон, напоминающий кремовый торт или костюм сказочной принцессы, — это были единственные неизменные признаки свадебной моды в СССР. «Можно использовать для свадеб­ного платья подкрахмаленный тюль, если фасон будет правильно вы­бран. В данном случае очень хороша широкая юбка в крупных вола­нах, затянутый лиф, красивый вырез. Такое платье может оказаться не менее красивым, чем платье из капрона или кружева, хотя обойдется значительно дешевле», — такого рода советы можно было встретить в печати (Авраменко, Тормозова 1959: 237). Домашние мастерицы уму­дрялись сотворить из нескольких метров белого штапеля почти точные копии платьев Марики Рок или Лолиты Торрес, позднее — Марины Влади и Брижит Бардо. Отечественный кинопрокат и появившаяся практика кинофестивалей давали массу возможностей познакомить­ся с новинками не просто свадебной, но и вообще — моды. На отделку шли кусочки кружева и гипюра, спорки с бабушкиных платьев и т.п. Иногда в свадебное превращалось платье, оставшееся от школьного выпускного бала.

Практика самостоятельного изготовления свадебного платья со­хранялась и в дальнейшем, тем более что мода середины 1970-х годов, к примеру, давала для этого полный простор. Пришедшие с Запада ретро и фолк-стили позволяли использовать в свадебном туалете си­тец, сатин, льняное полотно, хлопчатобумажное шитье и вологодское кружево, в изобилии продававшиеся в магазинах. А многочисленные курсы вышивки, вязания, кройки и шитья, имевшиеся при любом доме культуры или даже ЖЭКе, позволяли любой женщине освоить неслож­ные балахонистые фасоны и романтические виды отделки. Тем более что неповоротливая советская легкая промышленность и в это время продолжала добросовестно выпускать капроновые платья с пышными юбками и искусственными розочками. Однако и эти платья почти не появлялись в свободной продаже.

Официальный визит Никиты Хрущева в Америку в сентя­бре 1959 года — первый визит в США руководителя советского государства — имел результатом не только повсеместное насаждение «царицы полей» — кукурузы, но и проникновение в повседневную советскую жизнь (в первую очередь, в жизнь крупных городов) цело­го ряда нововведений американского образца. В Америке же именно в 1950-е годы «пышная белая свадьба» превратилась в сказку, сделав­шуюся былью, — унифицированный обряд с непременным платьем, тортом и целым набором обязательных атрибутов, который воспро­изводился раз за разом в каждой семье при помощи специалистов из свадебных салонов. До организации свадебных салонов в СССР не до­шло, но в больших и малых городах появились специальные магази­ны для новобрачных, которые должны были облегчить им бремя под­готовки к торжеству. Именно в них по специальному талону можно было купить свадебное платье, фату и белые туфли для невесты, ко­стюм для жениха. В некоторых городах открылись и специализиро­ванные парикмахерские по обслуживанию молодоженов, а впослед­ствии — и цветочные магазины, где можно было заказать свадебный букет. В Ленинграде уже в 1974 году магазин для новобрачных сменил огромный универмаг «Юбилей», призванный обслуживать не толь­ко молодоженов, но и тех, кто отмечал золотые и серебряные свадь­бы и трудовые юбилеи (талоны в универмаг выдавали загсы, в случае трудовых юбилеев — профкомы).

С конца 1950-х годов в стране открылись ателье проката вещей до­машнего и культурно-бытового обихода, а в 1960-е, наряду с туристи­ческим снаряжением для поклонников «тумана и запаха тайги», в их ассортименте появились свадебные платья. Это решение одинаково устраивало и власти, которые оказались не в состоянии обеспечить го­товыми туалетами всех желающих, и этих самых желающих, для кото­рых покупка нового свадебного туалета была просто не по карману. Сходную функцию выполняли и комиссионные магазины, где появи­лись целые вешалки платьев, сшитых на заказ, привезенных из-за гра­ницы или купленных по случаю. Купив платье в комиссионном, можно было отыграть в нем свадьбу и сдать его в тот же магазин.

Именно хрущевская оттепель стала временем формирования совет­ской свадебной индустрии. Она стала важной составляющей государ­ственной политики по улучшению демографической ситуации в стра­не. По официальным данным, к 1960 году в СССР, по сравнению в США, Францией и Великобританией, заключалось больше всего браков в год в расчете на 1000 человек (12,1 против 8,5 в США, например)8. Появ­ление Дворцов бракосочетания9, магазинов для новобрачных и оте­чественной свадебной моды сопровождалось и попытками внедрения новых ритуалов, в частности «комсомольских свадеб»10. Современные свадебные обряды пропагандировались в брошюрах, издаваемых заг­сами по городам и весям необъятного СССР (например, Свадьба 1968), причем нередки были попытки соединить в них идеологию и нацио­нальные мотивы. Некоторые обряды, сформировавшиеся в это время, в частности поездки молодоженов по историческим и памятным местам, живы и до сих пор. Был реабилитирован и дореволюционный обычай обмениваться кольцами. Завершающим звеном целой цепи мер, на­правленных на увеличение числа молодых семей, было существенное обновление семейно-брачного законодательства.

Несмотря на весь молодой задор 1960-х годов, характерные для по­слевоенных лет фрондерские настроения в среде по преимуществу ин­теллигенции вылились в демонстративное дистанцирование от скла­дывающейся новой советской обрядности вообще и от свадебной моды в частности. Отказывались в первую очередь от фаты и от особого свадебного платья, предпочитая просто светлые платья или костю­мы. «У нас не было ни колец, ни фаты. Даже в день бракосочетания на мне были туфли без каблуков — так захотел Высоцкий. В Рижском загсе, где нас расписывали, из патефона почему-то доносился не марш Мендельсона, а музыка из фильма „Укротительница тигров"», — вспоминала первая жена Владимира Высоцкого Изольда. Более того, наличие или отсутствие платья стало верным маркером социального статуса или социальных претензий. К 1980-м годам среди художествен­ной интеллигенции распространилась мода отправляться на регистра­цию брака в чем-либо, исключающем даже отдаленное сходство со сва­дебным нарядом, к примеру в черном.

Кроме бравирования пренебрежением общими правилами, эта аль­тернатива свадебной моде имела объяснением зачастую элементарную бедность и/или практические соображения, а нередко и сохранявши­еся в семье старорежимные представления о хорошем тоне — твердое представление о том, что «простота есть лучшее украшение молодости, и что счастье не нуждается в роскоши» (Уменье 1914: 173). В обыденной жизни выражение «комсомольская свадьба» означало просто студен­ческую свадьбу — в общежитии, без многочисленных родственников, без разносолов и, естественно, без специальных костюмов.

На рубеже 1950-1960-х годов, когда сложилась традиция заканчивать показ новой коллекции выходом невесты вместе с дизайнером (про­фессия в этот период была почти исключительно мужской), на Западе появилась собственно свадебная мода, с одной стороны, а с другой — оказался сильно подорванным авторитет «викторианского платья». Ив Сев-Лоран, Пако Рабанн, Зандра Роудс, Вивьен Вествуд и многие другие выводили на подиумы невест в черных брючных костюмах, вы­зывающе алых нарядах, в деконструированных панковских одеждах, в джинсах, искусственных мехах и в каких-то совершенно неносимых одеяниях.

Наоборот, в СССР позиции белого свадебного платья только усили­вались. Под влиянием западных тенденций и благодаря усилиям прово­дивших их отечественных модельеров пышные капроновые юбки «нью лук» сменялись радикальным мини, а затем и макси из импортного кримплена или гипюра. Наряду с фатой в отечественную свадебную моду проникла широкополая гипюровая шляпа на проволочном кар­касе, а в качестве аксессуаров — белые искусственные цветы всех ви­дов и размеров. Вообще, кажется, на советскую свадебную моду 1970-х годов влияли не столько картинки из журналов мод, сколько костюмы «из прошлой жизни» — телепостановок классической оперетты и кино «в длинном» (так на профессиональном жаргоне именуют историче­ские картины, в которых нет необходимости придерживаться достовер­ности). А откуда еще было браться советскому «ретро»? Эти фасоны, конечно, отставали от моды, однако понимали это только жители Мо­сквы и Ленинграда, да и то принадлежавшие к тем кругам, которые регулярно ходили на фестивальные фильмы, время от времени полу­чали через четвертые руки настоящие западные журналы мод и доста­вали у знакомых киоскерш таллинский «Силуэт» или «Ригас модас».

Свадебные платья были едва ли не единственной позволитель­ной для советских людей роскошью. В Ленинграде витрина ателье на Невском проспекте, где теперь находится Модный дом Татьяны Парфеновой, в 1970-е годы представляла собой выставку ленинград­ского от-кутюр. Именно в этом ателье шились не просто нарядные или выходные платья и костюмы, а настоящие «туалеты» — вечерние или свадебные. Вечерние платья предназначались для жен диплома­тов, звезд эстрады и кино. Однако звезд в Ленинграде было не так уж много, тогда как количество невест в годы социального оптимизма неизменно росло. Роскошное свадебное платье или изысканный ко­стюм (а в это время в числе предложений отечественных модельеров появились и костюмы, причем даже брючные) не нуждались ни в ка­ких оправданиях и представляли немалый соблазн для модельеров, от которых в других случаях требовалось создание «социалистиче­ской» практичной моды. Парадоксальная для социализма любовь к «королевскому великолепию» уравнивала и потребителей, и соз­дателей моды. Эта любовь жива и сегодня.

 

Литература

Авраменко, Тормозова 1959 — Авраменко И., Тормозова Л. Беседы о домашнем хозяйстве. М., 1959.

Бенуа 1993 — Бенуа А. Мои воспоминания. 2-е изд., доп. Т. 1. М., 1993.

Брыкин 1927 — Брыкин Н. Люди низин. Собачья свадьба. Л., 1927 (цит. по: А. Беззубцев-Кондаков. Без черемухи // Урал. 2006, № 6. magazines.russ.ru/ural/2006/6/be15-pr.html).

Верне 2008 — Верне О. При дворе Николая I. Письма из Петербурга. 1842-1843. М., 2008.

Свадьба 1968 — Свадьба (Новые советские обряды). Липецк, 1968. Уменье 1914 — «Уменье хорошо одеваться». Библиотека журнала для хозяек. Бесплатное приложение к «Журналу для хозяек и Женская жизнь». 1914.

 

Примечания

1. Автором некоторых из них был живописец Роджер Фентон — страст­ный пропагандист фотографии и хроникер Крымской войны.

2. В числе последних выставки Музея Виктории и Альберта в Лондоне, объехавшие в 2011-2013 гг. самые разные страны.

3. Свадебный или подвенечный туалет именно в 1820-е гг. на­чал регулярно изображаться на модных гравюрах, с тем чтобы в 1840-1850-е гг. сложилось непреложное правило: в годовой серии гравюр, служивших приложением к тому или иному изданию, хотя бы одна непременно посвящалась свадебной моде.

4. Стоит заметить, что обручальное кольцо вплоть до XX в. носили по преимуществу женщины, а его внешний вид никак не регламен­тировался. Любое кольцо, поднесенное женихом в день свадьбы, счи­талось обручальным. Вообще, кольца матери семейства четко мар­кировали все изменения ее семейного положения: первое кольцо девушка получала на обручение, второе — в день венчания, далее любящий муж отмечал самыми разными драгоценностями рожде­ние детей; наконец, вдова нередко в память о муже украшала руки и каким-либо любимым кольцом покойного.

5. Это новшество было весьма условным — траурные одеяния, напо­минавшие монашескую одежду, были приняты в раннем Средневе­ковье, а траурные обычаи уроженок Бретани этого период известны слишком мало.

6. Исключение составляли династические браки.

7. Белый траур французских королев включал и длинную белую вуаль, которую накидывали и на лицо. Так что есть основания полагать, что именно она послужила прообразом современной фаты. В то же время обычай покрывать голову невесты тонким покрывалом и даже завешивать им лицо встречается у многих народов с глубокой древ­ности — он был свойственен едва ли не всем древним народам Сре­диземноморья.

8. Характерно, что после отмены в 1955 г. запрета на аборты в конце 1950-х — 1960-е гг. речь шла именно о росте числа браков, а не о по­вышении рождаемости любой ценой.

9. Первый такой дворец открылся 1 ноября 1959 г. в особняке фон Дер- виза на набережной Красного флота в Ленинграде.

10. «Комсомольские свадьбы» 1960-х гг. отличались от идеологизирован­ных свадеб 1920-1930-х гг. Главный упор делался на роль трудового коллектива в рождении молодой семьи. Официальная «комсомоль­ская свадьба» предусматривала присутствие партийного или совет­ского начальства, крупные подарки (вплоть до ключей от квартиры), празднование в заводском клубе и почти полное отсутствие алкоголя.


Вернуться назад