Влияние религии на культуру, стиль жизни народа и страны распространяется далеко за пределы собственно религиозной проблематики. На русском языке нет специального труда о русской культуре с постановкой вопроса, аналогичной работе М. Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Вернее, он как бы растворен в книгах Н.А. Бердяева «Русская идея», «Истоки и смысл русского коммунизма», в отдельных статьях. Именно ему принадлежит мысль о значении православной аскетики для революционной традиции.

С этой точки зрения весьма интересно рассмотреть связь особенностей российского конструктивизма 1920-х гг. – времени господствующего атеизма, строительства «нового мира», отсутствия видимых связей с традициями, с православной этикой и культурой.

Широко известно, что особенности культуры и мировоззрения обусловили различия между немецким функционализмом и российским конструктивизмом. Неоднозначно оценивается разными исследователями духовное содержание этих направлений в дизайне. Некоторые считают их «обездушенными». А.В. Иконников, напротив, отмечал «специфическое культурное содержание» этих вещей, противопоставляя его «вялому пассеизму эклектики» [1, c. 10]. Тем более это справедливо для российского конструктивизма, который изначально ставил перед собой воспитательные задачи созидания новой культуры и нового быта, воспитания нового человека (Памятник III Интернационалу В.Е. Татлина, «Рабочий клуб» А.М. Родченко, агитпоезда и др.).

Взаимоотношения целей и задач дизайна и христианской этики непросты. Здесь телесность не имеет своего законного места, ее противопоставляют духу и как бы терпят по необходимости. Ценностным духовным ориентиром является аскетика, умерщвление плоти. Для дизайна главной целью и ценностью является комфорт человека, т.е. акцентируется телесное начало.

Традиционное для русского народа умение пребывать в суровых условиях, известное пренебрежение комфортом и уютом мы видим и в старой русской культуре, и в идеалах и практике русского конструктивизма. Укажем на «всесезонное» пальто с подстежкой (В.Е. Татлин), складную и трансформируемую мебель А.М. Родченко, Эль Лисицкого и их учеников. Думается, что конструкции крестьянского дома и дома-коммуны также родственны.

Православное мироощущение, в отличие от западного (католического и протестантского), ориентировано, в основном, на созерцание, а не на активное действие, на горнее, а не на дольнее; практическое воплощение как бы и несущественно. Башня III Интернационала В.Е. Татлина, его же Летатлин, «Летающий город» Г. Крутикова – формы по существу своему утопические. В полном объеме осуществить эти идеи даже при современной строительной технике вряд ли возможно. Проекты и идеи конструктивистов находились в острейшем противоречии с массовыми вкусами своей эпохи. А бескомпромиссность и энтузиазм создателей нового, конструктивистов и рационалистов, был по существу дела аскезой и подвижничеством.

С необычайным энтузиазмом конструктивисты работали в области графического дизайна. Их издания выполняли важные воспитательные, пропагандистские («учительные») задачи. Кроме того, сам материал, эфемерный и непрочный, тоже как бы уводил восприятие прочь от грубой материальности.

С этих позиций интересно посмотреть на такие области творчества конструктивистов как построение пространства театрального спектакля и оформление праздников. Здесь тоже мы видим подчеркнутый антиутилитаризм, отдаленность от суетности житейской прозы. Характерные конструктивистские приемы также  воплощают мировоззренческий, духовный смысл. В них ощущается идея динамики жизни, преодоления силы тяжести, подчинение материи духу (разумеется, в другом плане, чем в готике). Та составляющая, которая обнаруживает родство с религиозной основой культуры, выявляет архетипические начала как до-формального, так и собственно формального порядка. В любом случае творчество остается радостью и служением, а смысл новых или старых форм базируется на старых архетипах, которые сохраняют в себе, наряду с новыми, черты неизменного. 

Литература

1.    Иконников А.В. О «правдивости» форм предметно-пространственной среды. Техническая эстетика. 1981. № 6. С. 6-11.