В предыдущей заметке говорилось о том, что евразийство  с его своеобразной идеологией предстаёт перед нами как явление исключительно российское, если судить о нём по его происхождению. Возникло оно, напоминаю, в среде русской политической эмиграции  в 20-х годах прошлого столетия после российской революции 1917 года и гражданской войны. К евразийской школе мысли относилась заметная группа ярких и талантливых философов, литераторов, историков, публицистов, экономистов первой волны эмиграции. Среди них в первую очередь называют имена географа, экономиста и геополитика П.Н. Савицкого, философа А.П. Карсавина, лингвиста, филолога и культуролога Н.С. Трубецкого, историка Г.В. Вернадского, музыковеда и искусствоведа П.П. Сувчинского.  К их плеяде относят также религиозных философов Г.В. Флоровского и В.Н. Ильина; критиков и литературоведов А.В. Кожевникова (Кожева) и Д.П. Святополка – Мирского; правоведа Н.Н. Алексеева, востоковеда В.П. Никитина, писателя В.Н. Иванова, экономиста Я.Д. Садовского (См: Русский узел евразийства. Восток в русской мысли (сборник трудов евразийцев). М.: «Беловодье», 1997 / Сергей Ключников. «Восточная ориентация русской культуры», с.8). 

В своём первоначальном виде евразийство просуществовало приблизительно десять лет: с 1921 по 1931 год. На смену ему пришло неоевразийство, родоначальником которого, по мнению тех, кто знаком с идеологией прометеизма, следует считать П.С. Боранецкого. О нём и пойдёт здесь речь в порядке дальнейшего знакомства с предметом. (Читатель сможет восполнить неизбежно фрагментарный характер данного изложения, если прочитает четвёртую главу книги «История этических учений», изданной под ред. А.А. Гусейнова (М., 2003), а также статью Л.Г. Антипенко и М.А. Воронина «Прометеизм Петра Боранецкого», помещённую на сайте www.titanage.ru).

О деятельности и масштабах личности Боранецкого мы судим, главным образом, по содержанию его философских и политических публикаций. Данные относительно его биографии очень скудны. Известно лишь, что он, инженер по образованию, родился в 1900 году, ушёл из жизни после 1965 года. Судя по фамилии (и её написанию) – белорус. Одним из основных его произведений является опубликованная в Париже книга «О самом важном. Конечное назначение человека» (1956). После отъезда из СССР жил во Франции и издавал там журнал «Третья Россия». Первые два номера вышли в 1932 году, девятый (он же последний) – в 1939 году. Как публицист участвовал в издании эмигрантской газеты «Свершения».

В оптимистическом, по своему характеру, мировоззрению, которое Боранецкий называет прометеизмом, или титанизмом, Бог предстаёт не как некая потусторонняя сила, в руках которой находится судьба человека («без воли божьей ни один волос не упадёт с головы человека», говорят католики), а как со-трудник, со-творец, со-зидатель человека. Так он доказывает, что связь между человеком и Богом двусторонняя. Прометей, по Боранецкому, похищает огонь у Бога, и это деяние восхищает Бога. Это подобно тому, как представитель сильного пола, восхищаясь прекрасной женщиной, в своём духовном и душевном настроении поднимается ввысь. И прометеевский Бог награждает своим восхищением человека, ибо Ему присуще высшее эстетическое чувство. Человек и Бог сотрудничают по части эстетики художественного и научного творчества.

Социальные истоки Нового мировоззрения Боранецкого прослеживаются в его размышлениях о послереволюционном состоянии России (что присуще всем евразийцам). Он говорит о двух крайних оценках этого состояния – слева и справа. Слева марксизм в его троцкистской упаковке. Справа – контрреволюционная оценка происходящего с явно выраженным желанием вернуть Россию на дореволюционный путь развития. Эта ностальгия была особенно сильной в Западных эмигрантских кругах. С тем только различием, что одни представители этих кругов стояли за восстановление в России монархии, другие – за учреждение буржуазной республики à la Керенский.  Боранецкий отмечал, что и в том, и в другом случае имеет место духовный недуг, препятствующий реальному  выводу России из послереволюционного кризиса. 

Сподвижники Боранецкого называли Прометеизм героическим миросозерцанием (см.: С.К. Бережной. На тему о героическом миросозерцании // Третья Россия, 1932, №1, с. 45-50). Героическое содержание Прометеизма связано с новой оригинальной трактовкой философской категории свободы. Если по Гегелю и Марксу свобода представляется как осознанная необходимость, то у Боранецкого это ─ «подчинённая необходимость». Ведь осознаваемая кем-то необходимость так и остаётся необходимостью, не отменяющую неизбежность. «Врач, − говорит Боранецкий, ─ может осознать необходимость смерти и быть не в состоянии предотвратить её» (Третья Россия, №1, с.62). А вот свобода как подчинённая необходимость есть организованная необходимость, свидетельствующая о могуществе человека. Она принципиально отличается также от формальной свободы выбора и христианско-буддистской свободы отрешённости. Если первая релятивистична, вторая − нигилистична, то вновь обретаемая свобода конструктивна, «путь её осуществления – путь творчества, путь организации мира, путь Истории, и в ней становящегося Абсолюта − Бога» (там же, с. 64-65).  В свою очередь в мировой Истории выковывается победа над временем и смертью. Эта победа происходит не под знаком Бога Сущего, а под знаком Бога Становящегося. «В существенном смысле, – читаем мы в текстах автора, − Становление Бога и есть его Пришествие; в мире Становящийся Бог и в мир Грядущий Бог суть синонимы» (Третья Россия, 1932, №2, с.59).

Итак, в отличие от первых евразийцев, Боранецкий не апеллировал к византийско-православному религиозному мировоззрению. В то же время, как видно, его мировоззрение не было атеистическим. Другое  его отличие от предшественников состоит в том, что он расширял рамки понятия евразийства и по-новому трактовал национализм. Боранецкий − за национализм, но не местечковый, а державный, универсалистический. Об этом он заявлял от имени русского народа.

Есть народы, для которых необходимое условие их существования и развития состоит в том, что освещая перед собой дорогу в будущее, они вместе с тем должны светить и другим. Отнимите у такого народа данную функцию – функцию «всечеловечности», по выражению Достоевского, − и этот народ погибнет. Именно таким, в представлении Боранецкого, является русский народ. Каждый народ, утверждает автор, обретает своё национальное самосознание прежде, чем общечеловеческое, если он вообще способен подняться до такого состояния. Русский же народ производит такое впечатление, что он общечеловеческое сознание обрёл прежде, чем национальное.  «Ибо можно сказать, что универсализм есть сущность русского национализма. И в этом его высокое и духовно знаменательное преимущество: он как бы в самом себе несёт своё высшее творческое преодоление» (П. Боранецкий. К идее нового человечества // Третья Россия, 1939, №9, с.97). Великие народы, добавляет Боранецкий, всегда в той или иной мере – универсалистичны. Потому-то и истинно великий Русский народ есть народ универсалистический по существу. «А на его вселенскости, всечеловечности сходились все его характеристики, как друзей, так даже и врагов» (там же).