Философия не наука, а мировоззрение. Это расхожее мнение является ныне господствующим даже среди философов. Дискредитация философии строится на софистических уловках, предопределенных произвольным постулатом: наука и мировоззрение – «две вещи несовместные», т.е. наука не причастна мировоззрению, а мировоззрение – науке. Но сей абсурд опровергается сакраментальной фразой Г. Галилея и судьбой Дж. Бруно.

Правда, даже сливающееся с частной (!) наукой мировосприятие – это еще  не философия. (Наглядный пример тому – современный биоцентризм с идеалами биоцивилизации и глобальным культом биополитики и биоэтики в антропоценозе). Но тогда  отлучение философии от науки покоится  на неявном отождествлении философии  только с далеким от науки мировоззрением. И уже по принадлежности к мировоззрению философия оказывается фатально ненаучной. Сфера мировоззрения «обобщенно» предстает как неисчерпаемый кладезь невежества, а философия – университетской «жемчужиной» его.

 С невежеством спорить бессмысленно, но нельзя толерантно  взирать на то, как попираются им непреходящие истины философии. Так вот далее речь пойдет только о них (естественно, – о немногих).

Начну с того,  что вся история философии, – правда, лишь до тех пор, пока она была историей «философии вечно нового разума» (К. Маркс), – есть  история преодоления различных ипостасей мировоззренческого невежества. Только на этом пути закладывались предпосылки и фрагменты «науки или теории мировоззрения». В её становление внесли свой незаменимый вклад представители «умного идеализма» (В. Ленин). В противоположность «глупому материализму», застрявшему в номинализме, они  увлеченно зациклились на проблемах понятийного мышления,  без постижения которого невозможен высший уровень научности, – теория.

  Весьма примечательно, что античная философия родилась вместе с термином «theoria» (в дословном переводе – «созерцание», «умозрение»). Первородная теория мировоззрения нацеливается доступным уму зрением объять макро- и микрокосмос в их взаимосвязях. Эта всеобщая связь  в подробностях не доказывается, но уже «созерцание» её исключает ту самую «взаимную несвязность» (Гегель)  всего со всем, которая налицо в коллажах мифа и фантасмагориях религии.

 Переходя «от мифа к логосу» (Ф. Кессиди), философия встречается с  двойственностью самого  «логоса», которая служит основанием для двух типов вполне посюстороннего мировоззрения: «мир по мнению» и «мир по истине». «Мир по мнению – выражение невежества», ибо беспредельный плюрализм мнений сродни принципу запрета на объективную истину..

«Мир по истине» – сфера теоретического познания, полагающего, что  истина  для всех одна (как та,  «одна на всех», бесценная Победа). В поисках таковой Сократ и сократические школы вникают в превратности дихотомии общего и единичного, а в итоге выходят на проблему понятия. Первую дефиницию понятия дал Антисфен. По мнению Аристотеля, он «чрезвычайно простодушен». Однако этот «простодушный» первооткрыватель понятия в  простоватой формуле недвусмысленно исключает «субъективную истину» софистов  и правомерность субъекта  «мнить» о предмете познания по наитию.    

Проблема понятия предельно заострена Платоном. Индуцированный гносеологией Демокрита, он ставит дидактически простодушный вопрос: «Откуда берется знание общего?». Тем самым открывается проблема генезиса понятия,  а также – проблема  идеальности сознания  и «конструктов»   разума.

Сама постановка названных и подобных им проблем влечет философию в сферу понятийного мышления. В многообразных попытках их решения античные философы накопили целый арсенал  «ключевых слов» (терминов, понятий, категорий), которые нисколько не устарели. Но и при наличии столь перспективного  «словника» теоретизирование античности (даже о мышлении мышления) не поднимается выше уровня представления, – предвосхищающего (prolepsis, у эпикурейцев) и схватывающего (katalepsis, у стоиков). И все же для  античной теории мировоззрения весьма характерен вывод Цицерона: «Человек рожден для того, чтобы созерцать мир и подражать ему».

В Средневековье философия ремифологизируется, но «мифы» слагаются институционально. Умозрение подменяется уму непостижимым откровением о  сакральном и профанном мирах. Такое мировоззрение не грех именовать «мировоздыхание», «мировосхищение» или двойное «свето-представление».

После Средневековья любая манера теоретизирования ассоциируется с пустопорожними схоластическими рассуждательствами. И если  научность античной философии (в форме теории) была вне подозрений, то в Новое время научность философии выглядит заимствованной у частных наук: она научна  в силу не подлежащей сомнению  научности  логики (Декарт), математики (Спиноза), механики (Гоббс, Ламетри), физиологии человека (Фейербах).

Кант впервые выдвигает задачу превратить философию в науку, ибо в противном случае в ней (в старой «метафизике») можно будет «врать всякий вздор», как и 2 тысячи лет назад. Решив поставленную задачу не лучшим образом, Кант гениально озадачил своих креативных соотечественников. Каждый из них создал собственное «Наукоучение», но лишь Гегель «вплотную подошел» (извините за плагиат) к  научной философии. 

«Энциклопедия философских наук» Гегеля – это «великий перелом» в философии. Здесь рухнула старая «метафизика» (с идеалом  исчерпывающего знания) и конституировался понятийный «каркас» теории мировоззрения (открытой будущему и непознанному). Здесь же, обосновывая научность философии, Гегель открыл (пусть, «угадал») принцип системности как конструктивный принцип научности   предметно-специфического знания  о мире и человеке, воплощаемого в предметно-содержательной теории.

Теория есть система органически взаимосвязанных  понятий, которая  раскрывает сущность  предметно-специфических закономерностей. Каждое понятие в ней призвано быть предметно-содержательной абстракцией, а каждая  ее часть (относительно самостоятельный блок понятий) должен выражать природу постигаемой целостности (и исключать вербальные химеры типа «медико-биологический объект», «медицинская ветеринария» и т. п.). 

Предметную специфику философии составляют всеобщие законы развития бытия и познания. Но именно философия ориентирует  частные науки на постижение специфической логики специфического предмета. Именно она несовместима с универсализацией любых особенностей, ибо полагает (в лице Гегеля), что каждое особенное явление или мысль должны найти свое оправдание в той системе связей, к которой они принадлежат, т.е. они должны доказательно выводиться из этой системы или с необходимостью вписываться в нее. И наконец, именно она открывает путь постижения единичности во всей ее уникальности. Для этого придется раскрывать соотношение общего, особенного и собственно единичного в уникальном феномене и выстраивать, тем самым, теорему индивидуальности (Гегель). 

Итак, научная философия есть теория мировоззрения или системно развернутое  содержание понятия «мировоззрение». Она позволяет  понять  любое искреннее недомыслие или нарочитую заумь в «интеллектуальном представливании» (Гегель) макро- и микрокосма. Но «наше непростое время» благоприятствует вариациям на тему «хаосономного мировидения» с демонстративным отвращением к научной  философии и научности  вообще.

Жирнов В.Д., к.ф.н., доц. (Москва)