ИНТЕЛРОС > №1, 2012 > На свежий взгляд

Перуанский С.С.
На свежий взгляд


11 июня 2012

(Заметки философского партизана)

В «Вестнике РФО» №2011/4 помещен ряд проблемных статей, где обсуждается содержание некоторых философских категорий. В статье «И целого жизненного мира мало» А.А. Крушанов рассматривает «вопрос о том, как появляются наши предельные опорные представления, на фундаменте которых возводится все остальное знание – как научное, так и обыденное». К таким представлениям автор относит представления пространства и времени. Признав, что тут как раз ясных представлений нет, и что «природа предельных категорий остается загадкой», автор недоумевает, как же «обычные граждане в своей жизни… ориентируются в обсуждаемых предельных определенностях, таинственных лишь для теоретиков». А что странного? Ведь не дожидаются люди, когда философы растолкуют им смысл жизни, а живут, опираясь на интуицию, по которой смысл жизни в оптимальном удовлетворении потребностей. Обычные граждане, в отличие от теоретиков, руководствуются «опорными интуициями» и говорят о времени исключительно в контексте процессов и событий: сколько времени будем ехать (работать, играть и т.д.)? Сколько сейчас времени? Или: «А день, какой был день тогда? Ах, да, среда». Если граждане и употребляют слово «время» само по себе, то по умолчанию привязывают его к реальным процессам. Беря с них пример, философы в поисках «предельных категорий» должны были бы говорить о времени материально-идеальных движений (длительности) или о времени событий (числовых отметках событий). Но они ушли в сферу трансцендентного, задавшись вопросом: что есть время? Разрушьте любой термин, состоящий из двух слов, и одно из них станет бессмысленной пустышкой. Мы знаем, что такое биссектриса угла. Но задайтесь вопросом, что есть биссектриса сама по себе, и вот вам слово-пустышка. Его можно наполнить самым разным смыслом, но это уж будет термин за пределами геометрии. Точно также время само по себе, т.е. в отрыве от движения или события, это уже не предельная категория мира сего, а запредельная категория потустороннего мира. Это пустое слово, которое можно наполнять любым смыслом по вкусу философа, но это будет термин за пределами «жизненного мира». Есть сотни дефиниций времени, и многие возьмутся объяснять: время – это такая-то структура, или такая-то функция и т.д. Но зримого представления эти дефиниции не дадут, хоть убей.

Понимаю тщету моих слов. Мне скажут: нет, а ты кто такой, что споришь с Великими, рассуждавшими о времени как таковом, а не о каком-то там времени движения? И перед этим убийственным аргументом я умолкну. Но «напоследок я скажу»: ну, что? Помогли вам рассуждения Великих составить «предельное опорное представление» времени? Или вы, положа руку на сердце, согласитесь с замечательными своей честностью словами А.А. Крушанова: «А само понимание времени так и остается ускользающим феноменом»? Вот то-то и оно. Слово, ставшее бессмысленным из-за его отрыва от жизненного мира, в принципе невозможно связать с живым представлением. К счастью, «остальное знание – как научное, так и обыденное» строится отнюдь не на фундаменте этой запредельной категории, а на «опорных интуициях»: «время движения» и «время события». Что же касается вопроса, приживутся ли новые термины (опорные интуиции, сфера предмыслия), предложенные А.А. Крушановым, это покажет… чуть не сказал «время». Это покажет ход событий.

Очень содержательна статья А.Ж. Кусжановой «О ценностном универсуме глобализирующегося общества». Здесь рассматриваются как историческая эволюция ценностей российского общества, так и фундаментальные проблемы ценностей. В частности затрагивается вопрос: «Можно ли класть ценности, а, скажем, не потребности, в фундамент общества?». Высказывается точка зрения, что «можно построить достаточно адекватные модели социальных явлений, опираясь лишь на понятие «ценность» и временно предав забвению понятие «потребность»«. Может, это достижимо, но кому нужно решение такой искусственной задачи? Потребности – единственная движущая сила человеческой деятельности. «Ценность» – это синоним «предмета потребности», ибо то, что никаким образом не способствует удовлетворению потребностей, не имеет для человека никакой ценности. «Ценность» – термин удобный уже тем, что состоит из одного слова. Это дает такие емкие термины как «ценностный анализ», «ценностный подход» и т.д. Но попытки противопоставлять последний потребностному подходу неосновательны, они, видимо, проистекают из привычки связывать потребности только с физиологическими потребностями, а всякого рода экзистенции – с ценностями. Но конечная цель науки все-таки монизм, а его можно достичь только на базе потребностного подхода при понимании того, что самые тончайшие духовные переживания связаны с высшими человеческими потребностями.

В.Ф. Дружинин написал интересное эссе о коммунизме и фашизме. На эту тему кто только ни писал: журналисты, обозреватели, публицисты… Они ничтоже сумняшеся отождествляли коммунизм и сталинизм. Взгляд философа должен отличаться от трудов вышеназванных деятелей пониманием того, что коммунизм – это философская категория, стоящая в ряду с социализмом, либерализмом, гуманизмом и т.д. И если автор написал: «Коммунистический режим выглядит гораздо более лицемерным: в документах написаны красивые правильные вещи, но лидеры и исполнители действуют неправильно и неправедно», то вслед за этим философ должен назвать вещи своими именами и сказать, что это лжекоммунистический режим, лжекоммунистические лидеры и т.д. Отличать самозванцев от истинных борцов за идею – задача-минимум для философии. А задача-максимум – сравнение социальных движений по их принципам. Отсутствие такого сравнения наводит на мысль, что автор, наверное, незнаком с тем, как понимали коммунистический принцип «каждый по способностям каждому по его потребностям», Маркс и Энгельс. Беда в том, что трактовку этого принципа они дали в конце «Немецкой идеологии» – книги, которую вряд ли кто-нибудь дочитал до конца. Полтысячи страниц абстрактной полемики с давно забытыми  идеологами – кто это осилит? Разумеется, я тоже не осилил, но из любопытства заглянул в конец. И там обнаружилась сенсационная находка: трактовка указанного коммунистического принципа (см. т. 3, с. 542). Советские идеологи наглухо замолчали эту крайне неудобную для них трактовку (если знали ее). Там сказано, что «один из существеннейших принципов коммунизма, отличающий его от всякого рода реакционного социализма заключается в… эмпирическом убеждении, что различия мозга и умственных способностей вообще не влекут за собой различий желудка и физических потребностей; отсюда следует, что… положение: «каждому по его способностям», должно – поскольку оно относится к потреблению в узком смысле слова – превратиться в положение: «каждому по его потребностям»«. Оказывается, знаменитый принцип относится к потреблению в узком смысле слова: каждый должен быть сыт, обут-одет, иметь крышу над головой и т.д. Т.е. это не принцип отдаленного светлого будущего, а первое, с чего начинает коммунизм. (И вот такое кардинально важное положение было запрятано в нечитабельный текст, а тот текст отдан «грызущей критике мышей»! Так писался марксизм. Расплата за такой стиль изложения идей не заставила долго ждать: Марксу пришлось открещиваться от «марксизма» и говорить, что сам он не марксист, а Ленин тщетно старался защитить коммунистический принцип от насмешек по поводу его утопизма и извлечь из него хоть какую-то конкретику, полезную для строительства нового общества). Теперь каждый должен решить сам, называть ли сталинский режим коммунистическим на том основании, что так его называли идеологи по обе стороны железного занавеса, или, может, по Марксу и Энгельсу, – реакционным социализмом? Или, может, точнее назвать его номенклатурным строем, ибо действовал принцип «каждому по его номенклатурному статусу»: директорам предприятий – зарплаты независимо от производимой продукции, колхозникам – трудодни, практически независящие от урожая, кандидатам и докторам наук – доплаты независимо от научных достижений и т.д.

Описав сущность коммунистического принципа, напомню, что принцип фашизма «каждому свое» был написан над входом в Бухенвальд.

Интереснейшая тема затронута в статье Л.Г. Антипенко «Реальны ли сверхсветовые нейтрино?». Вначале, правда, есть странное утверждение: «исходя из философских соображений, на сверхсветовые движения физических объектов был наложен запрет». Но автор сразу отменяет это утверждение другим: «Запрет этот обычно связывают со специальной теорией относительности (СТО)». Вот это верно, и искать ответ на вопрос, вынесенный в заголовок, надо с анализа интерпретации СТО. По партизанской привычке ставить под сомнение интерпретации, которые дают учители человечества своим творениям, я никогда не принимал эйнштейновскую интерпретацию, ибо герменевтика – это особое искусство, и не факт, что Учители обязательно владеют им. В самом деле, Колумб остался при убеждении, что приплыл в Индию. Дарвин дал нелепое толкование движущих сил открытой им эволюции. Эйнштейн (подумать только!) верил в реальность парадокса близнецов. Вот и вывод о невозможности сверхсветовых скоростей – плод самоуверенной интерпретации формул СТО. Нам говорят: сверхсветовая скорость невозможна. Почему? А потому, видите ли, что при этом не работают формулы СТО. Ну и что? Подумаешь, формулы не годятся для сверхсветовых скоростей! Тем хуже для формул. Формулы Ньютона тоже недостаточны для световых скоростей; потребовался «второй этаж» физики в виде теории относительности. Аналогично: для описания сверхсветовых скоростей СТО недостаточна. Для этого необходима теория более высокого уровня («третий этаж» физики). Только и всего. Поэтому с открытием сверхсветовых нейтрино с уже построенной физической картиной мира ничего страшного не случиться. Просто эта картина расширится и углубится. И если Л.Г. Антипенко действительно нашел решение уравнения Дирака, из которого следует «теоретический вывод о сверхсветовых процессах», так это отрадно, ибо сейчас физики, засучив рукава, должны начинать строительство упомянутого «третьего этажа». Хорошо бы, наши физики не отстали в этом деле от западных.

Богатой получилась в этом номере «Стихотворная страничка». Стихи Вилена Иванова возвращают к давно забытому жанру политической сатиры. Особенно впечатляют «Оппозиционеры – 2011» и «Мятеж». И у Бориса Режабека его неизменно остроумные стихи в том же жанре («Девяностые», «Новые проблемы»). Такое, видно, веяние времени.

У кого из нас не кольнет сердце от проникновенных строк Валерия Сагатовского об утратах «того, что считал находкой». И кого не ободрит мудрое напоминание, что при всем при том нам дарован рай, хотя в слепоте душевной мы оставляем его необжитым.

Я не поэт и не писатель. Я читатель. И на правах читателя позволю себе посоветовать Татьяне Рущиной, не вставлять в свои стихи строчки из чужих стихов. Какие прекрасные слова ни написать после слов «осень наступила», в моей читательской памяти неотступно будет стоять: «…высохли цветы, и глядят уныло… и т.д.». 


Вернуться назад