ИНТЕЛРОС > №1, 2012 > Сфинкс как загадка поэзии

Кацура А.В.
Сфинкс как загадка поэзии


11 июня 2012

Нет и не было непроходимой границы между философией и поэзией. «Слагать хорошие метафоры, – говорил Аристотель, – значит подмечать сходство  в природе». В основе метафоры лежит неназванное сравнение, неуловимая игра, порою лукавая, порою трагическая. «Бытие есть сравнение» – сказал Мандельштам. И, не в силах удержаться от живого противоречия, воскликнул в другом месте: «Не сравнивай, живущий – несравним…».

Речь человеческая пестрит метафорами. Язык – главное и единственное орудие философии. Но также и поэзии. Но  также молитвы и литургии. Но также и врачевания души (чем нередко занимаются и поэзия, и философия).  Подлинный человек в категории  речи неповторимо индивидуален. Формула эта одновременно принадлежит и Пастернаку, и Бахтину. Но если стихи слагает философ, его индивидуальность возрастает в квадрате. Вот почему трудно или даже невозможно сравнивать поэтов-философов, оказавшихся под одной обложкой. В данном случае имею в виду замечательную книжку «Поэзия русских философов 20 века», составленную Михаилом Сергеевым и Леонидом Столовичем (Бостон, 2011).

Сравнивать не обязательно, но не откликнуться невозможно. Настоящая философия не только умеет, но и любит работать образной речью. В её опытах есть что-то свыше связного текста, есть неповторимая музыка, проявленная в той или иной степени. Она крайне важна. Возможно, в ней всё и дело. Понимая это, философ иной раз не в силах остаться в пространстве прозы (пусть и с тайной музыкой), ему нужно чтобы музыка зазвучала явно. И тогда он берётся за стихи.

Во вступительной статье к сборнику профессор Леонид Столович спрашивает: «Может быть для произведений, в которых нерасторжимое единство образуют философия и искусство, подошло бы наименование «сфинкс»? Для их создания необходимо счастливое сочетание талантов мыслителя и художника». Отличная мысль и прекрасный образ. Тем более, что немедленно вспоминается Блоковское «Россия – Сфинкс. Ликуя и скорбя…», что грандиозным образом усиливает метафору.    

В этих коротких заметках мне не хочется говорить за поэтов. Лучше предоставить им слово – пространство хотя бы в несколько строк.

В начале книги – имена легендарные. Скажем, Лев Платонович Карсавин, высланный большевиками из России, а потом ими же посаженный в лагерь за то, что оказался эмигрантом. Но и в лагере, прежде чем погибнуть, он продолжал писать стихи, в том числе, создал удивительный «венок сонетов», заканчивающий такими строками:

Ты беспределен: нет небытия.

Могу ли в тьме кромешной быть и я?

Свой Ты предел – всецело погибая.

Несбытный, Ты в Себе живёшь как я.

Дабы во мне воскресла жизнь Твоя.

Ты – мой Творец, Твоя навек судьба – я.

Вот и о. Павел Флоренский, расстрелянный на Соловках в 1937-м, пишет в 1907-м о неизбывной будущей жертве и жертвенности в стихах «Авраам Ицхаку»:

                  О, дай мне обвить твои узкие плечи,

                       В глаза ясно-взорые дай заглянуть –

                  о Жертве грядущей, как жертве-предтече,

                       с покорством безмолвным вздохнуть…

А вот и трагический долгожитель Алексей Фёдорович Лосев, навек преданный теме «вечной женственности»:

                  Ребёнок, девочка, дитя,

                  И мать, и дева, и прыгунья,

                  И тайнозритель, и шалунья,

                  Благослови, Господь, тебя.

Но вот апокалипсические времена позади, и в жизнь – и трудную, и яркую – вступили наши современники.

«Нужно мужество солдата, \ Чтоб всю жизнь гореть в огне. \ Будто вёрсты полосаты \ Дни летят навстречу мне»  (Юрий Борев)

И вот так дальше вся книга читается как выстрел.

«Приди, приди в предел тебе чужой! \ Явись! – хочу по жизненному аду \ Пройти, как ты с Вергилием, с тобой». – Взывает к Данте юный  Леонид Столович, а через полвека приходит  выводу – «Непостижимо, чья причуда \ Жизнь – это длящееся чудо».

«Какая может быть награда \ за то, что послано судьбой? \ Остаться лишь самим собой – \ иного ничего не надо…» (Велимир Петрицкий)

«Быть самим собою – риск: \ Голос мой на Ваш меняю, \ Коим слух Ваш умиляю… \ Оба-два – на общий диск» – словно бы возражает Вадим Рабинович, и тут же лукаво продолжает: «Дуть в одну дуду сообща \ Соучастно и согласно, Трепеща единогласно, \ Коллективно вереща. …Мастера! Найдётся ль сил, \ Хватит ли ума и сердца \ Сохранить лицо, но спеться \ В хоры стройные светил?!»

«Пленяли нас болотные огни, \ дорогами казались бездорожья, \ но даже в эти каторжные дни \ сомненья наши были – Словом Божьим» (Евгений Рашковский)

«Если б только могла я себя одолеть, \ Если б только могла переспорить, \ я бы ввысь вознеслась, далеко от земли, \ Хоть на Марс, хоть в неведомый космос. \ Но крюки, якоря держат крепко за мель, \ Я сама их старательно там закрепила. \ И с синицей в руках я могу лишь смотреть, \ Как уносится клин журавлиный» (Лариса Матрос)

«Вороны над Коломенским \ колодезною тьмою. Деревья, как паломники \ на паперти,  – толпою. \ С поломанными ветками, \ но всё ещё живые, \ целуют стены ветхие \ по-прежнему святые…» (Игорь Крюков)

«Сколько опало цветов \ За ночь в моём саду! \ Выйду из спальни пустой, \ Стою, и чего-то жду. \ Скоро конец весне. \ Тоска не уйдёт никуда. \ Память заменит всех. \ Даже саму себя». (Татьяна Аист)

«Смирись, когда тебя поносят \ и дочь, и сын – ты заслужил. \ Готовься, скоро тебя спросят: \ зачем ты жил.   Зачем я жил?»  (Григорий Беневич)

«…Я вечно в духоте и гаме, \ Не нищий вроде, а изгой. \ Мне наплевать, что там на БАМе, \ Где Уралмаш, как Уренгой. \ Мне все твердят, что я им нужен. \ А я не нужен никому, \ Когда под вечер, сев за ужин, – \ Один в России и в дому. \ Качусь как заяц – без билета, \ Не мошка даже и не клоп. \ И нет со мною пистолета \ Пустить немедля пулю в лоб». (Михаил Сергеев)

«Прости, Господь, за прегрешенья, \ что вяжут сладкой слепотой. \ Прости бесцельные круженья \ И одержимость пустотой… \  Дай Твоего долготерпенья, \ Чтоб овладеть самим собой. \ Дай умудрённого смиренья \ И силы быть во всём с Тобой!» (Сергей Питаш)

«Шиповничья душа сквозит \ Сквозь фон роскошный, омертвелый. \ Смолкает стебель, не дерзит. \ Цветок прощает вещи тело. \ Он чует гибель. Небо дней \ Любимых и ночей не спящих \ Всё ярче. Смерть. А в ней, а в ней \ Он будет беден настоящим…» (Олеся Козина)

Замечательная книга, редкая книга. Всем советую найти её и прочитать. 


Вернуться назад