Вещество памяти hyle – это и есть подлинное вещество, наполняющее Мiр. Воспоминание – это не «прокручивание записи», а свободное посещение душой тех областей своего хранилища, которые сформировались именно в течение вспоминаемого периода жизни. Память – не есть нечто внешнее (добавочное) по отношению к жизни, а само содержание жизни и содержимое Мiра.

Современная («поствозрожденская» и позитивистская) наука до сих пор занимается не реальными явлениями, происходящими в пространстве, а лишь рядом сменяющих друг друга событий, происходящих на трёхмерной поверхности этого пространства в момент его формирования. Это трехмерность даже скорее двумерна, это лишь образы на стене платоновской пещеры, этом прототипе экрана ТВ или компьютера. Объем – это лишь спецэффект, апгрейд двумерного мiровидения. Это совершенно подобно тому, как если бы изучение реального исторического события было бы заменено изучением киноплёнки, на которую это событие было заснято, а смена кадров этой киноплёнки выдавалась бы за реальное течение этого события. При этом утверждалось бы, будто само событие, если и имело место, то «кануло в Лету», а единственное, что от него осталось – это как раз предъявленная киноплёнка, а когда киноплёнка сгорит, то от него не останется совершенно ничего, и будет совершенно безразлично, происходило оно вообще когда-нибудь, или нет!

Ясно, что «заточенные» на такое «киноплёночное» представление о Мiре математические модели не годятся для моделирования процессов, реально происходящих в нём. Должна быть создана совершенно новая математика, математика пространства памяти.

Замечательный русский математик и философ, член-корреспондент РАН Алексей Николаевич Паршин так сформулировал актуальную задачу научного сообщества: «Учитывая исторический опыт естествознания (а это тоже опыт, к которому мы должны прислушаться), можно было бы начать с построения умопостигаемого мiра как некоторого пространства. Причем возможно понимать такое пространство только как философскую категорию или же сделать следующий шаг и представить его более конкретно как математическую конструкцию. И затем соединить два мiра или два пространства – физическое и умопостигаемое в одно целое, как и должно быть… И если мы примем на время, что есть не просто умопостигаемый мiр, но и отвечающее ему пространство, то это пространство и будет, среди прочего, вместилищем для языка» [Паршин А.Н. Путь. Математика и другие миры. М.: Добросвет, 2002. С. 222-223].

Мы бы добавили к этому, что оно будет вместилищем и для математических выражений, и для музыки, как специфических форм языка. Изначально слово «число» означало просто символ (букв. «то, что считывается, вычленяется из общего фона»), и только потом символы стали упорядочены в системы алфавита, и еще позже от них отделились цифры. Поэтому числа, музыка, абстрактные образы, жесты – все это эманации Языка, которым проявляет себя юлетическое пространство. К этому пространству полностью применимы слова, сказанные Лосевым о музыкальном времени: «…В музыкальном времени нет прошлого. Прошлое ведь создавалось бы полным уничтожением предмета, который пережил свое настоящее. Только уничтоживши предмет до его абсолютного корня и уничтоживши все вообще возможные виды проявления его бытия, мы могли бы говорить о прошлом этого предмета… Это громадной важности вывод, гласящий, что всякое музыкальное произведение, пока оно живет и слышится, есть сплошное настоящее, преисполненное всяческих изменений и процессов, но, тем не менее, не уходящее в прошлое и не убывающее в своем абсолютном бытии. Это есть сплошное «теперь», живое и творческое – однако не уничтожающееся в своей жизни и творчестве. Музыкальное время есть не форма или вид протекания событий и явлений музыки, но есть самые эти события и явления в их наиболее подлинной онтологической основе» [Лосев А.Ф. Музыка как предмет логики. Из ранних произведений. М., «Правда», 1990. С. 239]. По словам Паршина, «в нашей ситуации получается единое пространство, имеющее вид безконечного универсального дерева, в которое можно вложить все те деревья, которые мы рассматривали. Такую программу можно реализовать для математического языка, для самой простой его части – языка элементарной арифметики. Для обычного языка такой подход означал бы, что за каждым высказыванием языка, за каждым словом стояло бы безконечное дерево, выражающее его полностью. И все такие деревья содержались бы в едином универсальном пространстве (можно сказать, Мировом Дереве). Иначе можно сказать, что «настоящая» глубинная структура должна быть безконечной» [Паршин А.Н. Путь. Математика и другие миры. М.: Добросвет, 2002. С. 224].

Физическое пространство – это поверхность пространства памяти. Его аналогом могла бы служить кора Мiрового Дерева. Моделью и самого Мiра, формирующегося во времени, и любой его «самоподобной части» может быть весь объём дерева. Любые пространственные структуры можно рассматривать как проекции кристаллизующихся временных структур, как линейных, так и циклических. Одни и те же «гении времени» могут иметь более, чем одну область реализации в физическом пространстве («гении пространства» как области реализации «гения времени»), причем сама размерность этих пространств может быть различной: от более, чем четырехмерной размерности Метагалактики – к трехмерному геоиду и к условно двумерному плану города на поверхности Земли.