Сегодня, пожалуй, не один В.Н. Порус, а многие дают зарок не писать, не выступать и вообще «не возникать»[1]. И тем не менее, каждый раз его нарушают. И делают это, наверное, потому, что есть в нашем философском сообществе преподаватели, которые не привыкли смотреть на свою педагогическую деятельность только как на заработок. Они еще верят, что выполняют некую миссию, скажем, просветительскую, культурно-образовательную, чувствуют ответственность за свое слово, им небезразлично, как оно отзовется.

Но остается их все меньше и меньше. В основном они из поколения «шестидесятников» и близкого к ним. Уйдут они, и учиться будет не у кого. Учиться – это не просто пересказывать чьи-то работы, в которых тоже что-то пересказывается. Учиться – это пройти методологическую школу, научиться самостоятельно думать, делать, совершать поступки. Уходят люди с биографией, а смены им нет. Поэтому им понятно настроение В.Н. Поруса, оно созвучно их собственным переживаниям.

В своей полемически острой, написанной живым, ироничным языком статье В.Н. Порус справедливо пишет, что практика и содержание философского образования – это скорее его имитация, чем формирование действительного интереса, в том числе – к философии науки.

Конечно, можно винить в этом студентов и аспирантов, среди которых большой процент малообразованных, а то и малограмотных. Но невысок профессиональный уровень и молодых преподавателей, однако главная причина в другом. И на нее указывает автор статьи и с ним нельзя не согласиться. В.Н. Порус пишет, что «любые попытки так называемой «конструктивной критики»… выводят на проблемы такого масштаба, что нечего и думать о их решении силами философского сообщества страны. Это проблемы, связанные с целями высшего образования, с ролью философии в культуре, охваченной глубоким кризисом, со стратегией реформирования российского общества – вплоть до проблем социальной политики и отношений между властью и обществом»[2].

Все это так, все верно. Но люди, которые определяют политику страны, стратегию высшего образования и т.д., разве не выпускники наших университетов? Писал же А.П. Чехов своему коллеге, врачу И.И. Орлову: «Пока это еще студенты и курсистки – это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам выйти самостоятельно на дорогу, стать взрослыми, как и надежда наша и будущее России обращается в дым и остаются на фильтре одни доктора – дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры. Вспомните, что Катков, Победоносцев, Вышнеградский – это питомцы университетов, это наши профессора, отнюдь не бурбоны, а профессора, светилы… Я не верю в нашу интеллигенцию, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верю в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их мало»[3].

Разделяя критический пафос статьи В.Н. Поруса и соглашаясь с ним в оценке состояния «аспирантской философии», нам представляется, что линия поведения, избранная Н.И. Кузнецовой в данной ситуации, более реалистичная. Она следует принципу: «Делай, что должно. И пусть будет, что будет». Даже с учетом того, что «школьная философия» представлена в учебных планах и программах в урезанном виде, а «аспирантская философия» введена по «декрету» и в пожарном порядке, с их помощью можно хоть как-то повышать гуманитарную культуру наших слушателей, о которой действительно можно рассказывать тысячи анекдотических случаев. Но других студентов и аспирантов у нас нет и еще долго не будет, и надо учить тех, кто пришел сегодня в наши университеты.

В.Н. Порус прав в своей запоминающейся характеристике сложившейся ситуации с преподаванием «Истории и философии науки», назвав ее «сюрреалистической картиной». На одном полюсе образовательного процесса, по его словам, «армада преподавателей – философов, мало что смыслящих (за редким исключением) в современной науке», а на другом полюсе «десятки тысяч аспирантов, принадлежащих неохватному многообразию научных дисциплин и хорошо представляющих, по крайней мере, что такое научная компетентность…»[4].

Против такой оценки армии аспирантов приходится возразить.

В своей преподавательской практике мы сталкиваемся с многими фактами, когда аспиранты, поступившие на коммерческой основе, сделали это, чтобы избежать призыва в армию. Другая часть поступивших где-то уже работает, занятий не посещает, многие из них и не собираются заниматься наукой. Отмените призыв в армию и десятки тысяч потенциальных студентов и аспирантов не будут рваться любой ценой в университетские аудитории. Они найдут себе занятия по душе, займут достойное место в жизни.

Безусловно, большая часть нас, преподавателей философии науки, не разбираются в современной науке и не могут научить аспирантов исследовательским процедурам, научным методам исследования. Они должны научиться всему этому не на лекциях по философии науки, а работая со своими научными руководителями.

Но знакомясь с тем, как философия и наука взаимодействовали в своем историческом развитии, изучая тот культурный контекст, внутри которого все это происходило, аспиранты приходят к пониманию ценности научного знания, у них формируется гуманитарная культура, которая становится предпосылочным знанием, социокультурным основанием научной деятельности. Поэтому ничего плохого нет, если аспиранты будут знать, что такое «верификация», «фальсификация», «парадигма» и т.п.

На V Сократовских чтениях В.Н. Порус в докладе «К вопросу о междисциплинарности философии науки» справедливо утверждал, что никакой философии науки, как особой научной дисциплины, нет, «она есть философия». Ее главным предметом и конечной целью является не наука, а человек, осуществляющий познавательную деятельность в форме науки. Именно в этом аспекте философию науки интересуют и методы, и язык науки, и научные институты, и нравственность и социальная роль ученых, и отношения людей в научных коллективах и многое другое…». Собственно в этом и мы видим смысл «аспирантской философии». Такой же линии придерживается и Н.И. Кузнецова: «Сфера исследований феномена науки не может базироваться на опыте физики, математики или любой другой естественной дисциплины, … наука – объект явно социального мира. Не сама же материальная природа ее породила! Кому же исследовать науку, как не гуманитариям?»[5].

Если в прошлом внимание философов привлекала специфика гуманитарного познания, подчеркивалось его отличие от естественнонаучного, то в настоящее время акцент делается как раз на то, что сближает гуманитарные и естественные науки. На этот момент обращает внимание академик В.А. Лекторский: «Если анализировать итоги развития наук о человеке и обществе за последние 30 лет, то есть основания считать, что их развитие идет не по пути размежевания с естественными науками, а по пути сближения с ними…»[6].

Позицию В.А. Лекторского разделяют и другие ученые. Например, В.Г. Кузнецов тоже подчеркивает, что «все программы выделения специфики гуманитарных наук, которые основываются на противопоставлении их методов методам естествознания, оказывается методологически несостоятельными»[7]. Приведем еще один пример, подтверждающий наличие новой тенденции в современной философии науки. «В способах умопостигаемости мира, – пишут Ф.А. Лазарев и С.А. Лебедев, – существует принципиальное сходство между естествознанием и социально-гуманитарными науками, вытекающее из существования единого для них корня – рационального освоения мира человеком»[8].

Современное научное познание все больше и больше принимает конструктивно-творческий характер, в нем усиливается детерминирующая роль социокультурного и исторического моментов, что и приводит к эпистемологическому повороту в гуманитарном познании. С одной стороны, идет процесс гуманитаризации науки в целом, с другой, в гуманитарных науках начинается применение методов, процедур, норм, требований, характерных прежде для естественных наук.

На наш взгляд, главная идея статьи В.Н. Поруса заключается в том, что необходима методологическая и методическая корректировка программы-минимум кандидатского экзамена. И это действительно своевременно и актуально. Философское сообщество должно эту идею поддержать. Прошло 6 лет как был введен кандидатский экзамен по «Истории и философии науки». Шок, испытанный нами от этого нововведения, когда пришлось менять свои научные планы, осваивать новую литературу, прошел. Правда, и тогда не очень верилось, что это был единственный шанс сохранить философию в системе аспирантской подготовки, но приходилось мириться с не вполне разумной действительностью. В методологическом отношении программа-минимум страдает отсутствием единства. В ней перечислены различные подходы к исследованию науки, дающие нам различные образы науки, но как получить целостный образ науки, каким образом синтезировать эти подходы, в программе ничего не говорится. Нам представляется, что такой синтез можно осуществить на основе деятельностно-культурологического (деятельностно-антропологического) подхода. И тогда наука выступит как выражение родовой сущности человека («свободной сознательной деятельности» К. Маркс), и философия науки, действительно, окажется проекцией философской рефлексии в сфере научной деятельности.

В программе не нашла места концепция науки классического марксизма, отсутствует проведенный Марксом и Энгельсом анализ революций в науке на рубеже XVIII-XIX вв. и в середине XIX века. Нет никаких намеков на гуманитарный поворот в науке, связанный с неокантианством.

В ней, к сожалению, не представлена отечественная философия науки второй половины XX века, повлиявшая на трансформацию неопозитивизма и появление постпозитивизма.

При рассмотрении науки как социального института даже не упомянуты ученые-гуманисты Эйнштейн, Рассел, Сахаров, Моисеев.

В программе отсутствует целостное, гуманистическое измерение науки. Это выразилось в частности в том, что гуманитарное научное знание во второй части программы не представлено в дифференцированном виде, а в первой – «Общие проблемы философии науки» – философские вопросы гуманитарного познания включены фрагментарно.

В методическом плане программа-минимум нуждается в совершенствовании. Ее структура выстроена на основе логического метода. Она обязывает начинать изучение курса «История и философия науки» с рассмотрения концепций К. Поппера, И. Лакатоса, Т. Куна, состояния науки в современной культуре и только после этого знакомиться с наукой в культуре античности, средневековья и новоевропейского общества. Но если принять во внимание, что историко-философская и общая культурологическая подготовка аспирантов низкая, что у них практически не сохранилось даже элементарных философских знаний после 2 курса университета, то они просто не в состоянии осмыслить излагаемые преподавателями концепции.

Мы считаем, что программа должна строиться на основе исторического метода. И тогда ее первые разделы (темы) должны быть посвящены становлению рационально-теоретического знания, первым научным программам, истории новоевропейской науки. И только после этого перейти к проблемам современной науки.

Статьи В.Н. Поруса, как всегда, «провоцируют» нарушение обета молчания, порождают желание вступить в диалог. Так произошло и с его статьей «Аспирантская философия – иллюзии и реальность». Нам представляется, что она может послужить началом дискуссии о совершенствовании системы подготовки аспирантов к сдаче кандидатского экзамена по истории и философии науки.