ИНТЕЛРОС > №3, 2019 > Липы ненаглядные мои

Арина Грачёва
Липы ненаглядные мои


06 сентября 2019

БЕГЛОЕ

 

Заезженная схема РЖД:

перрон, купе, нехитрая наука

пить чай и слушать, как звучит шедевр

из бегло сочинённых перестуков.

 

Попутных перелесков простота

коснется стёкол бокового вида,

благословив твой переход из дам

в философы случайного пошиба.

 

И се, глубокомыслия дитя,

уткнёшься носом в рук сермяжный узел,

переберёшь былое по частям

в надежде перед будущим не трусить.

 

И, вся в живых царапинах гудков,

ночь даст забыться ровно на мгновенье,

чтоб на конечной, руки козырьком

сложив, смотреть, как небо розовеет…

 

 

ГЛУБИНКА

 

И там и тут октябрь дождём исходит,

но там – тоска, тут – светлая печаль.

Столичное покинув мелководье,

становишься одним из глубинчан.

 

Тут тоже – не рукой подать до рая,

но тишина – как будто под водой,

и землю по старинке величают

родной.

 

Тут дом – копилка шорохов, тут шторка

щелястому окошку коротка,

все в нимбах деревца, и по пригорку

протянута тропинка в облака.

 

И листья долго выбирают лужу,

предчувствуя паденья глубину.

И где-то там растраченную душу

тут может посчастливится

вернуть…

 

 

СОЗЕРЦАТЕЛЬНОЕ

 

То выдохи, то медленные вдохи,

октябрь светлее сделает печаль,

дождями недовольство – участь многих,

а твой удел – дождя не замечать.

 

Задремлет убаюканное время,

не предвещая осени конца,

и сменится попытка говоренья

уменьем молчаливо созерцать.

 

Засмотришься в окно на бой воздушный

багрянца клёнов с рыжиной рябин,

и тихо так, совсем не круглой лужи

коснётся лист, и – побегут круги…

 

 

РОЖДЕНЬЕ СКАЗКИ

 

Сбегают огоньки с еловой кручи

и снова – вверх, с усердьем неприкрытым,

опять в Большом – безропотный Щелкунчик

берёт рожденье сказки под защиту.

 

Горячего дыхания традиций

не замечать уже грешно и поздно,

как в первый раз, тебя к Мари и Фрицу

приводит нестареющий Чайковский.

 

И будет ночь, и тени из подполья,

неясных страхов колдовское войско,

но разойтись им вволю не позволит

герой со шпажкой, с виду бутафорской.

 

И будет вздох, блестящий голос вальса,

кружить снежинки в белом танце будут,

и, начиная с потеплевших пальцев,

дойдёт до сердца

ощущенье чуда…

 

 

КАНУН

 

Кто в роли жертвы, кто кому палач

не разобрать, любой ярлык неточен.

И солнца благолепная чалма

с утра напоминает о востоке.

Ни тени страха в маетной душе,

и здравый смысл молчит высоколобо,

но во дворе – что крыши блиндажей

коробятся декабрьские сугробы.

 

И слышится лукавое «вах-вах»

в ответ на мысль о «мирныя кончины»,

и загустевший запах Рождества

наивные волнует палестины,

берёт под изумрудное крыло

дома, дворы, и стариков, и юных,

и резче грань между добром и злом,

и крепнет чувство жизни

накануне…

 

 

ВЕЛИКОПОСТНОЕ

 

Тепло вернулось, и Великий пост

утрачивает внешнюю суровость,

теперь не видит разве что слепой

проталин изумрудные обновы,

 

в ручьях, начавших исподволь мельчать, –

блаженное поблёскиванье сини,

и что ни куст, то певческий очаг

пернатых, намолчавшихся за зиму.

 

И всюду свет, такой могучий свет,

что в тихих мыслях пробивает бреши,

и хочется по детски зареветь

от этой всей нахлынутости вешней,

 

от ненадёжной вписанности в быт

и лёгкого засилья неурядиц,

от жадного дыхания толпы,

не охладевшей к зрелищу распятий,

 

от неуменья справиться с собой,

не угодить в духовные расстриги…

И гладит по плечу незримый Бог

и кажется особенно великим…

 

 

ДВОРЫ, ДВОРЫ

 

Над крышами застыл плечистый крест

церквушки, точно воин на дозоре,

один лишь Бог и в силах уберечь

от поруганья постаревший дворик.

 

И как он жив ещё – не разобрать,

как тихо тонет в колокольном звоне,

просели стены, но душа двора

осталась прежней – липово зелёной.

 

Бессмертья дух не выветрен пока,

но туча забытья уже нависла,

но липы тень по-чайному душиста,

и уходить не хочется никак.

 

Стою, на сердце радостно и колко,

и разве не о вас оно болит –

дворы, дворы, церквушки на задворках

и липы ненаглядные мои…

 

 

ПО ОДНОМУ

 

Цветы и солнце, солнце и цветы,

июнем с ходу не переболеть.

Птиц голоса, как голоса святых,

звучат в разгоряченной голове.

 

В ромашково-люпиновых лугах

так нежно краски воспевают жизнь,

как будто сам евангелист Лука

святую длань к пейзажу приложил.

 

И есть ещё та самая рука,

которая вдобавок ко всему

по синеве пускает облака

по одному пока,

по одному…


Вернуться назад