ИНТЕЛРОС > №3, 2020 > Оловянность

Эвелина Шац
Оловянность


25 сентября 2020

BOLERO

 

Евгению Волкову

 

                цветаевское несогласье с веком

           и шум костей – смертельное Bolero

оркестры как армии

     кастеты – кастаньеты

          проигрывают ноты в кости

               всего их – двести

                    к обрыву танца

                            всего их – двести

                                изнурительных шагов

испанская трагедия

    о, тавромахия

          война и страсть

              любовь и смерть

                   и каблуки фламенко

                        чеканят вспять

                             той смерти чернь

                                  на серебре

                                         взорвавшегося

                                              века

и человека голова

     глуха как кости

          а тело звонко

                 оно как кегли

                         и война

                                как игры детства

шумен и звучен

      голосами детворы

           тореадоры и быки

                  двор детский

                         арена и коррида

                                что омывает кровью

толп берега

     и со двора

          в такт мессершмиттам

                летят безлюдные слова

                      и музыка взрывается

                           отмщением

                     и завещанием тоже

                то штиль торжественности бытия

                           смертельное Bolero

 

 

КОЛЛЕКЦИЯ МАЙСЕНА БАРОНА УЦ

вариации с итальянского

 

Будущее не родившая мёртвая земля

Прошлое блистает фарфоровым музеем

Настоящее – солдатик на одной ноге

          оловянный оплывает в лодочке бумажной

Лишь огонь, который сплёл его

              с неповторимой танцовщицей

                            ворожит и завораживает время

множащееся между множеством пространств

или оплывающее в отсутствии своём

 

 

В ЛЮБВИ КАК НА ВОЙНЕ

 

в любви как на войне

все средства хороши

и всё к двусмыслию взывает

всё – к беде

 

             я беду любовью отведу…

             и под меч с тобою вместе лягу

 

не лечит ни разлука от любви

ни даже смерть её прервать не может

 

             прощай, мой друг,

             мы расстаёмся, знаю я, не навсегда

 

ей нет конца, когда она любовь

необъяснимый спор и всполох вновь

 

             прощай, мой друг, уходят эшелоны

             чтобы когда-нибудь назад вернуться вновь

 

 

ОЛОВЯННОСТЬ

 

оловянные жестокие солдатики

маршируют по кошмарам и кишкам

на войне в миру в толпе и в доме

норовят насилие продлить

как непромокаемое детство

 

оловянные жестокие солдатики

слёзы льют по недобитым чревам душ

странно безобидные солдатики

в пейзаже рдяном птиц с зубами вовсе

 

в послушании неосознанном

железный смысл, ребятушки

у религии многообразные глаза

плюс зависимость с закрытыми глазами

совесть в слёзы, в тряпочке сознание

 

заводные убеждённые солдатики

черепами сеют чрево – оловянными

 

 

ОЛОВЯННОСТЬ 2

 

у системы длинные мечи

македонские и сталины несут

счастие на кончиках мечей

 

меченосная солдатская судьба:

землю-матушку навозом откормить

но собой семью никак не прокормить

 

кости лишь экологически белы

Верещагин в пирамиды черепа

безыдейно, но системно собирал

 

ни добра тебе, ни зла, ни флага

череп, ворон и земля – могила брату

брат-и-враг в одном, и Бог над ними

 

беспричинный, беспартийный, но родной

он в экспансии систему не врубался

просто он задумчивый такой

 

 

О ВОЙНЕ И МИРЕ

вариации с итальянского

 

Мир это – Паунд в клетке

под индиговым небом Италии

мир – это офицер СССР

из лагеря в лагерь ходящий

вперёд и назад – марш!

эй, ты, Война! прочь! эй, да брось, Сатана!

десять тысяч км 1 = колючий металл

                                           в мозги раскалённые вжат

Шекспиром сотрясён набат, до самой Сибири песнь

пизанская бьёт: бред под сдвинутым небом с оси

остальные – в загон! степь взаперти! Звёзды, что виснут

над страшным острогом, всё же теплее, чем звёзды тайги

но небо над нами всё то же, ужасное небо измены

на раскалённой решётке распластан в чернилах Селин

Иосиф, проткнутый в сердце, обживает славу бесстыже

а где-то в желанном Нью Йорке на границе войны и мира –

две башни валятся в мусор.

                                               Старый раввин вещает

когда-то бубнил и сейчас «Не будет больше войны

но борьба за мир такая, что не станет камня на камне»

 

молчи! о мире взрывном не говори – сглаз! дурная примета

ведь могут бросить атомику, вполне в мирных целях

пусть убиваются с миром – акт массового самоубийства

не в первый ведь раз такое! снова пойдём войною? Ну, да!

Или нет? Нужда ли ведёт за собою? Да будет мир и покой!

 

гласит считалка детская во взорванном мира дворе:

«чёрного и белого не называйте, да и нет не говорите»

____

1 Произносится КА-ЭМ.

 

 

МАЛЬЧИШКЕ, КОТОРЫЙ ИДЁТ В ШКОЛУ

 

в этом мире мы ходим в школу

а потом идём на войну

и война никогда не кончается

и экзамены в жизни этой

не кончаются никогда1

мы рождаемся и рождаемся

будто это всё навсегда

и война всегда как всегда:

победители = побеждённые

и экзамены вечно сдаём

я хотела б спросить у Боженьки:

«и потом нам сдавать экзамены?

о, Боже, скажи! и Потом

____

1 Пьеса Эдуардо де Филиппо «Экзамены никогда не кончаются».

 

 

МИРОВЫЕ ЧАСТИЦЫ ВОЙНЫ

 

«…Та же гуманность, уживающаяся вместе с молчаливым допущением страшной бесчеловечности, возмущала и Герцена, и Толстого, и Достоевского, и очень много чутких людей…».

 

А.С. Глинка-Волжский, Гармония народной правды

 

Утро – ад духа. Рай – вечер худа.

Мир ли, война ли: день – наша жизнь.

 

Война – это свято? Мир – это бренно?

Кто дал тебе мудрость; она от кого?

 

Что воспевают художники мира?

Войну или мир. Что дальше? – Ничто.

 

А Лев Николаевич – прозы Эйнштейн –

Гармонию ищет в единстве двоичном.

 

И он точно знает: мы – точки на жизни,

Война и мир – в нас; там нам и шарить.

 

«… Жизнь Каратаева, как он сам смотрел на неё, не имела смысла, как отдельная жизнь. Она имела смысл, только, как частица целого, которое он постоянно чувствовал».

 

Л.Н. Толстой, Война и мир

 

 

 

 

 

 


Вернуться назад