С отечественной философией и теорией истории всемирная история в ХХ-XXI вв. сыграла злую шутку: насаждавшийся в советское время догматизированный марксизм в лице истмата, с одной стороны, и захлестнувший в последние десятилетия российскую культуру постмодернизм с его принципиальным отказом от «больших нарративов», с другой, отбили у исследователей вкус к выявлению и изучению крупных процессов и структур, к концептуальным построениям, к объяснительным моделям и теориям как способам познания исторической действительности. Казалось бы, идиография победила окончательно и бесповоротно – в аккурат в противофазе к западному социально-гуманитарному знанию, вошедшему в эпоху «новой номотетики»: с 1960-х гг. историческая социология и макросоциология получили официальное признание и последующую фиксацию в учебниках – сначала в Америке, затем во Франции, Италии, Нидерландах, скандинавских странах и др. (1).

Однако едва не пресекшаяся в последние десятилетия ХХ в. научная традиция, похоже, в 2000-е гг. обнаруживает признаки возрождения. Более того, лидеры школы математического моделирования исторических процессов отдают себе отчет в том, что они выходят на значимые рубежи в мировой науке (2); это свидетельствует о наличии преемственности - школа И.Ковальченко также занимала видное положение в мировой клиометрии. И это несмотря на то, что в развитых странах - Соединенных Штатах, Европейском сообществе, Японии, Китае - работают многотысячные коллективы, мозговые центры - т.н. think tanks, специализирующиеся на прогнозировании и проектировании будущего; история некоторых из них, как, к примеру, американской корпорации RAND, насчитывает более полувека.

Обозначая три важнейших приоритета фундаментальной науки ХХI в., Г.Малинецкий среди других - 1) теории безопасности и управления рисками и 2) нейронауки - называет именно теоретическую историю, имеющую своей целью выработку не просто стратегического - с горизонтом 15-20 лет, но исторического прогноза с дальнодействием в 30-50 лет, выявление исторических альтернатив, анализ точек бифуркации, в которых возникают возможности выбора исторической траектории, как это имеет место в настоящий момент (3).

В качестве дополнительного аргумента в пользу вызревания исторических предпосылок институционализации математической истории исследователь анализирует каскад «колебательных революций», происшедших в различных отраслях науки в ХХ-XXI вв. Первоначально, еще в первые десятилетия ХХ в., колебательные процессы были выявлены в радиотехнике и электронике. Затем, в начале 1950-х гг., настал черед химии - аттракторами колебательной реакции Белоусова - Жаботинского оказались предельные циклы, определявшие логику функционирования т.н. химических часов. В последние десятилетия минувшего века эта волна докатилась до биофизики и экологии. Наконец, в начале ХХI в. циклические процессы стали объектом внимания историков (4). «Если многие концепции и базовые математические модели ранее приходили в синергетику из физики, химии, гидродинамики, то теперь их основным поставщиком становятся нейронаука, теория риска, биология, теоретическая история, психология и другие области, связанные с анализом сложных, необратимо развивающихся систем», - подчеркивают Г.Малинецкий и А.Потапов (5). Естественнонаучное и социально-гуманитарное знание оказываются как никогда близки друг к другу - в полном соответствии с постулатами постнеклассической науки.

За последние несколько лет проведен ряд научных конференций по проблемам математической истории, выходит серия книг «Синергетика в гуманитарных науках», запущен альманах «История и математика», данная проблематика освещается в ряде журналов, таких как «Известия вузов (Прикладная нелинейная динамика)», «История и современность», «Стратегическая стабильность» и др., регулярно пополняются сайты «Синергетика» лидера отечественной синергетической школы, члена-корреспондента РАН С.Курдюмова (1928-2004) и «Клиодинамика» и т.д. Сегодня речь идет уже о создании Научного совета по математической истории при Президиуме РАН, учреждении одноименного специального журнала, подготовке соответствующих курсов для естественнонаучных и исторических факультетов ведущих университетов, разработке междисциплинарной межотделенческой программы Президиума РАН по математической истории (6).

Институциональное оформление теоретической, или математической истории могло бы подтолкнуть, придать импульс становлению теории архитектурного процесса. Для историков архитектуры весьма актуален выход на междисциплинарные контакты. Надо полагать, и теория архитектурного процесса оказалась бы небесполезной для математической истории. Очевидно, речь могла бы идти о «перекрестном опылении», межпарадигмальном обмене в области как академических исследований, так и прогнозно-стратегических разработок.

Фундаментальные исследования. Встраивание истории архитектуры и градостроительства в универсум всеобщей истории - будь то ее формационная, цивилизационная или мир-системная версии - содействовало бы расширению эмпирической базы обеих дисциплин, уточнению датировок, обнаружению новых исторических зависимостей, эволюционных закономерностей и механизмов, верификации имеющихся данных, выявлению в рамках архитектурной истории т.н. параметров порядка, что представляет особую проблему для социально-гуманитарного знания. Тем не менее, уже сейчас с определенной долей уверенности можно сказать, что в архитектурной истории в полном соответствии с постулатами теории самоорганизации подобные параметры порядка активируются и подчиняют себе остальные – более быстро меняющиеся - переменные архитектурного процесса близ критических, переломных моментов: к примеру, в конце 1940-х - первой половине 1950-х гг. это была, с одной стороны, линия на типизацию и стандартизацию строительства, а с другой – тенденция к монументализации советской архитектуры; в середине 1970-х – 1980-е гг. - тренд к разнообразию и множественности архитектурных течений, направлений, подходов, которому противостояла бюрократическая линия на фронтальное сдерживание; в середине - второй половине 2000-х гг. вновь обнаруживаются два оппонирующих друг другу параметра порядка – в качестве первого теперь уже выступает правительственная программа, ориентированная на демократизацию социального адреса, прежде всего, строящегося жилья, нашедшая отражение, в частности, в соответствующем нацпроекте, ее же контрагентом выступает девелоперская линия элитного строительства, а в последний год, с ростом нефтедолларовых сверхдоходов, «виртуального градостроительства», не имеющая ничего общего с реальными нуждами и потребностями страны и ее населения. Чем мощнее исторический узел, чем радикальнее трансформации, тем ранее проявляются предваряющие их параметры порядка, тем большее время жизни им оказывается отпущено. «Эскалация напряженности» во взаимоотношениях параметров порядка служит достоверным показателем скорейшей победы одного из них, прогрессирующей хаотизации архитектурного процесса и вхождения системы в зону бифуркации.

Не менее проблемно и выявление внутри архитектурного процесса структур-аттракторов. Если в дореволюционный период и – особенно наглядно – в советскую эпоху в качестве простого аттрактора предстает тот или иной стилистический комплекс, то в наше время сосуществования множества течений, направлений, творческих манер, принципиального отсутствия ярко выраженной художественно-эстетической доминанты, а также смещения акцентов от «художественности» к «проблемности», что приходит ему на смену? Аналогичная проблема «совладания» с нарастающей социальной сложностью в свете обнаружения спектра состояний-аттракторов с очевидностью встает и перед прочими историческими дисциплинами. Другой вопрос: насколько гибким, лабильным может быть этот простой аттрактор, каковы границы его отклонения от «нормы» – ведь даже в 1930-1950-е гг., отличавшиеся монолитностью, он пережил многократные эволюционные подвижки – от постконструктивизма и ар-деко к неоклассицизму и сталинскому ампиру. Быть может, правильнее говорить о множестве, или семействе сопряженных между собой аттракторов со своими локальными бассейнами притяжения, формирующем канал эволюции? Наконец, что представляет собой странный аттрактор в глазах историка архитектуры – и уж в бифуркационной-то точке он наверняка «расщепляется» на множественность «блуждающих» промежуточных аттракторов, аккумулирующих, попеременно стягивающих на себя энергию кризиса, представая в качестве совокупности конфликтогенных, амплитудно разнесенных точек.

Возвращаясь к взаимосвязи и взаимостимулированию двух дисциплин: отдельные параметры архитектурного процесса могли бы служить косвенными индикаторами тех или иных, до поры до времени остававшихся за пределами внимания исследователей тенденций и явлений социально-культурной и политико-экономической практики и наоборот. В подтверждение этого тезиса заметим, что архитектура в отличие от других видов искусства оказывается тесно связанной со многими хозяйственно-экономическими и производственно-технологическими подсистемами страны и – соответственно – как впрямую, так и опосредованно отражает глубинную суть процессов, происходящих в социально-экономической, политико-идеологической и социокультурной сферах государственной жизни, тем самым являя собой «неуничтожимое» историческое свидетельство.

Помимо всего прочего, трансдисциплинарные пересечения способствовали бы постановке нетрадиционных для истории зодчества вопросов и проблем, очерчиванию новых предметных областей, заданию новых векторов и поворотов исследований.

Прогнозно-стратегические разработки. Здесь вырисовываются два направления исследований – относительно традиционное, связанное с включением данных мониторинга и прогнозирования в стратегии развития, и рождающееся новое, являющееся плоть от плоти синергетических представлений о нелинейной природе объекта и релевантных средствах управления им.

Прогностические разработки, ведущиеся внутри архитектурно-градостроительного цеха - возьмем, к примеру, выявленную трехцикловую последовательность развития отечественной архитектуры, продемонстрированную «противоестественную» природу многих новых градобразований самого последнего времени или инверсивную логику эволюции представлений об этажности жилой застройки, могли бы быть адаптированы и учтены в стратегических концепциях и сценариях социально-экономического и территориально-пространственного развития страны, ее расселенческого каркаса, федеральных округов, регионов и поселений. Хотя, вне всякого сомнения, профессия архитектора и градостроителя была и остается «страдательным» субъектом «большой» политики, будучи одним из приводных ремней внутри механизма реализации проектируемого (в том числе на основании результатов моделирования исторических процессов) будущего. Выдвигаемые сценарии развития страны – геополитического, социально-экономического, социокультурного, демографического, научно-технического, технологического и пр. – должны находить отражение внутри различных разделов архитектурного и градостроительного знания: начиная от формирования приоритетов жилищной политики и развития типологической структуры проектируемых объектов до разработки и корректировки документации территориального и городского планирования, включая генеральную схему расселения, фактически отсутствующую в настоящее время.

Отдельно следует сказать о негромкой сегодня линии футурологически ориентированных проектных разработок, представляющих собой скорее интуитивные прозрения, нежели исследовательские штудии – от перспектив социально-функциональной и технологической деградации в кратко-, средне- и долгосрочном масштабе времени строящихся и существующих объектов и моделей обживания в скором будущем акваторий и прочих бывших неудобий до концепций реорганизации и ревитализации монопрофильных городов и сценариев использования новых материалов в строительстве, способных внести коррективы (а быть может, и переформатировать) в социально-экономические и территориальные стратегии развития страны.

Дополнительным аргументом в пользу потенциального плодотворного междисциплинарного обмена и сотрудничества может служить созвучие (если не прямое совпадение) развиваемых в последние годы в рамках теории самоорганизации принципов т.н. мягкого управления нелинейными системами посредством «умных», выверенных - как с хронологической, так и с топологической точки зрения – резонансных воздействий (7) с управленческим опытом, накопленным в современной урбанистике – пока, к сожалению, исключительно зарубежной (в качестве примера можно привести реализованную в 1980-1990-е гг. в практике реконструкции и развития Барселоны, Куритибы, а в самое последнее время – Лиссабона, модель акупунктурных интервенций). За резонансные эффекты «ответственной» оказывается положительная обратная связь, стимулирующая флуктуации и выдвигающаяся на главные роли в условиях нестабильности, тогда как отрицательная обратная связь оказывается более значимой в периоды устойчивого развития, в пределах каналов эволюции. Таким образом, мягкое управление, в том числе в сфере архитектуры и градостроительства – как в институционально-организационной практике, так и в рамках собственно урбанистической деятельности, предполагает следующие исследовательские и навигационно-управленческие стадии: выявление параметров порядка – распознавание месседжей преддетерминации – моделирование вероятных состояний-аттракторов – проигрывание и выбор исторических альтернатив – выстраивание баланса положительных и отрицательных обратных связей – резонансное воздействие на систему в направлении ее «подталкивания» к принятым целям-аттракторам, конструируемому будущему. Речь идет не о последовательном прохождении обозначенных этапов, но о «параллельной схеме», как это имеет место, к примеру, в современной практике организации инновационной деятельности.

Побочно возникают вопросы, относящиеся к первой – ключевой - процедуре данной исследовательско-управленческой программы: как соотнести между собой параметры порядка в архитектурно-градостроительной сфере и других областях социальной жизни и – соответственно – насколько переносим исследовательский опыт из одной дисциплины в другую? Обнаружение параметров порядка в какой-либо из областей влечет ли за собой автоматическое возникновение и возможность их выявления в других сферах? По крайней мере, известный пример с часами в часовой мастерской, синхронизирующими свой ход, свидетельствует в пользу этого.

Так или иначе, данный проект, носящий пока что абстрактно-теоретический – рамочный – характер, не будучи подкрепленным эмпирической проработкой, представляется заведомо ущербным в случае сохранения исторически сложившейся дисциплинарной и цеховой обособленности.

Исследовательский инструментарий. Междисциплинарные разработки, несомненно, окажут стимулирующее воздействие на развитие исследовательского инструментария в обеих дисциплинах. Для теории архитектурного процесса перспективной задачей является апробация и освоение методов и техник, выработанных внутри теоретической (математической) истории – включая формализм булевой алгебры, аппарат тренд-графов и алгебры линейных операторов и т.п. От последней же можно было бы ожидать разработки исследовательского аппарата в области формализации и моделирования таких феноменов, ускользающих от квантифицирующих процедур (подобно ибн-хальдуновской асабии или гумилевской пассионарности), как энергетические всплески и затухания, социокультурные факторы и т.п. По крайней мере, определенные успехи в измерении асабии по косвенным признакам, связанным с территориальной динамикой (8), или преломление теории самоорганизованной критичности и динамических систем с джокерами к объяснению механизма запуска цикла этногенеза (9) дают такую надежду. Заметим: последняя интерпретативная модель, объектом которой оказывается механизм возникновения пассионарного толчка, как кажется на первый взгляд, в той же мере распространима на до сих пор научно не объяснимый исторический феномен триумфального взлета советского авангарда на мировую архитектурную орбиту, пришедшегося на конец 1910-х – 1920-е гг.

Отдельных усилий по выработке и применению исследовательского аппарата потребует реализация заявленной управленческой стратегии. Если с выявлением параметров порядка определенность есть (единственное «но» - придется ждать окрестности ближайшей бифуркации ориентировочно до начала, а то и до середины 2010-х гг., в соответствии с предложенной нами теоретической моделью), то уже с распознаванием сигналов преддетерминации дело обстоит не так просто: неясен даже характер соответствующих операциональных средств – интуитивные или рациональные, качественные или количественные и т.д. Однако имеется опыт естественнонаучных дисциплин – не исключено, что он может послужить в качестве ориентира для историков. Определение возможных аттракторов непосредственно вытекает из предыдущего этапа. Выбор же альтернатив соотносится с моделированием аттракторов, как средства с целями; помимо всего прочего, это одна из основных целевых установок ОД-игр, так что здесь есть на что опереться. Выстраивание баланса между положительными и отрицательными обратными связями, отвечающими за развитие и регулирование – опять же это епархия технических дисциплин и науки об управлении. Что касается «корректирующего иглоукалывания», или резонансных воздействий, то целью их является вовсе не искоренение кризисов как таковых, а их смягчение – при параллельном использовании энергии последних в «собственных» целях. Средства же каждый раз могут быть разными, включая «ничегонеделание», выжидание «подхватывающей волны», что созвучно даосистскому взгляду на мир, в частности, принципу у-вэй.

Междисциплинарные исследования потребуют межведомственных координационных усилий. Представляется, что такое сотрудничество могло бы содействовать возвращению профессии, в последние десятилетия пережившей постмодернистскую драму деинтеллектуализации и иррационализации и присоседившейся к деловым кругам, с одной стороны, и к шоу-бизнесу и арт-тусовке, с другой, в интеллектуальную элиту.

---

1. См.: Розов Н. Историческая макросоциология: становление, направления исследований, типы моделей и методы // Общественные науки и современность, 2009, №2, с. 151-161.

2. Алексеев В., Бородкин Л., Буданов В., Гринин Л., Коротаев А., Малинецкий Г., Малков С., Подлазов А., Турчин П. Математическое моделирование исторических процессов // Проблемы математической истории..., с. 23.

3. Малинецкий Г. Теоретическая история и математика // История и математика: Макроисторическая динамика общества и государства. - М., КомКнига, 2007, с. 7-8.

4. Там же, с.15-17.

5. Малинецкий Г., Потапов А. Нелинейная динамика и хаос. Основные понятия. – М., КомКнига, 2006.

6. Алексеев В..., с.23-24.

7. См. об этом, например: Князева Е., Курдюмов С. Основания синергетики. Человек, конструирующий себя и свое будущее. – М., КомКнига, 2007, с. 158-161.

8. См.: Турчин П. Историческая динамика. На пути к теоретической истории // Под общ. ред. Г.Малинецкого, А.Подлазова, С.Боринской. - М., ЛКИ, 2007.

9. См.: гл.2 «Возможна ли теоретическая история?» в кн. Капица С., Курдюмов С., Малинецкий Г. Синергетика и прогнозы будущего. – М., 1997. – http: // www.iph.ras.ru/mifs/kkm/Vved.htm