Давид Бен-Гурион известен как отец-основатель государства Израиль. Конечно, никакого человека нельзя называть "основателем" в полном смысле слова. Но без этого человека не было бы израильского государства.

Жизнь Бен-Гуриона – его политическая и общественная деятельность – подразделяется на три основных временных периода, каждый длительностью пятнадцать лет. В течение первого он был генеральным секретарем профсоюзов Гистадрут; потом руководителем Исполкома сионистской организации; и, наконец, премьер-министром и министром обороны Израиля. Мне выпала честь работать политическим секретарем этого человека на протяжении одиннадцати лет, когда он был сначала премьер-министром, а затем министром обороны Израиля.

Я начну с процесса принятия решений. Как Бен-Гурион принимал решения? Если решение требовалось принять немедленно, он тотчас и принимал его. Но в большинстве случаев он собирал информацию по вопросу из самых разных источников – из данных разведки, открытых общественных источников, газет, книг. В течение какого-то времени он сидел и "переваривал" собранную информацию. Затем он опробовал ее на нас – на мне, на машинистке, на окружающих людях. Бен-Гурион размышлял вслух, ожидая от окружающих реакции, отклика. Он подходил к делу очень вдумчиво и осмотрительно. И он вовсе не был похож на популярное представление о нем как о человеке, который сам всё решает, а потом стучит кулаком по столу, требуя безоговорочного исполнения. Вовсе нет. Его принципом была осторожность – особенно в вопросах обороны, безопасности и иностранных дел. Мы не можем позволить себе ошибаться в таких вопросах.

Но коль скоро решения приняты, ему не свойственно было выражать сомнения в их правильности. Раскаивался ли он когда-нибудь? Я ни разу не слышал от него сожалений по поводу принятых решений – а я был свидетелем сотен решений. Лишь однажды я услышал от Бен-Гуриона сожаление по поводу сказанных им слов. После войны 1956 года – победоносной для Израиля Синайской кампании – он однажды сказал: "Теперь пришло третье Царство Израильское". В нашей истории было два царства, теперь наступило третье. Потом он с сожалением обронил: "Мне не следовало бы говорить такое". Других сожалений по поводу принятых решений я от него ни разу не слышал.

Теперь я хочу остановиться на удивительной способности Бен-Гуриона предвидеть ход событий.

Вот несколько примеров. За пять лет до начала Второй мировой войны Бен-Гурион сказал: "Гитлеризм воюет против евреев не только Германии, но против евреев во всем мире". И вот что он сказал дальше: "Гитлеровский режим долго без войн возмездия не протянет. Войн против Франции, Польши, Чехословакии, Советской России и других стран, где живут германские племена. Какой властью мы будем обладать в Палестине в тот страшный час, когда в мире разразится эта катастрофа? Кто знает? До того момента осталось, может быть, всего четыре-пять лет. И мы теперь же должны удвоить наши усилия, чтобы увеличить наше население в Палестине, потому что от этого зависит наше будущее". Это – цитата из выступления Бен-Гуриона в 1934 году. Он не только предвидел сроки начала войны, ее направления и поворотное значение в судьбах мира, но и считал себя обязанным, в силу своего положения, наметить план действий для народа: какие именно решения должны быть приняты, исходя из данного предвидения?

Люди не всегда соглашались с оценками Бен-Гуриона, ибо не всякому было дано видеть ситуацию так, как это умел делать он, но он, тем не менее, указывал, что именно надо делать.

Приведу ещё пример. 1 июля 1945, выступая в нью-йоркской гостинице перед группой людей, Бен-Гурион сказал, что недалеко то время, когда британцы, правившие тогда Палестиной, уйдут из этой страны. А нам, палестинским евреям, предстоит вести войну против всех арабских армий, всех арабских стран. Для операций против местных банд мы вооружены довольно хорошо, но мы не устоим, если придется воевать с регулярными армиями. Нам в Палестине, разъяснял он, надо безотлагательно создавать собственную военную промышленность – и он обратился к присутствующим с призывом выделить деньги на эти цели. Время не ждет, настаивал он, – когда британцы уйдут, начнется война.

Он предсказал эти события за три года до того, как они наступили. Те, к кому обращался Бен-Гурион, были потрясены – они сомневались в правоте его мрачных предсказаний. Разговор продолжался более 7 часов. Но он, в конце концов, сумел убедить 18 собравшихся сделать доброе дело. Они выделили нужные суммы денег на новое начинание, и уже год спустя в Палестину прибыли 950 контейнеров с оборудованием для военной промышленности.

Бен-Гурион предвидел, что роль европейских стран в мире будет снижаться, а роль азиатских и африканских стран – расти. Наступит конец эры колониализма. Он верно оценивал и место Китая на глобальной политической карте, и подъем этой страны в предстоящие десятилетия.

Им владело чувство, что любая ошибка в суждении может иметь самые серьезные последствия для его народа. Поэтому, настаивал он, в политике надо всегда рассчитывать действия на несколько шагов вперед. Когда на заседании кабинета министров обсуждался какой-то вопрос, и кто-то из министров говорил: "Думаю, нам надо сделать то-то и то-то", Бен-Гурион обычно в ответ говорил: "Ладно, хорошо, мы так и сделаем. Ну, а дальше что – что будет дальше?". Министрам не нравилась такая постановка вопроса, но Бен-Гурион возвращался к ней снова и снова, стараясь заглянуть в будущее, предвидеть, чем могут обернуться предпринимаемые шаги.

Сегодняшний день не похож на вчерашний – вот главное, что надо понять, настаивал он. Он любил повторять: "Вчерашнее не похоже на завтрашнее". Во всякий миг в мире происходит что-то новое. Всё находится в состоянии движения, panta rei ("всё течёт"), говоря словами греческого философа Гераклита, которого он любил процитировать. "Есть что-то новое под солнцем, – говорил он. – Ни в природе, ни в истории, ни в материальном мире, ни в мире духовном, в обществе и государстве ничто не стоит на месте. Рутина – первый враг государственного деятеля. Надо объявить войну рутине, устарелым шаблонам действия и мысли. Мы должны обладать полнотой знания о мире – и видеть мир таким, каков он есть сегодня, а не таким, каким он был вчера, или таким, каким мы хотели бы его видеть".

И еще один – последний – пример. В 1953 году, в апогее "холодной войны" между Западом и коммунистическим блоком, Бен-Гурион, отвечая на вопрос журнала "Лайф" ("Что, по вашему мнению, произойдет через двадцать пять лет?"), предсказал: к тому времени человек впервые высадится на Луну, и это будет, вероятно, американец, а между Россией и Америкой начнется сближение. Сказано это было в момент наивысшего накала "холодной войны" между коммунистическими странами и странами демократии. И при этом он даже назвал две причины, по которым между двумя противостоящими блоками не только не будет войны, но и начнется сближение.

Первая причина – страх, а именно страх Советского Союза, перед растущей угрозой Китая. Хотя на тот момент Китай был близким союзником СССР, Бен-Гурион полагал, что в силу древности своей культуры и огромного населения Китай разорвет узы, связывающие его с Советским Союзом, и вскоре встанет на путь совершенно независимого развития – ориентируясь на развитие собственной промышленности и собственное производство вооружений. Что, в свою очередь, побудит Советский Союз начать сближение с Европой и США, дабы выйти из состояния изоляции и на Западе, и на Востоке.

Второй фактор, который будет содействовать тому же процессу, связан с предстоящими изменениями режимов в СССР и в США. Сотни тысяч людей в СССР получают высшее образование, в стране так много исследователей, ученых, а исследователи, ученые не могут жить и работать взаперти – им нужны контакты со своими коллегами во внешнем мире. В силу этого режим в Советском Союзе будет эволюционировать в сторону либерализации. В Америке же, между тем, будет развиваться другой процесс: степень свободы, которой обладают в этой стране отдельные штаты, будет сокращаться. В силу роста производства вооружений и разного рода социальных проблем в США будет происходить концентрация власти на федеральном уровне – на уровне президента, его администрации и других федеральных структур. Таким образом, пути развития России, с одной стороны, и США, с другой, будут постепенно сближаться, что в какой-то момент повлечет за собой сближение двух стран на уровне межгосударственных отношений. Напомню, что это было сказано в 1953 году.

И Бен-Гуриона в то время особенно интересовало следующее: каким образом этот процесс скажется на евреях – евреях в Советском Союзе? В то время евреям в СССР не позволяли ни уезжать из страны, ни создавать еврейские организации, ни заниматься сионистской деятельностью. В мире тогда проходили демонстрации с требованием дать советским евреям свободу эмиграции под лозунгом "Отпусти мой народ на свободу". Этот процесс, считал Бен-Гурион, откроет двери для потока иммигрантов из СССР. И он метался, как лев в клетке, твердя министрам – готовьтесь, готовьтесь... нам предстоит принять, может быть, миллион иммигрантов из СССР. Как будет обстоять тогда дело со школами, больницами, работой? Люди в ответ недоумевали: "О чём это он говорит? Двери наглухо заперты, никакой эмиграции нет – к чему это он говорит?" Выступая по радио в 1959 году, Бен-Гурион сказал, что через десять лет мы можем ожидать притока до миллиона евреев из СССР. Прошло десять лет, и массовая иммиграция из СССР действительно началась.

Я не хочу вдаваться здесь в какую-то мистику. В силу чего человек может прозревать грядущее? Из Библии мы знаем о пророках. Пророк наделен двумя качествами. Во-первых, он способен видеть грядущее, зреющее в настоящем. Во-вторых, он хочет донести до людей послание, испепеляющее его изнутри. Не будучи человеком религиозным или мистически настроенным, я всегда поражался способностям Бен-Гуриона как предсказателя.

Теперь я перейду к характеристике некоторых важнейших решений, им принятых. Самым важным из них было – провозглашать ли независимость Израиля. В ноябре 1947 года ООН приняла резолюцию о разделе Палестины и образовании двух государств – еврейского и арабского. То был один из редких случаев, когда Советский Союз и Соединенные Штаты проголосовали в ООН заодно. Решение было поддержано двумя третями голосов членов Генеральной Ассамблеи. Палестинские арабы отвергли эту резолюцию и начали войну. Арабские страны заявили о неприемлемости резолюции и о том, что они будут воевать, они будут бороться за отмену принятого ООН решения.

Территория Палестины в то время всё ещё находилась под мандатом Великобритании, которой предстояло уйти из Палестины через полгода. Британцы заявили о полном прекращении своих полномочий в Палестине к 15 мая 1948 года. С ноября 1947-го до 15 мая 1948 года в Палестине между евреями и арабами шла война.

И вот наступает 15 мая. Объявим мы о создании государства Израиль или нет? Американцы, в лице Джорджа Маршалла, говорят нашему министру иностранных дел следующее: послушайте, не делайте этого, у вас нет шансов – пять арабских армий вторгнутся и уничтожат вас. Повремените с окончательным решением вопроса. Попробуйте договориться об опеке или каком-то другом решении. Не объявляйте независимости. Помощник госсекретаря уже говорил вам, что мы советуем этого не делать. Но если вы всё-таки на это решитесь, и начнется война, не приходите к нам жаловаться – предупреждаем вас заранее. Монтгомери, герой Второй мировой войны, выразил мнение, что у евреев нет шансов выстоять в такой войне. Бен-Гурион созвал заседание правительства для обсуждения вопроса и сказал: "Сейчас или никогда".

Вопрос был поставлен на голосование. "За" было подано шесть голосов, "против" – четыре. И голосовавшие "против" голосовали так не потому, что были плохими сионистами и были против создания еврейского государства. Они голосовали так из очевидного опасения: в силу естественной логики вещей, 650 000 евреев не смогут противостоять 32 миллионам арабов. У арабских армий были артиллерия, танки, самолеты. А у нас ничего этого не было – были лишь минометы, автоматы и пара орудий. Но людьми владело ощущение, что если мы не совершим этого сейчас, мы, может быть, никогда этого не совершим.

Итак, независимое государство было провозглашено: Бен-Гурион огласил соответствующую декларацию. А восемь часов спустя начался обстрел Тель-Авива, и в Палестину вторглись войска пяти арабских стран: Сирии, Ливана, Ирака, Иордании и Египта. Участвовали в операции и добровольцы из Саудовской Аравии. Но главную опасность представляли регулярные войска пяти арабских стран, располагавшие тяжелым вооружением и самолетами.

Война длилась более года. В конце концов, евреи одержали победу. Победа досталась дорогой ценой – шесть тысяч человек погибло, экономика была разрушена, страна лежала в развалинах. Но еврейское государство удалось отстоять. Во время войны Бен-Гурион регулярно выступал по радио. В его обращениях к народу неизменно присутствовало три момента. Во-первых, характеристика реально сложившейся ситуации – он говорил правду, какой бы горькой она ни была. Во-вторых, он говорил о том, что надлежит делать. И в-третьих, он выражал надежду на победу – при условии, что то, что надлежит сделать, будет сделано. Как бы трудно ни было, он никогда не терял оптимизма.

Я помню, как в 1961 году Бен-Гурион нанес визит Уинстону Черчиллю в Лондоне. Обсуждалось положение на Ближнем Востоке. Бен-Гурион выразил Черчиллю свое восхищение. Черчилль, со своей стороны, заметил: "Вы – отважный лидер великой нации".

Итак, мы добились независимости. Но на этом проблемы не кончились – это было лишь начало дела.

Надо было организовывать армию. В стране не существовало регулярно организованной армии. Имелось три подпольных военных организации, состоящие из приверженцев различных политических направлений. Была небольшая группа "Лехи" – организация Освобождения Израиля – численностью примерно 500 человек, возглавляемая Ицхаком Шамиром, который позднее станет премьер-министром Израиля. Во главе второй организации – "Этцель", Национальной военной организации, насчитывавшей около 5000 человек, – стоял Менахем Бегин, в будущем также премьер-министр. А самая большая организация – "Хагана" -возглавлялась самим Бен-Гурионом.

В ней состояло около 50 000 человек. Правительство решило, что вместо трех военных организаций, воюющих с арабами на разных фронтах без взаимной координации усилий, в стране должна быть одна армия.

Итак, поскольку мы основали государство, у него должна быть единая армия. И бойцы из упомянутых организаций стали вступать в эту армию. Однако не все согласились с таким решением. Те, что были в Иерусалиме, заявили, что Иерусалим не является частью еврейского государства, а есть corpus separatum, нечто отдельное, и поэтому они имеют право на организационную независимость. И имел место неприятный инцидент, когда из Европы прибыл корабль с людьми, оружием и боеприпасами, направлявшийся для организации Менахема Бегина. Эта последняя отказывалась передать оружие армии Израиля и вознамерилась оставить его у себя, чтобы и далее действовать как независимая военная организация. Но Бен-Гурион принял решение: нет, раз у страны есть одна армия, то всё оружие должно быть передано ей; независимая военная организация Бегина должна быть распущена, а ее члены будут мобилизованы в армию в индивидуальном порядке. Между конфликтующими сторонами состоялись переговоры, после чего часть оружия была сдана армии; однако организация Бегина отказалась выполнить требование о полном самороспуске. Когда корабль с боеприпасами подходил к причалу в Кфар-Виткин, БенГурион отдал приказ открыть по нему огонь. В результате обстрела судно загорелось, 19 человек на его борту погибли, было много раненых. Возникла опасность гражданской войны. Но Бен-Гурион был тверд в своем решении: в государстве должна быть одна армия и не должно быть никаких независимых вооруженных организаций, предпринимающих военные действия по своему усмотрению.

Решение не было простым. Многие возмущались. Инцидент с кораблем "Алталена" по сей день помнят в Израиле. Некоторые говорят: понимаете, не отдай он тогда такой приказ, не было бы у нас сегодня единой армии – поэтому это было исторически верное решение. Другие осуждают Бен-Гуриона за то, что, отдав приказ стрелять, он пролил кровь, еврейскую кровь, убил людей и т.д., и т.п. Я не припомню ни одного его решения, которое не было бы встречено в штыки той или иной стороной. У него всегда находились критики, оппоненты. Чтобы завоевать поддержку большинства, ему приходилось спорить, настаивать, подыскивать аргументы.

Ладно. Итак, есть у нас армия, есть и победа в войне. Но встает вопрос о людях, желающих переселиться в Израиль. Ведь израильское государство было создано не только для тех 650 000 человек, которые населяли его в 1948 году. Оно должно было абсорбировать беженцев из концлагерей, переживших Холокост. Сотни тысяч беженцев из Европы, а ещё и сотни тысяч евреев из арабских стран, желающих поселиться в Палестине, в государстве Израиль. Как тут поступить? Принять всех этих людей? Но для всех не найдется жилья, работы. Так что придется вводить систему отбора. Кого-то принимать, а кому-то отказывать. В правительстве и обществе многие придерживались мнения, что мы не можем принимать всех подряд. Надо установить какой-то лимит на иммигрантов – допустим, 10 000 или 100000. Но Бен-Гурион принимает решение: "нет, мы будем принимать всякого, кто желает сюда переселиться или вынужден покинуть страну своего проживания, чтобы переселиться сюда". Он часто повторял эту мысль: "Мы хозяева в этой стране, у нас свое государство, сейчас худо-бедно мы можем принять людей, а завтра неизвестно что будет". И в течение четырех лет иммиграция в Израиль составила 750 000 человек. То есть, страна с населением 650 тысяч приняла 750 тысяч человек – рост населения в течение четырех лет составил 120%. Иммигрантам приходилось жить в палатках или жалких лачугах – домов для них не было. Я помню, как я посещал тогда эти лагеря, – летом там люди мучились от жары, а зимой от холода. Военнослужащие армии Израиля привлекались для преподавания детям, помощи старикам и больным.

Премьер-министр Ирака Нури Саид заявил тогда, что он позволит евреям выехать из Ирака в Израиль при одном условии – чтобы все они, а их насчитывалось 130 000, выехали из страны в течение трех месяцев. Сможете ли вы их принять? Хватит ли у вас для них продовольствия? Где они будут жить? Где будут учиться дети? Но Бен-Гурион и на этот раз решил по принципу – сейчас или никогда. Мы потеснимся, мы поделимся с ними хлебом, мы пожертвуем на них часть своей зарплаты, но мы ответим им "да". И по прошествии краткого периода времени – правда, не трех месяцев, но одного года – большинство иракских евреев (более 100 000 человек) переселилось в Израиль.

Так Израиль стал тем, чем он должен был быть – прибежищем для беженцев, переживших Холокост, беженцев из арабских стран и мигрантов из Европы, Северной и Латинской Америки, сионистов, а также людей, эмигрирующих в Израиль по религиозным мотивам. Это – древняя земля наших праотцев, земля Библии. Так Израиль вобрал в себя переселенцев и беженцев из 102 стран, людей, говорящих на 80 разных языках. И по отношению к ним мы должны действовать в двух направлениях, которые, возможно, противоречат друг другу. С одной стороны, надо пытаться найти то, что всех этих людей объединяет. Они ведь такие разные по языку, культуре, по всему. Надо стараться найти для них определенный общий знаменатель, чтобы слепить из них одну нацию. С другой стороны, они не должны забывать или терять присущие им традиции, особые культурные и художественные черты. То и другое приходится делать параллельно и одновременно.

А в экономике – что делалось в этой сфере? Во время войны, как я сказал, шесть тысяч погибло, тысячи были ранены, экономика была в развалинах. Помощь поступала, в основном, из двух источников. Первый – это пожертвования от евреев со всего мира, из Америки и других стран, но главными жертвователями были наши собственные люди – жители Израиля, готовые переносить режим самой суровой экономии. Нельзя было достать белого хлеба – только черный, нельзя было достать яиц – только яичный порошок, молоко было только для детей, да и то понемногу. Если вам нужна пара обуви, ее можно получить только по купонам. Люди жили в суровых материальных условиях, но они готовы были жертвовать благополучием, ибо делали это во имя идеала, ради высокой цели, а не просто подчиняясь диктату.

В поисках источников финансовых средств некоторые пришли к мысли о том, что пора нам сказать Германии: "Германия, мы считаем морально оправданным потребовать, чтобы страна, ответственная за убийство шести миллионов евреев, помогла устройству тех, кто пережил Холокост".

Но эта идея встретила сильное сопротивление со стороны не только тех, кто пережил Холокост. Люди говорили: "Что? Вы собираетесь говорить с немцами, нацистами после всего того, что они нам сделали? Вы только руки себе испачкаете". Или так: "Что? Вы собираетесь получить деньги за шесть миллионов убитых евреев? Во сколько же долларов вы оцените каждого? По-вашему, так они и расплатятся за шесть миллионов евреев?".

Нет, расчет производился по другому принципу: сколько денег нужно для устройства одного беженца, считая расходы на жилье, одежду, школу для детей? Умножьте это на число беженцев – и вы получите искомую сумму. По этому вопросу состоялись переговоры, и в 1952 году в Люксембурге министр иностранных дел Израиля Шаретт и представители международных еврейских организаций подписали соглашение. Со стороны Германии его подписал Аденауэр.

По этому поводу проходили демонстрации, шли жаркие дебаты в Кнессете. Я присутствовал там. Дебаты проходили после многотысячного митинга у кинотеатра "Сион" в Иерусалиме, на котором Менахем Бегин выступил с пламенной речью против всяких переговоров с Германией. После этой речи тысячи людей пришли к Кнессету и стали бросать в здание камни. Я находился тогда в Кнессете, где шли дебаты по этому спорному вопросу. Толпа демонстрантов принялась бить стекла и атаковала полицию. Министр обороны Бен-Гурион был вынужден вызвать армию для разгона буйствовавшей толпы. После дебатов (которые были очень жаркими) Бен-Гурион заручился поддержкой большинства в парламенте. Большинство было незначительным, но, тем не менее, это было большинство.

Со временем стало ясно, что соглашение с Германией об экономической помощи существенно помогло Израилю в реализации программ абсорбции беженцев. Но этой помощи на всё не хватало, и необходимые дополнительные средства поступали от людей еврейского происхождения со всех уголков планеты. Затем помощь стали оказывать Соединенные Штаты. Но это началось уже позднее, значительно позднее.

Еще одна тема вызвала в Израиле жаркие дебаты, и Бен-Гуриону пришлось принимать по этому вопросу решение. Началась "холодная война" между Советским Союзом и Америкой. Какова наша позиция в этой войне? Вопрос нелегкий. С одной стороны, всего несколько лет прошло после Второй мировой войны, и в Израиле многие испытывали благодарность России за ее роль в той войне. Неподалеку от центра Иерусалима была стоянка такси, называвшаяся "Сталинград". Люди помнили Сталинград, этот апогей героизма русских. Помнили о том, что русские были освободителями Аушвица, о жертвах русского народа в той войне. И о том, что русские сражались с нашим врагом, немецкими нацистами. Симпатии к России были велики. И дело тут было не только в войне. Значительная часть литературы, написанной в предшествующие годы на иврите, была написана евреями из России, поскольку многие сионистские активисты были выходцами из России. "Габима", национальный театр Израиля, был основан первоначально в Москве, с ориентацией на теории Вахтангова и Станиславского. Популярны были и песни, в которых мелодия была русской, а слова на иврите. Если мы, израильтяне, станем петь вам наши так называемые израильские песни, вы посмеетесь, потому что очень многие из них – это русские песни, которые мы у вас "увели", так сказать, переведя их на иврит. В то же время, было и нечто еще более важное – Россия, через посредство Чехословакии, помогла нам поставками оружия в тот момент, когда мы в них остро нуждались. Это помощь была очень важна. Так что многие в Израиле ощущали свою причастность к советскому лагерю.

Но не Бен-Гурион. В 1953 году он подал в отставку с поста министра обороны (он говорил, что уходит временно, на год или около того) и удалился в пустыню, "в затвор". Там он написал серию статей, в которых, между прочим, обрушился с критикой на существующий в СССР режим. Он характеризовал его как диктатуру, идеологически враждебную демократии. Мы, в отличие от СССР, – демократическая страна, наше государство – демократическое государство. Он подчеркивал, что Россия, в отличие от демократических стран, не позволяет евреям эмигрировать; в России, в отличие от стран свободного мира, евреи не могут жертвовать деньги для Израиля, между тем как Израиль нуждается в иммиграции, нуждается в пожертвованиях. Такова была позиция Бен-Гуриона.

По этому вопросу происходили жесткие противостояния в семьях, в поселениях. Часть жителей поселения выступала за ориентацию на Россию, другая часть – на западный мир. Эти противостояния затрагивали и экономические отношения – поселения распадались на части. То же происходило в семьях, между отцом и сыном. Я хорошо помню те давние конфликты. Но я хорошо помню и то, что ситуация изменилась после опубликования знаменитой речи Хрущева на ХХ съезде КПСС. Тогда ситуация кардинально переменилась. Но вы это знаете лучше меня – я не собираюсь анализировать эту проблему.

Я рассказываю лишь о том, что нам посчастливилось видеть, как действовал этот человек, оказавшийся в нужном месте в нужное время. И решения, которые он принимал, принимались им не в диктаторской манере. Он умел влиять на людей, убеждать людей, и люди в конце концов признавали его правоту.

Я уже говорил, что Бен-Гурион обладал способностью предвидеть будущее. Между прочим, запомнились мне и его слова о том, что "однажды ученые научатся управлять погодой и менять цвет кожи". Поживем – увидим.